11
- Почему это, - спросил Лузгин, - я должен, как ты говоришь, разбиться в лепешку, когда вы сами ни черта не делаете?
- Мы не делаем? - взревел Ломакин. - Мы не делаем?
Они сидели втроем с Земновым в наемной квартире земновского фонда на самой окраине города. Лузгина на эту встречу привезли по его настоянию, и он уже сам был не рад, что напросился. Весь вечер они с Ломакиным орали друг на друга, Земнов же молчал с отстраненным видом, изредка выходил в соседнюю комнату, кому-то звонил, возвращался и снова молчал. Лузгин свои вопросы адресовал именно ему, но отвечал почему-то Ломакин, перебивая и размахивая руками. Лузгин еще подумал: хороша "конспиративка" - мы так кричим, что слышно за версту.
- Черт с вами со всеми, - обессиленно проговорил Лузгин. - Совершенно бессмысленный разговор. Использовали девку, меня использовали, а там хоть трава не расти. Я вас понял, ребята. Только ничего у вас не выйдет. Я пальцем не пошевелю, пока вы девку не вернете. Вам ясно?
- Нам ясно, - ответил Земнов. - Одевайтесь, Владимир Васильевич.
- Ты что, - изумился Ломакин, - хочешь взять его с собой?
- Поехали, - сказал Земнов. - Темно уже, поехали.
На улице они уселись в тот же обшарпанный "уазик-хантер" с круговой неразборчивой надписью на дверцах, что привез сюда Лузгина, - он еще подивился, откуда у фонда такое старье. Ну вот, подумал Лузгин, глядя в мутное стекло на поплывшие мимо черные баки для мусора, вот все и разрешилось, он совершенно свободен и никому не должен, девчонку отыщет милиция, и ничего такого ему теперь не надо делать с больным несчастным стариком, а просто дописать книгу, получить деньги и свалить отсюда к конкретной матери - хоть в гадскую Тюмень, хоть к Славке Дякину в его забытый богом Казанлык, да хоть куда, лишь бы не видеть больше никогда ни Земнова с Ломакиным, ни майора Сорокина, ни возникшего неожиданно из московского потустороннего небытия господина начальника по фамилии Слесаренко, у которого он вчера побывал.
Лузгин долго объяснял по телефону женскому голосу в приемной, кто он такой и зачем ему нужен начальник. Голос никак не мог понять, что Лузгину надо просто повидаться со своим старым знакомым - такой формулировки в служебном обороте не существовало. Голос переспрашивал: "Вы по какому вопросу?" - Лузгин не вытерпел и сдался: "По личному".
- "Вам перезвонят", - ответил голос, и ему действительно перезвонили, сообщив, что его примут в семнадцать тридцать. Он как раз успевал после оргкомитета. Ему понравилось время - самый конец рабочего дня; он станет, видимо, последним посетителем - чтобы без лимита, по давнему приятельству.
В конце девяностых годов Виктор Александрович Слесаренко служил заместителем градоначальника Тюмени, потом первым замом мэра в северном нефтяном городе, где они с Лузгиным и его другом и одноклассником банкиром Кротовым оказались в одной выборной упряжке: Слесаренко баллотировался на место застреленного мэра, Кротов рулил финансами кампании, Лузгин обеспечивал пиар. В конце концов там все порушилось и не случилось: Слесаренко снялся с выборов и получил хороший пост в Москве, друг Кротов бежал от происков прокуратуры и вскоре несуразно умер, Лузгин же попросту остался не у дел и вынужден был откатиться в Тюмень почти без денег и с большой обидой.
Слесаренко он узнал на лестнице сразу, хотя этот большой и тучный в прошлом человек теперь по-модному осунулся. Осталась в нем и памятная Лузгину отстраненность: в любой компании чиновников (и выше рангом, и пониже) Слесаренко держал себя немножко наособицу, как бы все время сбоку: он и другие, другие и он. Истолковывалось это всегда неверно: причиной было не высокомерие, а кое-что наоборот; оно и привлекало в нем людей.
Лузгин, когда его впустили, вошел и поздоровался с порога. Слесаренко говорил по телефону; кивнув Лузгину, пальцем указал на ближний стул. Был он собран, деловит, уверенно спокоен, с лицом в морщинах, но не дряблых старческих, а твердых, словно вырезанных четко мастеровитой рукой. Хорошо выглядит, мерзавец, с улыбкой подумал Лузгин. Он еще не решил окончательно, зачем сюда пришел: просто так или по делу.
- Ты что, не брился? - спросил Слесаренко, положив трубку и щуря глаза.
- Почему это? - сказал Лузгин, смешавшись. - Утром брился, но к вечеру щетина отрастает. А я вам не француз, чтоб бриться дважды в день.
Слесаренко весело захмыкал, вздрагивая плечами.
