15
- И тогда он говорит: "Не будем хату пачкать".
- Вот болван, - в сердцах сказал Ломакин.
- Не мешайте, пожалуйста. - Пальцы левой руки Соломатина выстукивали дробь на столешнице. Лузгин снова сидел в комнате сельсовета. Дякин стоял у стены возле двери, а Ломакин сгорбился на корточках в углу за спиной Лузгина, хотя рядом был свободный стул. - Скажите, этот… - Соломатин никак не называл исчезнувшего Николая, - пытался оправдаться, оказать сопротивление?
Нет, сказал Лузгин, ничего он не пытался. Нет, никто не обыскивал его на предмет наличия ножа. Нет, он не отрицал свою причастность к бандформированиям. Нет, в разговоре он не проявлял агрессивности и не провоцировал Сашу на конфликт. Да, он допускал нелестные высказывания в адрес русского народа, но такие же высказывания он допускал по адресу народа украинского. Да, конечно же, по мнению Лузгина, причиной выхода ситуации из-под контроля (какого контроля, ты, болван!) явилось упоминание Николаем в разговоре чеченского села Бамут, в боях за который они оба с Александром принимали непосредственное участие - естественно, с разных сторон. Да, по словам Николая, он остался в селе Казанлык с целью дальнейшего возвращения на родину. Нет, он ничего не говорил о своих идеологических и прочих расхождениях с моджахедами. Если товарища Соломатина интересует взгляд Лузгина на личность пропавшего Николая и его побудительные мотивы, то можно с большой долей вероятности (ну вот же понесло, едва почувствовал себя хоть в чем-то умным и полезным!) определить его как весьма распространенный тип так называемого солдата удачи периода локальных войн, для которых непосредственное участие в военных действиях является, по сути, единственно возможной формой проявления и утверждения себя как личности, в то время как иные варианты социального бытия представляются данному типу либо недоступными, либо утратившими свою самоценность в связи с процессом последовательного разочарования…
- Хватит, достаточно. - Соломатин положил ручку на стол; из того, что ему так связно, в удобных протокольных формулах старался объяснить Лузгин, угрюмый Соломатин не записал ни слова, и вообще было неясно, зачем ему и ручка, и бумага. И уж совсем неясно было Лузгину, куда и почему ушли Махит и Воропаев, едва лишь они со Славкой явились в сельсовет и сообщили о случившемся.
- Теперь вы. - Соломатин кивнул Дякину.
- Так я ж там не был, - сказал Славка.
- Почему этот человек оказался у вас в доме. - В голосе Соломатина начисто отсутствовал вопрос; с такой же интонацией лузгинская учительница русского объявляла темы сочинений: искания передовой интеллигенции. Или терзания? Между тем, Дякин совсем не протокольными, домашними какими-то словами рассказывал Соломатину, что Николая ему в дом привел Махит и распорядился при случае отправить в Омск или Тюмень. Соломатин спросил, встречал Дякин Николая раньше. Нет, ответил Славка, не встречал. Тогда почему же он пустил в дом незнакомого человека?
- Послушай, ты, Солома, - сказал Дякин, - ты че, ты сам не знаешь почему?
- Не дави на него, командир, - подал голос из угла Ломакин. - Здесь меньше спрашиваешь - дольше проживешь. Ведь не абрека ему в хату привели, а вроде как своего.
- Я тоже никогда бы не подумал, - сказал Лузгин. - Вполне симпатичный мужик, так мне показалось…
- Хорошо, - подытожил Соломатин. - Распишитесь вот здесь, я потом… дооформлю.
Лузгину было странно и боязно ставить свою подпись на чистом листе - мало ли чего там "дооформит" Соломатин и мало ли куда эта бумага попадет, - но Дякин молча подошел к столу, расписался и подал ручку Лузгину. Когда Лузгин царапал подпись, пальцы Соломатина на время прекратили свою дробь.
- Пойдем, Володя, - сказал Дякин.
- Я с вами. - Ломакин распрямился, и Лузгин услышал хруст коленей: такая в комнате стояла тишина.
- Ну, ты понял, - глядя в бумагу, сказал Соломатин неясно кому.
- Холодает, блин, - лениво ругнулся Ломакин, когда они вышли на крыльцо и, не сговариваясь, закурили под лампочкой. Ломакин поддернул плечом ремень автомата, Лузгин непроизвольно повторил его движение, и вдруг внутри оборвалось: потерял, оставил во дворе! - Но тут же с облегчением вздохнул и подумал, как быстро он привык к тяжести оружия на плече. Сам же решил, что больше - никогда, и вот уже испытывает беспокойство, как будто не вполне одет или вышел под ливень без зонтика.
За пределами растушеванного по краям светового полукруга он ровным счетом ничего не видел, и оттуда по ним могли выстрелить и попасть наверняка, но почему-то Лузгин верил, что никто по ним стрелять не станет и что вообще стрельба в деревне кончилась. Он затянулся и услышал низкий звук мотора - с завыванием, повышающим тон, будто кто-то устало стонал в темноте, подползая к ним ближе и ближе; и вот взревело и рыкнуло рядом, в полукружье света въехал "бэтэр" со знакомым номером и с пуканьем заглох, качнувшись мощным корпусом. А следом вкатился и замер возле "бэтэра" большой крытый грузовик. Лузгин узнал и его: это был грузовик моджахедов Гарибова, один из тех, что он видел возле дома Дякина позапрошлым вечером.
