С того места, где сидел Лузгин, хорошо были видны караульная вышка и неподвижная фигура часового в бушлате и синей вязаной шапочке вместо уставного головного убора. Здесь тепло, а там, наверно, ветер, подумал он и спросил у Потехина, когда у них обед.
- Да в час!
- Успеем, - солидно обронил Лузгин и привалился спиной к деревянной обшивке окопа.
В далекой молодости он служил корреспондентом в маленькой газете "Тюменский комсомолец" и писал репортажи о военно-спортивной игре "Зарница". Дети бегали по лесу с деревянными автоматами, ели гречневую кашу из полевой армейской кухни и слушали рассказы ветеранов про настоящую войну. Ветеранам в кустах наливали по сто пятьдесят, и рассказы у них были веселые. Потехин в то время еще не родился, а когда родился и достаточно подрос, "Зарниц" уже не было.
- Ты кем до армии работал, а, Потехин?
- Никем, - сказал Потехин. - Так, школу кончил, лето проваландался, а осенью забрали.
- А в институт?
- Да куда нам… Без денег-то… Не-а, даже не пробовал.
- А, вот вы где?
На повороте хода в главную траншею стоял хмурый Коновалов.
- Вы закончили, Владимир Васильевич?
- Только начал, - ответил Лузгин.
- Не понял, - произнес сержант. Лузгин поднялся, потянулся и неспешно пошел к Коновалову.
- Хотите, чтобы ваши люди один разок нормально пообедали? - сказал он негромко, взяв сержанта за рукав и уводя к повороту траншеи. - Так я вам обещаю.
- Не положено, - мотнул головой Коновалов. - Извините, но… Пойдемте, я вас провожу.
- Так ведь… процесс! - растерянно сказал Лузгин. - Потехин все испортит!
- Не испортит, - сказал Коновалов. - Вы ему объясните, он и не испортит. Пять минут - я вас жду наверху. Пять минут, Владимир Васильевич!
- Да как прикажете, - обиделся Лузгин. - Изображаете тут, на фиг, из себя… Фронтовики! - процедил он с печальной презрительностью и пошел инструктировать повара-снайпера: сколько времени еще тушить капусту, когда и как выкладывать поверх целую картошку, как доводить ее, вкуснягу, на пару и как раскладывать потом, не перемешивая.
- Еще подсолить не забудь, - сказал он, прощаясь. - Да осторожно, блин, по вкусу.
- Да справлюсь я, Владим Василич! - сказал сочувственно Потехин. - Я врубился, не переживайте.
- Ага, врубился он, - сердито буркнул Лузгин и пошел по траншее к дороге.
Он уже видел Коновалова и двух солдат с лопатами, куривших у бетонных блоков, как вдруг пронеслось, словно ветер, с фырчанием, стуком и звоном, и тут же откуда-то слева донеслось сухое плотное татаканье, и Лузгин сразу присел, даже не успев понять, что в них стреляют, а когда понял, то застыл от ужаса, потому что стреляли в них из деревни.
Из укрытия один за другим вылетали солдаты и бежали, пригнувшись, по траншее к Лузгину, и вместе с ними бежал Коновалов, уже без бушлата, со злым охотничьим лицом. На бегу он толкнул Лузгина рукою в грудь, к стенке и вниз, рявкнул: "Сидеть!" - и бросился дальше, чуть не столкнувшись с набегавшим поваром Потехиным, в руках которого, как древко флага, торчала длинная винтовка.
- Не стрелять! - заорал Коновалов. - И не высовываться, глядь! Потехин, дуй на огневую. Ну, Махит, ну, сука!..
От караульной вышки летели щепки, но звук был звонкий, металлический, и Лузгин догадался, что вышка изнутри защищена железом, и караульный там сейчас лежит ничком и будет так лежать, пока обстрел не кончится.
Потехин юркнул мимо Лузгина и пропал в ответвленье окопа, туда же проскользнул сержант на полусогнутых, и Лузгин не сразу осознал, что никто не стреляет, и только там, где скрылись повар с Коноваловым, что-то шуршало и щелкало. Лузгин почти на четвереньках пробрался вдоль окопа и заглянул за поворот.
Потехин стоял к нему спиной, расставив ноги и высоко подняв плечи, и над правым его плечом виднелся темный краешек приклада. По бокам и сверху потехинского затылка были плоские мешки вроде цементных, и между ними узкая дыра, куда осторожно тянулся Потехин руками и винтовкой, пристраивая глаз к ободку телескопического прицела.
- Не суетись, - сказал ему сержант, по-зэковски сидевший возле стенки.
- А если он вообще стрелять не будет? - спросил Потехин, шевеля плечами.
- Будет, - сказал Коновалов и громко крикнул: - Эй, пальните кто-нибудь!
Ближе к дороге сдвоенно, как колеса курьерского поезда, погрохотал недолго автомат, и словно эхом от него со стороны деревни снова застучало.
Потехинские плечи заходили шире, сержант спросил:
- Ну че там?
- Не вижу ни хрена, - сказал Потехин.
- Вот глядь, - сказал Коновалов. - Сигареты в бушлате остались… Эй, кто там, долбани еще разок!
Снова заработал автомат, и Коновалов крикнул:
- Секи, секи, Потехин!