- Молодец, узнаю, узнаю… А я было решил: ну все, опустился товарищ писатель.
- Ни фига себе, - сказал Лузгин. - Мой костюм-то не дешевле вашего, а вы мне говорите: опустился.
- Я не на костюм, я на человека первым делом смотрю, - сказал Слесаренко, и Лузгину не понравилась его интонация: то ли оскорбительная, то ли нравоучительная, но, в любом случае, обидная для собеседника. Не стоит с этой московской сволочью ни о чем серьезном разговаривать, подумал Лузгин и вслух спросил:
- Каким ветром к нам, Виктор Александрович?
- Да разными, разными ветрами, Владимир Васильевич,
- вполне человеческим голосом ответил ему Слесаренко.
- Ты лучше расскажи, как ты здесь очутился. Вот уж не думал…
- Иван Степанович Плеткин - мой тесть.
- Да ты что! - Слесаренко поджал губы и покачал головой. - Интересно, интересно… Встречаетесь со стариком?
- Я у него живу.
- Ах, вот как?..
- Юбилейную книгу пишу про компанию.
- Теперь понятно… Ну, что же, рад видеть, рад видеть…
- Лузгина уже начинала раздражать эта новая слесаренковская привычка повторять слова. У брата в детстве была манера в шахматах сходить, а затем перехаживать; Лузгин бесился и щелкал брата по лбу средним пальцем. Увы, сейчас и здесь такого он себе не мог позволить, а потому спросил из вежливости:
- Вы к нам надолго?
- По обстоятельствам… Как семья Кротова? Я слышал, они по-прежнему на Кипре? Мне очень жаль, что с ним так получилось.
- Вы его помните?
- Конечно, - сдержанно ответил Слесаренко. - Как у тебя? Женат?
- Сейчас вы спросите: на ком? Женат, и на своей жене, хотя формально мы в разводе. А если вы про ту историю на выборах…
- Да нет, ну почему? - смутился Виктор Александрович и снова стал похож на человека. - Я, между прочим, тоже женат.
- Я слышал: на американке. Кто она, если не секрет?
- Как ты - по прессе. Познакомились в Бостоне, я там три года работал.
- С вами приехала?
- Пока в Москве…
- Опять же, если не секрет: на много вас моложе?
- Ей скоро сорок.
- Изрядно, - произнес Лузгин и сам не понял, что имел в виду: возраст супруги или разницу в годах. - А это правда, что вас сюда американцы назначили?
Он уже слышал немного про нового "вице": и про жену, и про Штаты. "Севернефтегаз", от которого отпочковался в свое время "Сибнефтепром", давно уже принадлежал американской компании "Аноко", ныне прикупившей часть активов СНП и приславшей Слесаренко "блюсти интересы".
- Как вы вообще в "нефтянке" задержались? Я, честно, думал: это временно.
- Вообще-то я, к твоему сведению, в Тюмени нефтегазовый окончил…
- А в Штатах? Поди, Гарвард?
- Курс в Бостонском технологическом.
- Не слышал о таком. Тяжеловато было? Все-таки возраст..
Слесаренко пожал плечами и глянул на часы - прямоугольные, белого металла, дугою обтекавшие запястье. Припомнились пудовый "Ролекс" Геры Иванова и тяжкий грохот по столу, что отвлекло внимание, но краешком его Лузгин все же уловил тональность новой фразы Слесаренко и спросил настороженно:
- Не понял, вы о чем?
Вице-президент компании соединил ладони, направив пальцы ледокольным клином прямо Лузгину в лицо.
- Я же тебя помню и знаю, Владимир. Ты почти не изменился.
- А вот вы…
- Не перебивай, пожалуйста. Ты ведь довольно умный и корректный человек, с тобой легко работать…
- Ну не скажите!
- При всех твоих творческих вывертах. Но когда тебе что-то надо от начальства, ты начинаешь дерзить. Вот я и спрашиваю тебя: за чем пожаловал?
Он так и произнес раздельно: "за" и "чем". Лузгин уж было удивился его памяти и сообразительности, но вовремя уразумел, что пугающая проницательность господина начальника на самом деле есть незыблемая чиновничья уверенность, будто от них всегда и всем что-то нужно. Он вспомнил, что был в Тюмени мэр, любой разговор с посетителем начинавший фразой: "Цена вопроса?" - ибо знал по опыту, что рано или поздно станут просить денег, так лучше сразу к делу, то есть к деньгам, не теряя времени.
- Я вас когда-нибудь о чем-нибудь просил? Ну, в смысле - для себя?
- Не было такого, - ответил твердо Виктор Александрович.
- Вот именно. Так в чем же дело?
- А дело в том, что я имел беседу с Харитоновым. И он меня предупредил. Так что я в курсе твоей проблемы.