Он еще не докурил, как рядом возник улыбчивый Сорокин, легко скользнул за стол и беззаботно принялся листать меню.
- "Сказка странствий!"… "Ночи Андалузии!"… Вас не настораживает, Владимир Васильевич, что "Андалузская ночь" включает в себя русскую редьку?
- Я не читал, - сказал Лузгин, неприятно озадаченный легкомыслием Сорокина: тут бандит в двух шагах ошивается, а человек из органов устраивает балаган. А впрочем, ничего удивительного - мавр сделал свое дело, мавром можно пренебречь…
- Расслабьтесь, - произнес Сорокин, улыбаясь, - вам ничто не угрожает.
- Да уж, - съязвил Лузгин.
- Вы дома. Вы на своей земле. - Голос Сорокина звучал тихо и твердо. - А он - нет.
- Ошибаетесь. Вы не знаете этих людей.
- Мы их знаем, поверьте. К тому же он вас не заметил.
- С чего вы взяли? А-а, - догадался Лузгин, - у вас здесь есть свои люди? Вы его проследили?
- А вот шуметь не надо, - слегка нахмурился Сорокин. - Лучше расскажите мне все, что вам о нем известно. И не делайте такое, вы уж простите меня, шпионское лицо. Улыбнитесь, расслабьтесь, все в порядке. Я вас слушаю.
- Вы полагаете, здесь можно говорить?
- Вполне. Кричать не следует, а так…
Стараясь не слишком часто оглядываться на вход, Лузгин рассказал Сорокину, как вместе с ротой русской армии попал из Тюмени сначала в Ишим, а затем в деревню Казанлык на границе с бывшим Казахстаном. Махит в той деревне был командиром отряда самообороны, главным работодателем и вообще хозяином, на которого трудились как местные жители, так и пришлые, бежавшие с юга от фундаменталистской резни. Армейский блок-пост у деревни был уничтожен отрядом моджахедов бригадного генерала Гарибова, явившихся на свой традиционный промысел - грабить поезда на Транссибирской магистрали. Махит участвовал в казни русских военнопленных, под угрозой смерти заставив Лузгина снимать "процесс" на телекамеру. Судя по всему, он был в тесном контакте с Гарибовым и, как говорили, контролировал поставки наркотиков с юга. Лузгину представился случай к побегу; с отрядом русских партизан он вернулся в деревню, духов выбили из Казанлыка, Гарибов исчез, а вот Махит остался жив и невредим: партизаны его не тронули.
- Почему? - спросил Сорокин.
- Сам не знаю. Он вроде как "фактор стабильности". И нашим, и вашим, короче. Из деревни ушел вместе с партизанами. Попали под обстрел ооновского вертолета - партизаны для них вне закона. Махит исчез в лесу вместе с украинским наемником по имени Николай. Мы с Ломакиным решили пробираться на Север…
- Почему не в Тюмень?
Лузгин пояснил, что его могли отдать под суд: он же брал в руки оружие. С точки зрения ооновцев, теперь он - тоже партизан и террорист.
- Понятно.
- Вы его возьмете?
- Не так все просто, - покачал головой Сорокин. - Вы знаете, с кем ваш Махит сейчас беседует? С Мамедовым.
- А это кто такой?
- Крупнейший после Агамалова и вашего тестя акционер "Сибнефтепрома".
- Вот как? Минуточку… - Лузгин задумался. - Что получается? Наркотики, деньги, Гарибов, Махит, Мамедов, акции компании… С ума сойти.
- Опасно мыслите, - проговорил Сорокин без улыбки. - Эдак я и в самом деле начну за вас беспокоиться.
- Послушайте! - Лузгин старался говорить спокойно и убедительно. - Американцы давно свихнулись на борьбе с терроризмом. Если сейчас им подсунуть Махита с Мамедовым… В конце концов, мы с Ломакиным могли бы дать показания.
- Бессмысленно, - сказал Сорокин. - Борьба борьбой, а деньги деньгами. Если всплывет, что в капитале компании задействованы средства наркобизнеса, будет огромный скандал, американцы потеряют и лицо, и прибыль. Нет, они на это не пойдут. Более того, сдадут Махиту и Ломакина, и вас.
- Вот здрасьте! - выпалил Лузгин. - А сами говорили мне: расслабьтесь, успокойтесь!..
- Пока вам нечего бояться. Ведь вы же ничего не знаете и никого не видели.
- А если вдруг увижу? Вот выйду в коридор и снова на него наткнусь. Как мне себя вести? Обниматься с ним, звать милицию?
- Ведите себя естественно.
- Например?
- Ну, дайте ему в морду.
- Это будет выглядеть естественным, по-вашему?
- На мой взгляд, - вполне.
- Да ну вас к черту, - проворчал Лузгин. - Скажите лучше, что там с внучкой Плеткина.
- Пока ничего нового.
- То есть вообще ничего?
- Работаем, - сказал Сорокин.
- А если надавить на прокурора?
- Как вы это себе представляете?
- Вам лучше знать.
- Я же сказал: работаем. Заказывать что-нибудь будете?
- Нет. Мне долго здесь сидеть?
- Как пожелаете.
- Тогда я лучше к Пацаеву вернусь. Вы меня проводите?
- Разумеется, - приятно улыбнулся человек из органов.
