3
Президент инвестиционно-топливной компании "Сибнефтепром" Эдуард Русланович Агамалов принял Лузгина в конце второй недели пребывания последнего в должности штатного летописца СНП. Апартаменты Агамалова, а также офисы аппарата президента и двух его первых заместителей располагались в так называемом блоке О, в просторечии - Белом доме, соединенном безоконным охраняемым коридором с блоком С, где размещались остальные замы, департамент внешних сношений и пресс-служба. В блоках А и В работали люди попроще.
У Лузгина был пропуск-карта с желтой полосой, и в Белый дом его провел помощник президента, поджарый мужчина в годах и с белой полосой на карте. Лузгин уже привык, что все служащие компании ходили в костюмах при галстуках (женщинам дозволялось приличное разнообразие); но лишь ступив на территорию агамаловских владений, он оценил разборчивость жены, экипировавшей его в должном соответствии. Он ступал в ботинках мягкой кожи по упругому ковру и ощущал себя вполне на равных со встреченными небожителями. Охранники перед входом в приемную пытались отобрать у него диктофон, но поджарый помощник уладил ситуацию, расписавшись на каком-то бланке.
В приемной восседала секретарша - не красавица, уже за сорок, ухоженная, неулыбчивая, властная. Судачили, что Агамалов тащил ее с собой по всей служебной лестнице, и влияние ее могло поспорить с заместительским; за глаза ее называли Мадам. Помощник что-то шепнул, секретарша глянула на Лузгина и рукой указала: присядьте. Взяв со стола папку с бумагами, помощник скрылся за массивной дверью из темного дерева с золотой табличкой. Такая же табличка украшала дверь напротив и сообщала, что обитатель кабинета есть первый зам и главный инженер. За большими окнами виднелось только небо - здание блока О было самым высоким в городе (с ним пытались посоперничать газпромовцы, но вовремя притормозили, сообразив-таки, кто в городе хозяин).
Лузгин проскучал на диване ровно сорок четыре минуты, и за это время никто не вошел и не вышел, телефоны не звонили, секретарша что-то била на компьютере и ни разу не удостоила посетителя взглядом. Лузгин привык, что за задержку перед ним обычно извинялись, предлагали кофе и развлекали светскими беседами; нарастало недовольство - до той поры, пока он не сообразил, что никакой он здесь не посетитель и уж тем более не журналист, а самый рядовой и мелкий клерк, один из тридцати тысяч двухсот сорока четырех, каждый день отдающих и душу, и тело на милость Хозяина, - так звали Агамалова в приватных и служебных разговорах.
- Где здесь можно покурить? - спросил Лузгин, предполагая, что его одернут. Мадам перевела взор с дисплея на мятежника и вдруг произнесла со вздохом: "Потерпите", - с ударением на "и", а не первое "е".
- Пожалуйста, - сказал помощник, отворяя дверь чуть шире, чем делал это для себя.
С Агамаловым Лузгин еще ни разу лично не встречался, хотя по молодости мог и задружиться. Как-то раз он пил коньяк со знаменитым буровиком Курбановым, тот журналистов любил и обхаживал, потому знаменитым и стал, и вдруг Курбанов заявил, что во всей Тюменской области есть только три действительно талантливых человека. "Кто третий?" - спросил Лузгин. Курбанов погрозил нахалу пальцем: "Агамалов". Лузгин не знал такого. "Агамалов - второй, - произнесла охмелевшая знаменитость. - Ну, а ты - ладно, третий… Поезжай к нему, подружись - пригодится. Далеко пойдет пацан". Лузгин навел справки: Эдик Агамалов был простой начальник цеха на одном из приобских нефтепромыслов. Телевизионщики на промыслы летать не любили - там с телеточки зрения не происходило ничего, лишь гул турбин и колебание стрелок манометров. Вот если б что-то лопнуло, взорвалось… Короче говоря, к будущему олигарху и миллиардеру Лузгин так и не съездил, с ним не подружился и вообще забыл на годы курбановский мудрый совет. Лет пять тому назад Лузгин просил об интервью - и получил отказ от рядовой девки из агамаловской пресс-службы; в кабинеты повыше он даже не смог дозвониться.
Миллиардер был маленького роста, но сложен пропорционально, а потому на снимках выглядел естественно. Встречая Лузгина, Агамалов поднялся и вышел из-за стола (ага, отметил про себя Лузгин, простому клерку вряд ли оказали бы такую почесть), взглянул на гостя не без вежливого интереса. Лузгин представился; Агамалов пожал ему руку и пригласил за столик в углу кабинета, сервированный чаем с печеньем. "Ну вообще!" - подивился Лузгин.
- Как здоровье Ивана Степановича? - Агамалов расстегнул пиджак и слегка откинулся на спинку кожаного кресла. Костюм у него был серый с голубым отливом, - чуть посветлей лузгинского, - и черно-синий галстук в мелкую крапинку Лузгин отметил хороший неброский загар, здоровую гладкость лица, ясный взгляд и отсутствие мешков под глазами. На своем веку он немало повидал нефтяных и прочих "генералов". Были они, за редким исключением, двух основных пород: или худые, скуластые, с бухенвальдскими запавшими глазницами, или мордастые, с бульдожьим взглядом, красными после вечного "вчерашнего" лицами.
