- Не очень, - ответил старлей и достал из командирской сумки квадратом сложенную карту. - Вот шоссе на Петропавловск, по которому мы едем. Вот Ильинка, довольно большое село на шоссе, а за ним вот деревенька Казанлык. Здесь наш последний блокпост. Или первый, если смотреть оттуда.
"Оттуда" было заграницей, до которой от блокпоста по карте оставалось всего лишь полногтя. Название деревни "Казанлык" кто-то написал чернилами поверх типографского шрифта, вся нижняя часть карты синела такими исправлениями, и Лузгину не нужно было спрашивать - почему. Эпидемия переназваний прокатилась по югу буферной зоны еще год назад, в пресс-релизах ооновской службы этот процесс был наречен пробуждением национального самосознания коренных народностей Сибири. Доходило до нелепого: в совершенно русскую по жителям с незапамятных уже времен деревню приезжал наряд эсфоровцев с некими представителями и оглашал, что решением танзимата, заседавшего в бывшем здании областного Дома советов, населенному пункту такому-то возвращается его историческое название. Лузгин однажды сочинил юмореску по этому поводу, ее отказались печатать, сославшись на незыблемые правила политкорректности. Ну, Казанлык так Казанлык, решил Лузгин. Посмотрим, что это такое…
- Пограничники с вами стоят? - спросил он, демонстрируя знание дела.
- А нет никаких пограничников, - ответил старший лейтенант и замолчал.
- Как так нет? - поразился Лузгин. - Здесь же граница, я правильно понимаю?
- В Тобольске пограничники, в Тобольске…
- Ну да, вторая линия…
- Какая там вторая! - вспылил старлей. - Нет здесь пограничников, с лета никого не осталось.
- Это что же получается: мы эту территорию… отдали? Елагин только плечами подергал, а водитель Саша сказал не без вызова:
- Почему отдали? Здесь и без погранцов есть кому Россию охранять. Правильно, товарищ командир?
- Почему же об этом молчат? - не унимался Лузгин, и старший лейтенант "влепил" ему легонечко:
- Об этом я вас хотел бы спросить, уважаемый Владимир Васильевич.
- Я не знал, - сказал Лузгин. - Честное слово, не знал.
- А если бы и знали? - сказал Елагин. - Какая разница…
- Короче, буф-ферная зона! - смачно произнес водитель. - Во, блин, жизнь, опять на зоне оказался!
Лузгин и раньше по ужимкам водителя, по нервозной Сашиной веселости догадывался кое о чем, но было неприятно услышать это в голос, без стеснения, чуть ли не с гордостью, и он спросил:
- За что сидели, Саша?
- Да за войну, начальник, за войну!
- А ну-ка тормози, - сказал Елагин. Он смотрел налево, мимо шофера, Саша тоже повернул голову и присвистнул.
- Заболтался, командир, извини.
- Оставайтесь в машине, - сказал старлей и выбрался наружу.
- Смотри, Василич, - пальцем ткнул в стекло водитель Саша. - Вон, на краю лесочка, видишь?
Лузгин посмотрел и не увидел ничего, а потому ругнулся про себя, толкнул правую дверцу и спрыгнул на мокрый асфальт. Старлей Елагин стоял перед капотом и держал ладонь над козырьком.
- Я же сказал!.. - Он глянул недовольно на Лузгина и крикнул, снова всматриваясь в мокрый горизонт: - Коновалов, дай предупредительную!
- Есть, предупредительную! - звонко ответили за лузгинской спиной, и тут же знакомый грохот ударил Лузгина в затылок. Он пригнулся и поневоле сделал несколько шагов вперед, лег грудью и ладонями на теплый капот и сразу увидел, по кому они стреляли.
В километре от дороги (так Лузгин определил навскидку расстояние) по краю леса двигались четыре грузовых машины с тентами, и первая, что ползла с отрывом от других, уже скрывалась за деревьями, и туда, через поле, летела огненная трасса и таяла в сером воздухе на подлете к цели.
