Санитары отступили к стенам, пропуская Земнова и Анну. В коридор вбежала Катя с пуховым платком, следом Тамара с руками на горле, Елизавета с мальчиком… Санитары сомкнулись, Катя стукнулась в них, Земнов обернулся и поверх санитарских плеч выхватил у Кати платок. Дверь захлопнулась, Анна за дверью крикнула: "Мама!", послышались возня и топот, Катя бросилась вперед, Лузгин схватил ее за плечи, развернул, прижал к себе и увидел в зеркале свое лицо - серое, с выпученными глазами. Потом сидели в кухне, пахло валерьянкой, женщины плакали, мальчик Кирилл нюхал рюмку и морщился, Лузгин потел и не знал, как уйти. Тамара взяла его за рукав и вытащила в коридор, где Лузгин увидел свою шапку, валявшуюся на полу как сбитая машиной кошка.
- Володя, я все понимаю. - Жена подняла шапку и сунула ему в руки. - Но почему так дорого?
- Педагогика, - вздохнул Лузгин. - Семья должна платить… Ну, за то, что допустила…
- А ты не мог бы…
- Нет. Кстати, где Костя? Он же знал, что сегодня, он обещал приехать.
- Где, где… - Тамара понизила голос. - Прячется на своей "точке", вот где. Обычная позиция мужчины сидеть в кустах, когда… Как будто сам не знаешь! Ему же предлагали место в аппарате, так нет - уперся, ни в какую.
- Любимая работа, - сказал Лузгин.
- Любимая семья! - прошептала Тамара, размахивая сжатым кулачком. - Да ты же не поймешь…
- Ну почему?
- Да потому…
- Ну ладно, мне пора.
- Спасибо, Володя. - Лузгин вздрогнул; за тридцать с лишним лет он так и не привык к мгновенным переменам ее настроения. - А мы уже не знали, что и делать… Будем надеяться, будем надеяться… - Глаза Тамары снова стали мокрыми, Лузгин буркнул: "Ну, ну", - и погладил жену по спине. О черт, его же внизу ждет Ломакин!
Он пообещал Тамаре, что вечером заглянет или позвонит.
- Извини, - сказал Лузгин, забравшись в машину. - Сам понимаешь, что там сейчас творится. - Он глянул на часы. - Мужики, я могу опоздать, уже полдвенадцатого.
- Успеешь. Поехали, - скомандовал Ломакин водителю, - а ты слушай, Володя. Вот здесь, - он положил на сиденье тонкую папку, - кое-что по твоему старику. Изучи внимательно. И смотри, чтоб старик не увидел, иначе он тебя в два счета вышвырнет.
- Я изучу, конечно, но в чем смысл?
- Не получится напрямую с Агамаловым - выйдем на него через старика. А это - ну, так, инструменты воздействия.
Они остановились за квартал до здания "Сибнефтепрома". Уже ученый в конспирации, Лузгин без разговоров сунул папку в свой портфель и потянулся к дверной ручке, когда на плечо ему легла тяжелая Валькина ладонь.
- Пять минут, - сказал Ломакин. - Пять минут, и мы короли.
- Или трупы, - хихикнул Лузгин; Ломакин толкнул его в спину и выругался.
В кабинете Бореньки Пацаева его поджидало изрядное разочарование: встречу в полдень назначил отнюдь не Хозяин, а "всего лишь" главный инженер. Увидев кислую морду товарища, Боренька нахмурился и зашептал сердито: ты что, дурень, смотри вперед, Хозяин скоро свалит за кордон, и президентом станет главный, так что столби отношения, тут прекрасный случай показаться…
Лузгин пока что не встречался с главным инженером Ивановым, как и с другим первым замом Хозяина, американцем по фамилии Коэн. Жизнь обитателей Белого дома была укрыта от глаз простых смертных: охрана, отдельный вход, особый выезд в кованом заборе и вертолетная площадка, где суточно дежурил маленький красивый геликоптер, еще ни разу не летавший на глазах у Лузгина. А он еще помнил атмосферу нефтяных "контор" начала восьмидесятых, когда в кабинетах начальников вечно толпились люди, курили и ругались матом, и молодые там орали громче всех, и среди этих молодых в одном из самотлорских трестов корреспонденту Лузгину представили бурового мастера Геру, руководителя комсомольско-молодежной бригады, вслед за "стариками" замахнувшейся на сто тысяч метров буровой проходки в год. Грядущий подвиг посвящался очередному съезду комсомола. По соседству бурил орденоносец и лауреат Ефим Захарович Лыткин, и молодые наглецы из Гериной бригады повесили на своей вышке огромаднейший плакат "Ну, Лыткин, погоди!". Лузгин тогда смотался к Лыткину на тягаче лишь только для того, чтобы проверить, разборчиво ли виден с вышки дяди Фимы сей образец комсомольско-молодежного нахальства. В итоге Герина бригада "сотку" сделала, но Лыткин пробурил сто двадцать, а корреспондент Лузгин за телерепортажи о трудовом соперничестве получил премию обкома комсомола и почетную грамоту обкома "большого", партийного. Половину премии он отдал жене, половину пропил с телегруппой, а грамоту вручил на сохранение маме. Такая вот была история.
