У меня нет ни одного воспоминания, смерти которого я бы страстно желала. Разве что - воспоминание о трупе несчастного Маноло в океанариуме (бр-р!), но оно настолько свежее, что назвать его воспоминанием можно с большой натяжкой.
А к чему отнести тени, пятна и неясные линии в зеркалах? К воспоминаниям, к фантазиям? И к чьим именно?
Владельца шкатулки.
Мне только показалось, или до сих пор бесформенные тени и пятна стали складываться в картинки?.. Картинки выплывают из зазеркалья одна за другой, их я видела совсем недавно, они развешаны на лестнице и нарисованы Кико. Кит с головой женщины, еще один кит - с головой другой женщины; я жду появления marinerito, или хотя бы ленточки с надписью "mariagiselapiedad", или одного из потешных котов. Или (что было бы идеально с точки зрения пропорций) маяка "Cara al mar": шесть удлиненных узких зеркал - шесть маяков.
Ничего подобного не возникает, и я начинаю думать о природе зазеркальных глубин. В них нет дна, на которое могли бы опереться кошачьи лапы или широко расставленные ноги marinerito. Нет почвы, на которой мог быть заложен фундамент маяка - любого, а не только "Cara al mar". В таких бездонных глубинах хорошо себя чувствуют только киты, это - их стихия. И это - единственное, что я знаю о китах, ведь в романах ВПЗР они никогда не фигурировали. И до этой минуты мне было наплевать на китов, даже таких странных - с женскими головами.
С женскими лицами, отличающимися друг от друга лишь незначительными деталями, штрихами. Быть может, одной деталью, одним штрихом. Нанесенным исключительно для того, чтобы стало ясно: это - разные женщины.
- Кто они? - спрашиваю я у Кико.
Губы Кико беззвучно шевелятся, но это не обязательно ответ. А если и ответ - я не в состоянии его услышать.
Человек из письма Маноло, которое нарыла ВПЗР… Человек со шведским именем Свен (предположительно ихтиолог) наверняка дал бы комментарий поразвернутей.
- Ты просто их придумал? - не отстаю я от Кико.
Быстрое и бессмысленное покачивание головой тоже можно считать ответом. И снова я не слышу его. Не понимаю. Как не понимаю, почему Кико стал прикладывать руку к уху, зажимать его с таким остервенением, что пальцы начинают трястись.
- Тебя что-то беспокоит? Ухо болит?..
Кико с силой захлопывает шкатулку (внутренности ее при этом недовольно звякают и мотивчик разом обрывается) - и поворачивается ко мне.
Наконец-то!..
Наконец я вижу его лицо полностью: правую и левую стороны, счастливо соединившиеся. Все опасения напрасны, и ничего страшного или необычного в открывшейся мне картине нет. Кроме шнурков, пронзающих кожу, и глаз, которые по-прежнему кажутся нарисованными, но с этими прелестями фактуры островного сумасшедшего я уже знакома.
Единственное, что не нравится мне: Кико по-прежнему держится за ухо и выглядит несчастным, как будто испытывает боль.
- Дай-ка посмотреть…
Не дожидаясь согласия парня, я пытаюсь отлепить руку от злосчастного уха - не тут-то было. Она кажется приросшей к нему, хотя видимого сопротивления Кико не оказывает.
- Расслабься, - командую я. - Закрой глаза, подумай о чем-нибудь приятном… Подумай о чем хочешь. И просто опусти ее. Просто опусти…
Нарисованные глаза Кико послушно прячутся под веками, что свидетельствует: он понимает, о чем я говорю. Он понимает меня лучше, чем я его. Но толку в этом немного: рука от уха не отстает. А между пальцами неожиданно начинает сочиться кровь.
Тоненькая струйка между средним и указательным. Зрелище неприятное и гораздо более пугающее, чем кровь из носа. Носовое кровотечение имеет массу объяснений, вполне будничных и тривиальных; чтобы унять его, достаточно запрокинуть голову, сунуть в ноздрю ватный тампон или промокнуть нос салфеткой. А кровь из уха… Для нее нужны веские причины! Единственное, что приходит мне на ум: перепад давления. Перепад высот. Слишком быстрый подъем с глубины.
Не той ли зазеркальной глубины, в которой резвятся киты с женскими головами?
Но шкатулка с глубинами закрыта, а кровь все не останавливается. Я, как зачарованная, слежу за тем, как она медленно (слишком медленно, как будто в рапиде) движется вниз. Как, изящно обогнув большой палец, устремляется к запястью.
И - скрывается там, среди множества разноцветных шнурков.
