- Нет. - ВПЗР, авантюристка и аристократка в прошлом, поднимает хорошо прописанную с недавних пор бровь. - Это было бы слишком просто, Ти.
- Вы о чем? - Мне все же лучше сесть. Иначе ноги мои подкосятся окончательно.
- О вдохновении, о чем же еще. Наивно полагать, что главная книга моей: жизни будет написана с легкостью.
О какой книге идет речь? Не той ли, чья первая страница была с помпой зачитана мне совсем недавно, несколько дней назад, когда ВПЗР еще разминалась в секторе своих сорока четырех перед прыжком в шестидесятилетие? Я помню ее начало почти дословно: "Эта комната с видом на дождь - единственное место, где я могу укрыться после постигшей меня катастрофы, в соседней живет парень из Чехии, он разводит садовых улиток в маленьком аквариуме и мечтает познакомиться с марокканкой из дома напротив, он так же несчастен, как и я".
Слабовато для главной книги жизни. Слабовато для аристократки, для авантюристки в пыльных мягких сапогах. Неужели, дожив до седин с вплетенными в них темными прядями и изучив таинственный, романтический и почти недостижимый для большинства людей африкаанс, нельзя придумать ничего более впечатляющего, чем парень из Чехии и улитки в маленьком аквариуме?..
И все же это намного лучше, чем мертвое тело в большом.
Безопаснее.
Вот и нет, Ти, вот и нет!.. Главная книга жизни может быть какой угодно, но только - не безопасной.
Это сказала я? Или - ВПЗР?
Царственных, иссеченных мелкими морщинками губ она не разжимала, это точно. Разве что - несколько раз стукнула пальцами по клавиатуре.
- Как прошел день, Ти? - Теперь губы разжались, и вопрос явно адресован мне.
- Странно. Все здесь - очень странно. Вы не находите?
- Жизнь вообще странная штука.
- И то, что происходит на острове, вас нисколько не волнует?
- Меня волнует моя книга. А все остальное может подождать.
- Как долго?
Пятьсот страниц. Или даже семьсот.
- Я ходила к лодкам…
- Да-да, ты собиралась пойти к лодкам, я помню. И что?
Если я расскажу ВПЗР о страдающих прогерией лодках; о том, что они никак не договорятся со своими собственными именами; о том, что одни ключи ржавеют прямо у меня в руках, а другие - висят на багрово-фиолетовой полосе, оставленной от удавки, -
как она отреагирует?
Я уже задавалась этим вопросом, и у меня даже возникло несколько вариантов гипотетических ответов. Но тогда вопросы были обращены к беспринципному и аморальному фрику. А сейчас? К кому они могут быть обращены сейчас?..
- Все плохо, - говорю я.
- И это странно? - рассеянно спрашивает ВПЗР.
- Это просто плохо.
- И что не так с лодками?
Все, все не так. Самое время рассказать о временной ловушке, подстроенной Талего. И попросить ВПЗР отправиться со мной на причал. Может быть, ей удастся то, что до сих не удавалось мне, - договориться с островом.
- Вы, конечно, посчитаете меня сумасшедшей, но…
- Не посчитаю. - ВПЗР смотрит на меня в упор и улыбается. Мягкой иронической улыбкой. - Я и сама всегда была малость не в себе… Так что объективности от меня не дождешься.
- В вопросах сумасшествия?
- В вопросах сумасшествия - тоже. Что не так с лодками?
Все, все не так, но - я не могу… не могу вспомнить, что именно!.. Проклятье, в данную конкретную секунду, в момент, когда ВПЗР ждет ответа, - не могу. Память, никогда не изменявшая мне, вдруг изменила. И с кем - с моим собственным, одеревеневшим языком! Он застрял во рту куском бесполезного мяса, он и двинуться не может. Или - наоборот - он не двигается вполне осознанно, сидит на вышке, взметнувшейся прямиком из трахеи, зорко наблюдая за происходящим. Маленький солдат со снайперской винтовкой в руке.
- В баках нет топлива? - высказывает предположение ВПЗР.
Пойманная в перекрестье прицела, я послушно киваю головой: вполне возможно, что в баках нет топлива, вполне.
- Ни один из ключей не подходит ни к одному двигателю?
И снова я киваю головой: вполне возможно, что не подходят ключи, вполне.
- Значит, выбраться отсюда нельзя?
- Мне, во всяком случае, не удалось. - Наконец-то мой язык начинает проявляет первые признаки жизни. - Может быть, вам…
- Если это не удалось тебе, почему со мной все должно быть по-другому? Я не собираюсь искать топливо и уж тем более - ключи. И я никуда не собираюсь уезжать.
- Несмотря на то, что возникли проблемы с вдохновением?
- Несмотря ни на что. Вдруг оно вернется - а меня нет на месте. Мне бы не хотелось его расстраивать.
