В моем кармане тоже лежат ключи. Один ключ с надписью "Ballena" на бирке. Я вытащила его из куртки с заклепками "Salinas" и переложила в свою. Совсем не факт, что ключ подойдет к катеру, но попробовать стоит. Если не получится, я буду искать другие ключи и буду пробовать - еще и еще. Времени у меня полно.
Трясясь от волнения, я вынимаю ключ и, скрестив пальцы на левой руке и дунув на них, правой вставляю его в замок зажигания. Ключ подходит идеально.
Muchas gracias, Дева Мария! И здравствуй, "Байена"! Я знала, я чувствовала, что этот прекрасный катер - именно ты!..
Скоро все закончится. Совсем скоро. Совсем.
Я уеду с гребаного Талего, как только катер будет освобожден от деревянных пут и спущен на воду. Он будет спущен на воду, даже если мне придется сделать это одной. Даже если ВПЗР откажется помочь, а пересмешник Кико не найдет ничего лучшего, как тупо комментировать всеми частями тела мое грандиозное и столь желанное отплытие.
Инструкция из пакета понятна и ребенку: масса схем, еще больше - картинок, в качестве основного языка я выбираю испанский. И еще - английский, на случай, если испанский судоводительский смысл по какой-то причине ускользнет.
Задрав голову вверх, к стоящему в зените солнцу, я набираю в легкие побольше воздуха и ору:
- Прощай, Талего, гребаный остров!!!
Ничего не изменилось.
Солнце по-прежнему стоит в зените, голубое небо безбрежно, да и ветер на секунду утих, но в пальцах вдруг стала ощущаться какая-то неприятная влажность. Как будто я держу не новехонькую, еще пахнущую типографской краской инструкцию, а… Что я держу?
Первую часть журнала "Vanity Fair".
Поверить в это невозможно, найти логическое обоснование - еще невозможнее. И тем не менее - вместо инструкции в моих пальцах зажат журнал, мокрый и грязный, с распухшими от долгого пребывания в воде страницами. То, что в следующую секунду начинает происходить с игрушкой-катером, вообще не поддается описанию.
Он начинает стремительно стареть.
Зрелище отталкивающее, как если бы красавчик Сабас прямо на глазах превратился в старину Фернандо-Рамона с дряблой, покрытой клочковатыми седыми волосами спиной и такой же дряблой, сморщенной задницей.
Ветровое стекло катера помутнело и покрылось паутиной мелких трещин; на приборной доске появились ржавые пятна, деревянные панели искрошились до трухи, кожа на руле выцвела и потрескалась, а ключ… Он тоже стал ржавым. К нему даже прикасаться страшно - вдруг рассыплется в руках? И все же я решаюсь. И ничего хорошего из этого не выходит: ключ хотя и не рассыпается, но и не думает поворачиваться. Его как будто заклинило в таком же ржавом замке.
Я не знаю, что мне делать. Я боюсь повернуться. Вдруг за моей спиной обнаружится нечто совсем ужасное? Море, голубое небо и солнце в зените - совсем не показатель. Невозможно понять, состарились ли они вместе с катером или нет. Они были всегда, и они стареют совсем по-другому. Наверное.
Так, не двигаясь, я могла бы простоять еще долго, до самого заката. Тереть глаза руками, трясти головой, дергать себя за нос и хлопать по щекам, - словом, делать все то, что я делаю последние несколько минут. До тех пор, пока меня не пронзает совершенно дикая мысль: если все это произошло с "Байеной", а я в это время была на ней…
Что же тогда случилось со мной?!
Наплевав на ужасное, которое (теоретически) может поджидать меня за пределами катера, я бегу к корме. И на ходу задеваю и опрокидываю канистры, еще недавно полные бензина. Теперь они пусты и валятся на палубу с громким стуком.
Спустившись по стремянке и едва не поломав при этом стремительном спуске ноги, я бросаюсь к единственной поверхности, где может отразиться мое лицо.
Вода в лодке!
Хоть она осталась такой же, как и была, - спокойной и почти черной. Собственное отражение кажется мне нечетким и каким-то расплывчатым; я не могу сосредоточиться, не могу сфокусироваться, не могу унять бешено колотящееся сердце. Господи, сделай так, чтобы я увидела в этом подобии зеркала Флоранс Карала без всякого грима! Или хотя бы Джоди Фостер, загримированную под героиню фильма "Птицы". Или чтобы я осталась сама собой: не постаревшей ни на минуту, не покрытой ржавчиной, не выцветшей и не потрескавшейся, как кожа на руле. Сделай так, Господи, пожалуйста! Дева Мария, рог favor!..