- Засек, - ответил снайпер. - Засек, блин, из дома фигарит. Щас достану. - Потехин замер и, казалось, перестал дышать. Хэбэшные штаны на его заднице висели замусоленным мешком. Снайпер выстрелил, у Лузгина ударом заложило уши, и тут Потехин принялся стрелять подряд, спина его вздрагивала, и сержант Коновалов на каждый выстрел коротко мотал головой, глядя перед собой на неровную стенку окопа.
- Ну че, попал? - спросил он у Потехина, когда тот отстрелялся.
- Да хрен его знает, - передернул плечами Потехин и тоже присел, оставив винтовку боком лежать в амбразуре. - Умный, с чердака стрелял, но не с краю, а из глубины. Думал, не заметим.
- А как же! - с веселой обидой сказал Коновалов и посмотрел на Лузгина. - Невезучий вы у нас, Владимир Васильевич. Как появитесь - сразу стреляют.
Лузгин увидел свой бычок на дне окопа и дико захотел курить и тут же представил себе, что могло бы случиться, выйди он тогда с сержантом на дорогу и будь у стрелка из деревни рука чуть потверже. Вот только этот бы окурок и остался.
- Никого не зацепило? - спросил Лузгин, с трудом выталкивая слова из онемевшего горла.
- Да вроде никого, - сказал сержант.
- Все равно боевые заплатят, - уверенно предположил Потехин.
- Ага, конечно, - ехидно молвил Коновалов.
- Заплатят, заплатят, - сказал Потехин. - Раненые были, когда "пешку" кокнули? Были раненые. Значит, должны заплатить.
- Ну, если так, - усмехнулся сержант, - то больше нам и воевать не надо. Ты дом запомнил?
- Ну… А давай из "эрпэгэ" туда?..
- Далеко, - сказал Коновалов. - Ну-ка, Храмов, встань на вышке! - крикнул он, выворачивая шею. - Давай вставай, боец!
- А не пошел бы ты… - ответил невидимый Храмов.
- Ну и лежи там! - посоветовал Потехин. - О, блин! - воскликнул он, узревши Лузгина. - Василич, а жратва-то наша!
- Жратва? - переспросил Лузгин, слегка распрямляя колени. Сколько же длилась вся эта пальба со стрельбой? Минуты три, ну пять, никак не больше. - Я думаю, нормально со жратвой. Сейчас посмотрим.
Сержант Коновалов уже стоял во весь рост и смотрел Лузгину в подбородок. Лузгин тоже распрямился и стал отряхивать с ладоней налипшую глину. Он понимал: Коновалов решает, что же делать с этим старым докучливым дядькой. Но едва ли сержант сейчас отправит его в деревню. А может быть, и не пошлет вообще, ведь оттуда стреляли, оттуда, и не просто так стреляли, а били нагло, посреди бела дня, хотели убить всех наших на дороге: Коновалова, и двух солдат с лопатами, и еще Храмова на вышке. Ребятам просто повезло, и за этим что-нибудь последует, не может быть, чтобы все сошло с рук деревенским. "Идиоты, глядь", - сказал Лузгин, не сознавая, что матерится.
- Значит, так, - вздохнул уставший от раздумий Коновалов. - Идите с Потехиным и… ну, там доваривайте. Когда придут из деревни, я вас отправлю вместе с ними.
- Должны прийти? - удивился Лузгин.
- Должны, - кивнул сержант.
- А то мы, глядь, гранатометом позовем, - добавил снайпер.
- Отставить мат, Потехин, - недовольно скомандовал Коновалов.
В кухонном отсеке было дымно, труба от печки валялась на земле.
- Попал… зараза! - чуть ли не с восторгом удивился Потехин и стал прилаживать трубу на место, отворачивая в сторону от дыма сморщенное юное лицо.
- Слышь, а, Потехин, - спросил Лузгин, роясь в сигаретной пачке корявыми пальцами, - боевые-то намного больше полевых?
- В три раза больше, - доложил Потехин.
- Вот же блядство, - произнес Лузгин, и никаким другим словом нельзя было точнее выразить отношение нормального человека к ненормальности армейского устройства. - Значит, если не ранили и не убили…
- Так трудно ж доказать. - Потехин говорил, как будто извинялся. - А вдруг мы сами весь боезапас порасстреляли? По "бэтэрам" ведь тоже могли сами лупануть - ну, чтоб на краске видно было.
- Идиотизм, - вздохнул Лузгин. - Сними-ка крышку, надо поглядеть… Кого там наш сержант разносит? - спросил он, прислушавшись.
- Да Шевкунова, блин, - сказал Потехин, улыбаясь. Он держал крышку в отставленной левой руке и шевелил ноздрями, принюхиваясь к пару над кастрюлей. - Он по расчету должен в "бэтэр" прыгать, в капонир, он же наводчик, должен башню разворачивать, а он забздел через дорогу, ну, Коновалов его дрючит…
- Так прокопали бы, - махнул рукой Лузгин, - какой-нибудь подземный ход!
- Вы че, Василич! - изумился взрослой глупости Потехин. - Мы же не шахтеры, е-мое… Ну, че тут? - спросил солдат, кивая на кастрюлю.
Лузгин взглянул и уселся на знакомый ящик.