Только теперь Кико отводит руку от уха - сам и без всяких усилий. Странно, ушная раковина - место, где должен находиться исток - совершенно чиста. И мочка - чиста, никаких следов происшедшего. Так, может быть, и крови-то никакой не было? А чертов Кико просто пропустил очередной шнурок между пальцами: если один брат - актер, то почему второму не оказаться фокусником-иллюзионистом?..
Дешевый трюк!
Мне хочется стукнуть Кико по затылку, наорать на него. Желание это так велико, что я прикусываю губу - лишь бы не дать волю рукам. К тому же меня останавливает элементарное благоразумие: ведь совершенно неизвестно, как может отреагировать на мой выпад Кико. Вдруг - ответит ударом на удар? - ведь он привык повторять жесты других людей.
- Сволочь! - Чтобы выпустить пар, я перехожу на спасительный русский. - Сволочь! Дурак! Клоун недоделанный!..
Руки Кико тянутся ко рту и поднимают его уголки: очередная улыбка, от которой меня передергивает. Но самое отвратительное состоит в том, что левая рука идиота (теперь мне хочется думать о Кико как об идиоте, а совсем не как о мальчике-мечтателе) ничем не отличается от правой.
Обе руки чисты.
И никаких следов крови. Вот и выходит, что идиотка я.
Упс-сссссссссссссссссс…
Тем более идиотка, что, записывая все то, что произошло днем, пятнадцатого января, я полностью пропустила шестнадцатое. Ну да, сегодня, шестнадцатого января, я никуда не выходила (если не считать завтрака в кафе), сидела за ноутбуком, как проклятая. И Талего существовал без меня. И плавно перекочевал в семнадцатое - в то время как я все еще нахожусь в пятнадцатом.
До сих пор.
Неизвестно, как отразится пропущенный мной день на всех нас. Надеюсь, что никак… Не грусти, Ти! Вот тебе букетик!
Спокойной ночи и удачи!"
"17 января.
Еще немного из того, что произошло пятнадцатого. И что я попросту не успела законспектировать накануне. Совсем немного, иначе я пропущу еще один день. Быть может - это к лучшему, просто писать и ни о чем не думать. Не думать, что этот гребаный остров - самое странное и неприятное место на свете. Не думать, что я нахожусь в голове писателя, в то время как я нахожусь в доме, принадлежащем адвокату из Мадрида Игнасио Фариасу, человеку милейшему и реально существующему (наверняка найдется миллион людей, способных подтвердить его существование, я и сама могу это засвидетельствовать). Не думать об идиоте Кико. Не думать обо всех остальных, подевавшихся неизвестно куда. Не думать о Маноло. Вернее, думать о Маноло как о ките, выгибающем спину под деревянным прилавком. Как о множестве китов, а совсем не как о трупе из океанариума.
И не думать о ключе.
Не думать, хотя ничего загадочного в нем нет. И ломать голову, куда бы его приспособить и во что воткнуть тоже не надо: я знаю куда он втыкается и что отпирает.
Музыкальную шкатулку.
Единственное, чего я не знаю: зачем чертов придурок Кико отдал ключ мне. Просто взял и отдал - без всяких объяснений. Но предварительно сделав свою хренову ручную улыбку еще шире. Да-да, растянул рот до последней возможности и даже слегка засунул в него кончики пальцев. Так, что стали видны зубы - белые и удивительно крупные, один к одному. И мне пришла в голову мысль… Какая именно - сейчас не вспомнить. Видимо, не слишком важная.
Я малодушно ответила Кико такой же широкой улыбкой. И неожиданно испытала жгучее желание повторить все его дурацкие жесты. Все до единого, только этого не хватало!..
Ключ от шкатулки болтался у него на запястье, на одном из шнурков, по странному и неприятному совпадению - двухцветном. Багрово-фиолетовом, xa-xa!.. Впрочем, когда я увидела это преследующее меня сочетание цветов, смеяться как-то расхотелось. А Кико стащил шнурок с ключом с руки, запер шкатулку и, повернувшись ко мне, протянул ладонь - раскрытую и пустую. И даже покачал ею в воздухе. И снова я испытала жгучее желание повторить его жест.
И - не выдержала и повторила.
Не стоило бы мне этого делать. Не стоило. Ведь Ти… настоящая Ти, девушка двадцати пяти лет от роду, амбициозная и совсем-совсем неглупая, никогда бы так не поступила. Никогда бы не стала играть в сомнительные игры с идиотом. Никогда бы не пошла на поводу у ВПЗР с ее ленивыми послеполуденными сентенциями о том, что единственное предназначение человека - идти за своими желаниями, чутко к ним прислушиваться и верить им абсолютно. В противном случае его ждут полное опустошение, глаукома и рак пищевода. "Не отказывай своим желаниям, Ти, просто расслабься и раздвинь ноги, а все остальное они сделают сами".
Гадость и мерзость.