Люк откинулся, оттуда вылез лейтенант Воропаев, охлопал ладони и вытер их о штаны. Из кабины грузовика с пассажирского места спрыгнул на землю Храмов с толстоствольной Сашиной винтовкой, одернул на себе дякинскую куртку и сделал несколько быстрых шагов в сторону Коли-младшого.
- Ну что? - спросил его, не глядя, Воропаев.
- Все сделано, тащ тенант.
- Секи тут, Храмов, - приказал небрежно Воропаев и направился к крыльцу. Лузгин и Дякин расступились в стороны, Коля-младшой миновал их, как минуют приворотные столбы, и загремел ботинками в пустом коридоре сельсовета.
- Пошли отсюда, - сказал Дякин.
- Жрать охота, - по-своему согласился Ломакин. - Давай веди, начальник.
- А где твоя буханка, беззлобно подумал Лузгин, обронил или доел окончательно? Он махнул Храмову рукой и поинтересовался, как дела. Храмов улыбнулся и сказал "спасибо". Хороший он все-таки парень, решил Лузгин. В большой комнате у Дякиных старики уже прибрали со стола, но Славка тут же принялся таскать назад из кухни, и Ломакин схватил бутылку и быстро налил, пристукивая горлышком по ободкам стаканов. Лузгин был почему-то рад, что Валентин освободил его от этой процедуры. Вот только сел Ломакин там, где раньше был водитель Саша, а Дякин занял место Николая. И ведь пошло-поехало по той же предательской схеме: Ломакин спрашивал, а Славка отвечал, и напряжение нарастало, пока Лузгин не послал их самым коротким русским адресом и пригрозил: еще полслова - и он все бросит и уйдет. Бросать было нечего и некуда было идти, но - подействовало, Ломакин без натуги извинился и сказал, что он сто лет не пил спиртного: берет, зараза, даже уши заложило! Это давление скачет, пояснил Славка Дякин. Тема Лузгину была знакома, и он заявил врачебным голосом, что ему известны два способа, как с этим справиться: больше не пить или выпить побольше. Понятное дело, какой вариант победил.
- И все-таки, - сказал Ломакин, хрустя капустой, - не понял я про вашего Махита. Я б его, блин, давно к стенке поставил.
- А его уже ставили. И наши, и Гарибов.
- Не понял, - Ломакин помотал головой. - Ну, наши - ясно. Но Гарибов-то за что?
- Так, с точки зрения Гарибова, Махит - предатель, он с русскими работает.
- А с нашей точки зрения… - вступил догадливый Лузгин.
- Он - гад, рабовладелец, пособник бандитов, да еще и наркотой торгует.
- И где же правда?
- Так все - правда.
- Значит, и вашим, и нашим, - подвел черту Ломакин.
- По-другому здесь нельзя. Да ты кури, не мнись, Василич, и так тут…
- Фигня, - сказал Ломакин. - Полная фигня. Это, блин, чья страна? Наша. Так что, блин, Махита - к стенке, остальных в колонну по два мордами на юг, последнему под зад хорошего пинка и - танками, блин, танками гнать до границы! В темпе марша.
- Иди попробуй, - дернул бровями Дякин в сторону окна. - Танков на поле до черта. Заводи и - вперед.
- Ты погоди, Славка. Давай по-нормальному. - Лузгин старался говорить отчетливо и плавно, что было верным признаком нарастающего опьянения. - Ты мне скажи конкретно: кто - такой - Махит.
Слова сложились совершенно по-соломатински, без вопроса, осталось только пальчиками постучать для полноты картины.
- А я скажу, - поднял ладонь Славка Дякин. - Я скажу, а ты слушай. Вас, на хер, умных, приезжает очень много, только никто из вас здесь почему-то не живет, приедете - уедете, а мы? Ты понимаешь, что здесь люди… на краю? Они по краю ходят, понял? Мы никому тут не нужны и перед всеми виноваты!
- Ты не ори, - сказал Ломакин.
- Пошел ты!
- Я сказал: не ори!
- Блин, щас все брошу и уйду!
- Сиди, Василич. А дружок твой пусть на людей не орет. А то я ему поору…
- Му-жи-ки! - сказал Лузгин.
- Все, все, - сказал Ломакин.
- Не, ты слушай, - сказал Дякин. - Слушай, слушай!.. Земля кому принадлежит? Махиту. Колхоз кому принадлежит? Махиту. Кто людей кормит, кто порядок держит? Махит.
- И это все законно? - спросил серьезным голосом Лузгин. - Ну, земля, колхоз и прочее.
- Все законно. Он выкупил акции и земельные паи. Все документы с печатями тюменскими.
- Да, блин, за взятку, на хер!..
- Какая разница? Валя, ты че? Какая разница? Если мы сейчас с тобой начнем разбираться, что у нас в России за взятку, а что нет… Махит-Рахит! какая разница? Люди вообще тут без работы, без хлеба загибались, а он им работу дал и деньги платит.
- Так ведь Гарибов же его доит!