На выходе из ресторана Сорокин снова взял его под руку, и принялся вполголоса обсуждать перипетии Боренькиного игроцкого счастья, и делал это так смешно и натурально, что не было ни повода, ни смысла пугливо озираться в поисках Махита; минуя бар, Сорокин и вовсе заслонил обзор своей спиной.
Бореньки на месте не оказалось. Лузгин спросил о нем Марину, но девица-крупье лишь дернула плечами. Сорокин пожал руку Лузгину и сел к рулетке с беспечным видом знатока. Когда он наклонился под резкий свет лампы, чтобы сделать ставку, Лузгин с мимолетным злорадством приметил на воротнике его костюма россыпь перхоти.
Он не нашел Пацаева, да и не слишком усердствовал в поисках; ноги сами несли его к выходу. В гардеробе, поправляя перед зеркалом складку шарфа, он увидел за спиной лицо Ломакина.
Развлекательный комплекс "Империал" располагался на речном берегу прямо напротив центрального района города. В километре имелся соединявший берега мост, но зимой по льду реки от "Империала" к центру намораживали пешеходную дорожку, обрамленную высокими, на манер крепостных, стенами из ледовых разномастных блоков. Для безопасности дорожку посыпали каменной крошкой, похожей на мраморную; врезаясь в лед под тяжестью шагов, крошка издавала мерзкий скрип. Ломакин был без шапки, и по мере продвижения его лысая макушка сияла разными цветами, отражая свет гирлянд, тянувшихся над ледяными стенами.
- Не нашли? - спросил Лузгин. Ломакин не ответил. - Жалко старика.
Джип стоял носом к дорожке. Ломакин постучал в окно водителю, тот припустил стекло и что-то сказал. Лузгин обходил капот машины и не расслышал.
- Земнова подождем! - крикнул ему Ломакин.
- Я тогда подышу.
Вот ты и снова влип, сказал себе Лузгин, трогая ботинком скат сугроба перед входом на дорожку. Ведь если ты узнал Махита с полувзгляда, то и он наверняка должен был тебя узнать. И коли у него начнутся неприятности, нетрудно будет догадаться, кто тому виной, а неприятности начнутся непременно и, может статься, уже начались - кто знает, что за планы у людей Сорокина. И даже неясно, кого представляет Сорокин: госбезопасность, бюро по борьбе с терроризмом или местное отделение Интерпола. Спросить бы в открытую, да поздно. Ломакин-то едва ли в курсе, а вот Земнов знать может, он ведь сам из органов. Но, судя по тому, как на него и фонд наехали менты, с крышей у Земнова слабовато. Впрочем, из кутузки вышел быстро; видно, некая сила имеется. Теперь представим, что Сорокин взял Махита. Причастен ли тот к похищению внучки старика? Напрямую - едва ли, но связь существует: наркотики. К похищению Ломакина он уж причастен точно - Ломакина держали в Казанлыке, а там Махит был самым главным. Итак, схема простая: берем Махита и предлагаем обмен. У прокурора требуем вернуть заявления, мотив такой: были не в себе, подвергались давлению. Вопрос закрыт, но что делать с Ломакиным? Если Махит работает в контакте с Мамедовым, совладельцем "Сибнефтепрома", тогда получается, что заговор против Ломакина действительно составлен здесь, и зря старик пытался убеждать в обратном. Или не зря, а преднамеренно, стараясь отвести грядущую опасность. Тогда сказал бы прямо, по-мужски, Лузгин бы понял, и Ломакин тоже… Короче, так: вернется Анна - скажу Ломакину, пусть бросает все и уезжает, ничего у него не получится, а сам дописываю свою книгу, и дальше будет видно…
Ледяной коридор был ярок и пуст, словно декорация к зловещей сказке. Лузгин сделал несколько шагов внутрь, снег с крошкой хрустел под подошвами. В стенах коридора были оставлены окна-бойницы, и ночной город смотрелся сквозь них как набор подарочных открыток. Из бойниц сквозило резким ветром, у Лузгина замерзли уши, он снял шапку и принялся отгибать вниз ее пижонскую опушку. В подобном виде шапка делала его похожим на пленного немца, как-то раз он увидел себя в зеркальной витрине магазина и впредь таким макаром старался шапку не носить.
Лузгин расправил слежавшийся на сгибе мех. В глубине ледяного коридора на фоне мерцавшего неоном "Империала" появились две фигуры в темном, одна заметно выше другой, и стали быстрым шагом двигаться по направлению к Лузгину. Ширина реки в этом месте была чуть более ста метров. Лузгин ни с кем встречаться не хотел; он нахлобучил шапку, с коньковым скрежетом провернулся на каблуках и тут же развернулся снова, потому что в деревне Казанлык к нему из переулка вышли трое, и тот, кто шествовал тогда посредине, сейчас шагал по коридору слегка в тени своего высокого спутника.
Запрыгнув на сиденье джипа и хлопнув дверцей, Лузгин сказал отрывисто:
- Махит идет! Поехали!
- Где? - всем телом дернулся Ломакин.
Лузгин показал пальцем сквозь стекло. Две темные фигуры приближались.
- Сидеть, - сказал Ломакин, толкая дверь плечом.
Парень на водительском месте почувствовал неладное, развернулся к Лузгину и неуверенно спросил:
- Знакомые, да?