Важенин улыбнулся и сообщил, что по первой рабочей профессии он слесарь-сварщик, а еще шофер, столяр, бетонщик и каменщик. Лузгин не поверил, и Важенин рассказал, что после института его швырнули на снабжение, и для начала надо было выстроить на "точке" столовую, контору, склады и цеха, а он был пацаном, его не слушались и просто посылали. И тогда он посадил в штабном вагончике зама из "дедов", а сам пошел в бригаду сварщиков, потом - к бетонщикам и дальше, по цепочке. Каждый вечер он заходил в вагончик к "деду", читал радиограммы от начальства, писал отчеты и приказы по хозяйству и здесь же спал на топчане. Здание конторы они отстроили последним, через два месяца. Он въехал в новый кабинет, и с той поры рабочие, половина которых была из недавних зэков, называли его "шеф" или "бугор".
- Они уже не могли меня обманывать: я знал все.
- Мужчины, - сказала в комнате Тамара, - возвращайтесь.
Лузгин только закурил по новой, а потому ответил, что через минутку. Важенин спросил, не желает ли Лузгин выпить под горячее. Лузгин сказал, что нет, и Важенин одобрительно кивнул.
В коридоре Лузгин встретил мальчика Кирюшу, стоявшего в задумчивости.
- Дяденька, - обратился к нему Кирюша, - а что такое сознание?
- Спроси у мамы, - ласково сказал опешивший Лузгин.
- А у тебя, дяденька, мозгов нет?
Вернувшись с хохотом на кухню, Лузгин живописал присутствующим сцену в коридоре, и вышла странная заминка перед смехом. А мама Елизавета пояснила, что мальчик ходит в "продвинутый" детсад и там его перегружают безответственные педагоги, свихнувшиеся на сомнительных методиках. Лузгин сказал, что это повсеместная беда - свихнувшиеся педагоги. Он сразу понял, что в его отсутствие судачили о нем, отсюда и умное слово, пойманное мальчиком Кирюшей, и странная заминка.
- А выпить у вас в доме есть?
Тамара вздрогнула; Важенин сделал удивленное лицо.
- Сидите, Костя, я спросил из чисто познавательного интереса. Мне знакомы некоторые семьи, где спиртного не держат вообще, причем по абсолютно противоположным причинам. Как правило, люди, к алкоголю совершенно равнодушные, имеют привычку держать в доме бутылочку-другую для гостей. В то же время в семьях бывших или действующих алкоголиков спиртное отсутствует начисто. Если, конечно, действующий алкоголик - только один из супругов.
- У нас есть, - быстро вставила Катя.
- Да я же предлагал!
- Спасибо, Константин, не беспокойтесь. А кстати, господа, не кажется ли вам, что чуть подтаявшая строганина куда вкуснее сильно промороженной?
- Растаявшая строганина - это суши, - сказала Лиза, и все засмеялись, после чего Лузгин пошутил: только ненормальные японцы способны "сушею" назвать продукты моря. Пельмени были из лосятины, с добавкой лука, редьки и свинины, и под бутылочку Лузгин сожрал бы целый чан.
- Поехали со мной, - сказал Важенин, когда они снова курили на лоджии.
- Куда? - изумился Лузгин.
- На "точку". На месторождение.
- Зачем?
Да там решим, сказал Важенин, там придумаем. Посмотришь, поживешь, мы к хантам скатаемся, рыбалку зимнюю устроим, поохотимся. Все это здорово, сказал Лузгин, но что я буду делать там, на вашей "точке"? Чем лично я буду заниматься, и нужен ли я там вообще? Ты делать что-нибудь умеешь, спросил Важенин. Ничего, честно признался Лузгин. Да ну, неправда. У нас там есть радиоузел, будешь передачи вести… Какие передачи? Да какие хочешь! Не смеши меня, сказал Лузгин. Ну ладно, едем просто так, махнул рукой Важенин, у меня вахта: две недели на "точке", две недели здесь, в управлении. Поехали на две недели, вылет завтра, первый день после отпуска. Не понравится - вернешься, нет проблем…
Боже ты мой, вдруг отчетливо понял Лузгин, эти люди собрались меня спасать…
- Спасибо, Костя, я подумаю. Не завтра, конечно, а вот в следующий раз - почему бы и нет?
Выходит, тесть никому не открыл своих планов насчет лузгинского трудоустройства, даже с дочерью родной не поделился, старый черт… А может, просто не успел или ждет, когда решится окончательно. Вдруг его ставленник Лузгин не понравится оргкомитету или президенту лично? Весьма и весьма вероятно.
Важенин сник и замкнулся, словно школьник, не сдавший контрольную. А прическа у него стобаксовая, и вообще - красавец, мужественный тип первопроходца, совершившего карьерный прорыв, но вот очки все портят, опрощают, дешевая оправа, у старика покруче будут, стильные…
- Да есть тут вариант, - солидно проговорил Лузгин. - Если не получится, вернемся к разговору.
- Понимаю, - сказал Важенин. - Только извини, Володя, будет то же самое.
- Объясни, пожалуйста.
- Да что Москва, что Тюмень, что здесь… А ты никогда не хотел попробовать… Ну, пожить другой жизнью?
- Я пробовал, - сказал Лузгин и вспомнил про Ломакина и все еще не купленный мобильный телефон.
- Старик, все эти депутаты, политики, начальники, вся эта пресса, в которой ты крутишься…
Лузгин сидел на раскладном стуле у окна и чувствовал, как от стекла несет холодом. Слесарь ты сварщик, подумал он, спаситель душ заблудших, хреново утеплил свой кабинет, умелец!
- А сам ты, Костя, разве не начальник?
- Начальник, - с готовностью согласился Важенин. - Только мы дело делаем, понимаешь? У нас конкретный результат - два миллиона тонн нефти в год с месторождения. А у них что?
- Физики и лирики, - усмехнулся Лузгин. - Этому спору сто лет. Ты еще Левина припомни или Штольца. Только и разницы, что у тебя вместо деревни - буровая. Не так все просто, Костя, извини. То, что ты предлагаешь, напоминает побег или еще хуже - дезертирство. Не получилось - ив кусты, на буровую. Но все равно спасибо. У тебя хороший дом, Костя, хорошая семья. Все это мне тоже выдадут на месторождении вместе со спецодеждой?
Важенин от неловкости нахмурился. Лузгин потыкал сигаретой в пепельницу. Обещали чай, но их никто не окликал; выходит, знали, что главный разговор придется именно на этот перекур.
- Пойдем, - сказал Лузгин. - У меня встреча с тестем в полчетвертого. Ты когда обратно? Ах да, через две недели… Позвони - сбежимся.
Из глубины квартиры донесся женский крик, затем паническое: "Костя! Костя!". Важенин, отбросив стул, рванулся к двери, Лузгин за ним, успев предположить: перевернули чайник, кто-то обварился? Надо тертой картошкой и чем там еще…
В просторной прихожей у стены замерла Елизавета, прижав к себе Кирюшу. Сестры, Тамара и Катя, стояли на коленях спинами к Лузгину, склонившись над кем-то в углу у двери; Лузгин видел только черные сапожки и полу рыжей шубы с простроченной в ромбик подкладкой. Спина у Тамары качнулась, последовал звонкий хлопок - так бьют ладонью по лицу. Катя обернулась к мужу и крикнула с колен: "Скорую, скорую вызови!". Константин вобрал голову в плечи и шагнул к телефону под зеркалом. "Язык! - Тамара наклонилась ниже. - Смотри, чтобы язык не западал!"
- Не кричите, пока я звоню, - сказал Важенин, тыча пальцем в кнопки.