- Здравствуйте, Георгий Петрович, - с вежливой, но без подобострастия, улыбкой произнес Лузгин, когда Мадам впустила его в кабинет возможного наследника империи.
Иванов кивнул, не поднимаясь и не подавая руки. Одет он был не хуже Агамалова и кабинет имел похожий, и страха наводил на персонал, быть может, даже больше, чем Хозяин. Но с первой же секунды, как они встретились глазами, Лузгин понял, что Боренька ошибается, и никогда не станет Гера Иванов наследником и президентом.
- Георгий Петрович, много лет назад…
- Я помню, - сказал Иванов. - Слушаю.
- А все-таки Лыткин вас тогда неправильно обыграл. У него было четыре смены в бригаде, а у вас только три. И вышкомонтажники для него старались лучше.
Иванов пожал широкими плечами под тонким пиджаком.
- И бурильщиков у него было два, а у вас один, и неопытный.
- Ну, а ты как хотел? - С бурмастером Герой Ивановым они когда-то были в дружбе. Лузгин и ночевал в его вагончике, и даже с сыном нянчился: варил ему манную кашу на порошковом молоке, пока Герина жена ездила в город к больной матери. Однако в нынешнем "ты" не было даже тени от тех старых отношений; просто главный инженер и вице-президент демократически общался с человеком из другого слоя. - Ты как хотел? Чтобы молодому все на блюдечке?
- Ну почему? - Лузгин смешался. - И, тем не менее, соревнование предполагает…
- А, не надо… - Иванов сделал вялый жест крупной кистью волейболиста. - Ты что хотел? Ты книгу пишешь?
- Пишу, - сказал Лузгин. - Хотел бы записать и ваш рассказ о становлении компании, о пионерном периоде… Замечательное было время, я же помню!
- Не надо этого. - Главный инженер оглядел свой стол, будто проверяя, все ли на месте. - Это все музыка и сопли. Что там Пацаев заготовил?
- Вопрос о перспективах технического перевооружения компании в свете решения последнего совета директоров.
- Вот и задавай… о перспективах в свете.
Пока Лузгин доставал и настраивал свой диктофон, Иванов раскрыл папку в правом верхнем углу стола и положил перед собой два листа бумаги с крупно набранным текстом. Стиль был Боренькин, привычная смесь журнализмов, техницизмов и канцеляризмов, весьма почитаемая в больших верхах как образец аналитической публицистики. Лузгин и сам умел такое - про политику, но принципиальной разницы здесь не было. Он слушал, Иванов читал, временами поднимая на него взгляд, и Лузгин еще раз убедился, что никакого президента из Геры Иванова не получится. И не в том была причина, что главный попивал (болтали, попивал изрядно, однажды заблевал красивый геликоптер Агамалова), что лично убедил совет директоров купить в Румынии старый нефтеперерабатывающий завод, на вынужденной перепродаже которого компания потеряла сотни миллионов (болтали, Гера получил от румын баснословный "откат"), что лаялся с американцами и не хотел учить английский. Такие же глаза, как у нынешнего Геры Иванова, Лузгин видел иногда по утрам в туалетном зеркале - глаза человека, который живет по инерции; маятник еще колеблется, но гирька уже вытянула цепь.
- Как сын? - спросил Лузгин, когда закончили. - Как Люба?
- Мы развелись, - сообщил Иванов. - Иван Степанычу привет передавайте.
- А Лыткину? - еще раз дернул ниточку Лузгин.
- И Лыткину.
- Как у него с детьми так вышло?
Главный инженер поморщился и ткнул пальцем в интерком:
- Агамалов здесь? Скажите, я сейчас зайду… Когда?.. Попозже?.. Хорошо.
Лузгин решил использовать зацепочку и попросил при случае напомнить Агамалову, что тот обещал Лузгину новую аудиенцию. Иванов размеренно кивал: иди, мол, я все понял, не задерживаю.