- Спасибо, хорошо, - сказал Лузгин. - Он мне теперь не просто тесть, а вроде бы начальник. - Лузгин запустил эту фразу пробным шаром, нащупывая тональность будущей беседы, но Агамалов лишь кивнул и продолжал смотреть на него, не меняя выражения.
- Эдуард Русланыч, - Лузгин позволил себе осторожную вольность в президентском отчестве, - вас ознакомили с основной идеей построения книги?
Агамалов кивнул.
- Вы ее одобряете?
Последовал новый кивок, причем голова Агамалова, словно "качалка" на промысле, каждый раз отклонялась вверх и вниз на четко отмеренное расстояние. Хороша беседа, уколол себя Лузгин.
- Вы курите? - ровным голосом поинтересовался Агамалов. Лузгин печально улыбнулся: грешен, мол, но что поделаешь! В компании действовал соответствующий и весьма строгий запрет, как, впрочем, и во всех других присутственных местах этого славного города. Ходили слухи, что летом запретят дымить даже на улицах, но Лузгин намеревался смыться раньше.
- Давайте закурим, Владимир Васильевич.
Лузгин оторопел по двум причинам: имени-отчества и смысла предложения. Он вынул свой "Кэмел", Хозяин благодарственно кивнул и закурил, протяжно выпуская дым и вертя в пальцах сигарету.
- Мне бы хотелось начать с биографии…
Агамалов слушал его все с тем же выражением вежливого интереса. Но, когда Лузгин потащил из кармана диктофон, остановил коротким жестом: нет, не надо. Лузгин подрастерялся, а потом решил, что правильно, первая встреча, тут важен контакт, доверительность, машинка все испортит.
- …В итоге, может получиться интересно.
- Спасибо. - Агамалов поднялся из кресла.
- Как мы дальше построим работу? - Лузгин хотел, чтобы Хозяин прямо сейчас назначил дату новой встречи.
- Обратитесь к Пацаеву. - Агамалов выпустил лузгинскую ладонь и направился к столу - прямой, уверенный, неспешный. Вот оно, сказал себе Лузгин. Персонажи высшей власти были ему неплохо знакомы: и с Ельциным в Кремле однажды поздоровался за ручку, и министров видал, и депутатов, и больших генералов, но то была власть от власти, власть положения, итог борьбы, интриг, силы и страха. И вот впервые он узрел, как выглядит вблизи другая власть - от собственности, денег, от богатства. Каким манером вычислил его Курбанов, что за особым нюхом обладал тот старый пьяница и бабник?
Коридор между блоками был выстроен слегка в наклон, и Лузгин как бы снисходил с таинственных высот к людям обычным и непосвященным.
- Ну что? - спросил его Пацаев.
- Приятный мужик, - ответил Лузгин. - Велел обратиться к тебе.
- Ну, обращайся.
Бородой, мордастостью и пузом Боренька Пацаев смахивал на подзабытого писателя Юлиана Семенова.
- Надо составить и согласовать график встреч.
- Каких встреч?
- Моих с Хозяином.
- Да ты что? - удивился Пацаев. - Какие встречи? Скажи спасибо, что он вообще тебя принял.
Лузгин почувствовал, что медленно краснеет.
- А как же основной рассказ? Биография там, детство, приобщение к профессии… Он же одобрил!
- Вот и хорошо. Садись и пиши.
- А где же факты?
- Дам я, дам тебе факты. - Пацаев кивнул на компьютер. - Откроешь президентский файл, там сколько хочешь.
- А детали, нюансы!..
- Ты че, мужик, - обиженно сказал Пацаев, - думаешь, ты первый такой умный? Все тысячу раз переспрошено и переписано. Даже про любимую козу.
- Какая, блин, коза?
- Любимая коза деревенского бедного детства. И про постоянное чувство голода, преследовавшее нашего героя на протяжении долгих студенческих лет. И про столовую, в которой он женился - все есть, Володенька, осталось только творчески переработать, окинуть свежим взглядом…
Вот же гадкий старик, вот же умница, восхитился Лузгин, все он знал наперед… А что ж ты сам, болван, неужто полагал всерьез, что твоя хилая задумка станет неким откровением, что Агамалов о себе молчал всю жизнь и вот теперь раскроется перед случайным летописцем? И ведь старик тебе советовал: читай, что там на полке понаставлено… Нет, мы чужого не хотим, мы будем первые!
- Послушай, Боренька, - спросил Лузгин, - тогда зачем он вообще меня принял? Я ведь ни слова на пленку не записал.
Пацаев поднял руки, словно в плен сдавался.
- Мужик, ты че? Он же тебе подарок сделал! Да завтра вся контора будет знать, что Хозяин с тобой целый час пробеседовал. Целый час, понимаешь? У нас есть люди, и немаленькие, всю жизнь здесь ошиваются, а он им и пяти минут не уделил ни разу, а тебе - целый час. Теперь ты большой человек, можешь ходить с озабоченным видом, любые двери пинком открывать…