Грохот смолк, Елагин вскинул ладонь к козырьку и тут же заорал:
- Коновалов! Огонь на поражение!
Пулемет "броника" лупил через поле, пока последний грузовик не скрылся в лесу. Разве это война, - подумал Лузгин. То в тебя пальнут от горизонта, то ты стреляешь хрен знает куда. Настоящая война - это когда видишь лицо врага, смотришь ему в глаза… Или рванули бы сейчас в погоню, наперерез, достали бы в лесу, завалили первую машину - "по науке", как сказал бы Воропаев… Капли дождя противно сыпались Лузгину за воротник, и он испытывал глухое недовольство - еще и потому, что все так быстро и бездарно кончилось.
- Доложить? - крикнул голос из "броника".
- Давай, - как бы нехотя согласился старлей. - Хорош, поехали.
- "Духи"? - спросил Лузгин в машине.
- А кто же еще? - ответил Саша. - Торопятся, козлы, у них сезон заканчивается…
- А что, зимой они не ездят?
- Зимой - не ездят, - передразнил его водитель. - Зимой не спрячешься, в лесу дороги снегом позавалит, только по шоссе… Да и народ-то южный, морозов наших боятся.
- В Северном Казахстане морозы покруче бывают, - не согласился старлей.
- Ну, так то северный, - примирительно заметил Саша.
- Что, командир, "духи" к Воропаеву поехали? - Дальше водитель уже объяснял Лузгину: - Сейчас рванут лесом через Копотилово, на сладковскую дорогу и после на Маслянку, к железке. Точно на Колю-младшого наткнутся!
- Ну, конечно, - процедил Елагин. - На весь соседний район, на Сладковский, - три блокпоста, и сто дорог в округе.
Лузгин догадался, что объяснения предназначены ему.
- Хотя, если бензина мало, вполне могут внаглую, по шоссе…
- Там есть деревня, Выстрел называется, - сказал Саша.
- Хорошее название, Василич? Обычно возле Выстрела "духи" поезда и стопорят.
- А почему бы там блокпост не поставить? - спросил Лузгин.
- А толку-то! Они тогда в другом месте полезут. В Новоандреевке, например. А так хоть точно знаем где. И "варяги" тоже знают, перед Выстрелом противоминную платформу прогоняют и вообще палят из поездов по всем кустам налево и направо. Но круче всех были китайцы. Точно, командир? Китайцы были круче всех! - Водитель Саша рассказывал с восторгом, что участок железной дороги от станции Называевская до Омска, до границы буферной зоны, еще совсем недавно "держал" китайский контингент, быстро вырубивший лес на двести метров по обе стороны от магистрали и размотавший три ряда колючей проволоки. Никаких инцидентов на "китайском" участке, как правило, не случалось. Потом дипломаты, похоже, вспомнили соглашение о зонах коллективной ответственности, и азиатов заменили европейцы с американцами. Но просека осталась, как и память о китайских пулеметчиках на вышках. Так что и нынче, проскочив Называевскую, охрана поездов могла расслабиться и выпить, что и делала с огромным удовольствием.
Про дипломатов и соглашение Лузгин уже домыслил сам, по ходу Сашиного рассказа. И еще он подумал, что писать ему по возвращении будет совершенно не о чем: ни тебе братства воинского, ни геройства, ни железной армейской дисциплины. Ведь не напишешь же (а если и напишешь - никто не напечатает), как пацаны в застиранной, а потому казавшейся грязно-бесцветной хэбухе постреляли-постреляли в горизонт и убили там кого-то или промахнулись. И кто сказал, что это были непременно "духи", а не колхозники с картошкой, хотя последнее едва ли: колхозники не шарят по лесам, да и остались ли вообще колхозники на свете - Лузгин не знал.
- Ох, любят же водилы поболтать, - сказал Елагин.