Вот он! - повод напомнить ВПЗР о трупе в океанариуме. И о необъяснимом отсутствии тех, кто должен был присутствовать здесь. И о многом другом, вызывающем гораздо большие основания для расстройства. И лодки… Провал в памяти оказался недолгим, и я могла бы во всех подробностях рассказать о том, как время разрушало их в считаные секунды. Совсем как… совсем как в те же считаные секунды оно создало новую ВПЗР. Взирающую сейчас на меня с мягкой иронической улыбкой. Но… "мне бы не хотелось его расстраивать" выглядит стеной, сложенной из больших необработанных камней. Щели в них намертво залиты раствором - все. Кроме одной, недостаточно широкой, чтобы пропихнуть сквозь нее рассказ о лодках.
Ну да, сквозь эту щель может просочиться что-то еще, какая-нибудь другая, нейтральная фраза для поддержания диалога. Но жирдяйский, неуклюжий рассказ о лодках с массой дряблых подробностей точно не пролезет.
Кто диктует мне эти правила? Кто указывает, что говорить, а что - нет?
Голова писателя? Но вот он - писатель, чья голова так меня беспокоит. Сидит передо мной и улыбается. Не совсем тот, к которому я привыкла, но он называет меня Ти, следовательно - хорошо знает меня. Следовательно - я хорошо знаю его. И его обычную манеру поддерживать разговор, разве что - слегка смягченную.
- Ты чем-то озабочена, Ти? Ты неважно выглядишь.
Сказать ей, что и она - изменилась? Постарела лет на пятнадцать? Или - больше, чем на тридцатник, исходя из тех двадцати семи, которые она вечно себе приписывает? Нет, этот пассаж тоже не протиснется через дурацкую неудобную щель в стене.
- Погода просто ужасающая…
- Не знала, что ты такая метеозависимая. И что обычные сезонные явления в состоянии выбить тебя из колеи.
- Мне просто не нравится этот туман. Вот и все.
- Разве на улице туман? Мне казалось что… - Тут ВПЗР неожиданно замирает.
Жаль, что я не успела дать себе клятву ничему не удивляться, ВПЗР замирает так, как замерла бы картинка в телевизоре. На полуслове, прикрыв глаза. Это могло бы выглядеть красиво, если бы глаза прикрылись полностью. Но они прикрылись не полностью, я вижу часть зрачка, мертво блестящую, - и это неприятно. Что заставило ВПЗР застыть на полуслове? Упоминание, что на улице туман? "Этот туман", сказала я, очевидно, имея в виду его свойства: хранить в себе печальные, а иногда - ужасные вести. Но никаких вестей не поступало, и ужаса не случилось тоже, просто "этот туман" ведет себя совсем не так, как прочие туманы, в нем что-то есть (печальное, ужасное?) - и это "что-то" может наброситься на тебя в любой момент. Совсем как у Стивена Кинга…
Стоп.
У Стивена Кинга, кажется, была вещичка, которая так и называлась - "Туман", и туман в ней был кровожаден, и заставлял людей становиться кровожадными, и все это заканчивалось обычной для Кинга мясорубкой, и запоздалыми философскими сожалениями о сволочной природе человека. А ВПЗР всегда хотелось написать зубодробительный хоррор в стиле Кинга, - отсюда и прямое заимствование…
Стоп.
Кажется, она больше не хочет заимствований, не хочет еще одного карманного формата. Не хочет вечно болтаться в чьем-то, уже изобретенном "стиле", как дерьмо в проруби. Она хочет быть собой, вот только - какой именно? Из-за тумана, вплотную придвинувшегося к окнам кафе, - не разглядеть…
Да-да, туман, от которого мне удалось избавиться, войдя сюда, облепил теперь стекла. Колыхающаяся, похожая на кисель масса стоит теперь на уровне дверной ручки, но все же не решается войти. Пока еще - не решается.
Разве на улице туман? Вот проклятье!..
- Эй, - пытаюсь я окликнуть застывшую ВПЗР. - Эй?
- …Мне казалось, что полдня шел снег… - Слава богу, в игре "замри-умри-воскресни" наступил самый благостный, финальный этап. Картинка с ВПЗР снова оживает. - Да он и сейчас идет, посмотри!
Так и есть. Снег.
И никакого тумана, секунду назад стучавшегося в дверь.
Когда только одна стихия успела сменить другую? - я пропустила этот переход, пропустила!.. Или - я тоже замирала, подобно ВПЗР? И если так, прикрывала ли я глаза? И как это выглядело со стороны?
Ты неважно выглядишь, Ти.
Снег.
Его крупные, размягченные хлопья бьются в стекла с глухим стуком, как будто тому, кто сидит наверху и инициирует этот артобстрел, не хватает сил, чтобы слепить настоящий, полноценный снежок. Не хватает сил в руках (они слабые, детские?)… Или все время приходится отвлекаться на другие дела? Иные, связанные с катастрофами, стихийными и человеческими бедствиями вне Талего. А Талего - островок вполне самостоятельный, он и сам со всем справится, без постороннего вмешательства.
Снег.
Здесь, на Средиземноморье, быть его не должно. Но, может, лет через пятнадцать, когда ВПЗР предстала передо мной аристократкой и авантюристкой в мягких пыльных сапогах и с такой же мягкой иронической улыбкой, способствующей изучению языка африкаанс, - может, тогда снегом здесь никого не удивишь.