Они меня услышали, эти двое; с моим лицом ровным счетом ничего не случилось, ничего. Оно - такое же, как всегда: лицо двадцатипятилетней девушки. Очень и очень неглупой (по утверждению многих), красивой (по утверждению почти всех), амбициозной, не лишенной бизнес-способностей, и твердой, как кремень (по утверждению всех без исключения). Мне просто нужно выбрать, какая черта мне необходима сейчас больше всего, чтобы справиться с происходящим.
Я выбираю сразу две: ум и твердость.
Твердость поможет мне разложить ситуацию на составляющие, а ум - собрать составляющие в новой последовательности и посмотреть, что из этого получилось.
Солнце чуть сдвинулось, на небе появилась пара облаков, волны шумят так же, как и шумели. А на ветер даже не стоит обращать внимание: на Талего он всегда переменчив. Что же такого я сказала, подняв лицо вверх и обратившись ко всем стихиям сразу?
Прощай, Талего, гребаный остров!!!
Не стоило, ох, не стоило озвучивать эти мысли…
Я стою у лодки, с которой ничего не произошло. И смотрю на катер глазами, с которыми ничего не произошло. Все плохо только с ним. Я не видела его со стороны, когда случилась эта грандиозная подмена, но наверняка он был красив. Теперь же - выглядит просто отвратительно: истрепанные борта неопределенного цвета и проржавевший винт без одной лопасти. Это почти точная копия катера, врытого в землю у пристани, не хватает только камней.
И я больше не уверена, что передо мной именно "Байена".
Из-за названия. Оно нигде не зафиксировано, ни на одном из бортов. Собственно, других названий тоже нет, как нет названия порта приписки. Именно этого я и не увидела, когда взглянула на корму первый раз. Но стоит лишь задаться вопросом "почему?", как сквозь неопределенность цвета начинают проступать бледные буквы:
"SANTA CRUZ".
Продержавшись не дольше доли секунды, они исчезают, и тотчас же появляются новые:
"BALLESTA".
А затем, сменяя друг друга:
"SILK", "NORTH STAR" и снова - "SANTA CRUZ"; все это больше похоже на муки двоечника у доски. Он не знает решения элементарной задачки и все время пишет разные ответы, в надежде, что кривая вывезет. Пишет - и стирает, пишет - и стирает. Последней на импровизированной доске появляется-таки "BALLENA", и я, затаив дыхание, жду - совпадет ли этот взятый с потолка ответ с ответом в конце учебника.
Ответ не совпадает.
"BALLENA" исчезает так же, как исчезли до нее все остальные. И на корме снова воцаряется пустота. Теперь уже - окончательная. Всё, урок закончен, все свободны и не забудьте записать домашнее задание, дети, - чтобы не говорили потом, что вам ничего не задавали. А неизвестный мне двоечник отправляется на место, схлопотав очередной "неуд", все записи на доске - стерты.
Некоторое время я стою, тупо уставившись на вспучившуюся по всей обшивке краску. Ничего я не приобрела, а только потеряла ключ с биркой. Остается еще один неопробованный вариант: отправиться к пристани и поискать подходящую для бегства лодку там. Конечно, лодка не так обнадеживает, как красавчик-катер, но попытаться стоит.
Возвращаясь к пристани, я развлекаю себя тем, что перебираю в уме все промелькнувшие за несколько секунд названия, ни одного незнакомого мне нет: яхты "Santa Cruz" и "Ballesta" я вид, ела на набережной в Санта-Поле. И, кажется, подумала тогда: до чего они хороши!.. "North Star" - так называются те самые дешевые вонючие сигареты, которые курит ВПЗР, но существует и масса крупно- и малотоннажных судов с таким же названием, оно чрезвычайно популярно. Дольше всего я вожусь с "Silk". Мы, безусловно, встречались, но где и когда? "Silk" переводится как "шелк", его можно обнаружить на ярлычках, вшитых в одежду, "cotton - 65 %, silk - 35 %"; оно является одной из составляющих в названии компаний по производству чая, текстиля и телепрограмм для домохозяек…
Нет, не то.
Интуитивно я чувствую, что "Silk" намного ближе, чем ароматизированные эссенцией чайные пакетики, но - насколько ближе и в каком месте его искать? Не в чайных пакетиках - точно.
Подходящую для бегства лодку я тоже не нахожу, хотя и знаю - где именно искать.
С лодками, стоящими ка пристани, происходит то же самое, что и с катером: все они кажутся полными жизни и готовыми вот-вот отплыть. Но стоит мне остановить взгляд хотя бы на одной из них, как она тотчас же превращается в рухлядь и рассыхается на глазах. В бортах и днищах сами собой появляются пробоины и провалы, исчезают целые доски, а тина и песок - наоборот, появляются. И минуты не проходит, как я оказываюсь посреди небольшого кладбища; почти такого же, как лодочное кладбище за океанариумом.
Шок, вызванный этими мистическими перевоплощениями, намного меньше, чем шок, вызванный видоизменением "Байены".
Я не удивлена, вот что странно.