31
Разумеется, побега Бориске органы не простили. Органы - не Господь Бог, чтобы прощать. Органы, они никому ничего не прощают, поскольку не для того поставлены. И не забывают тоже ничего, так как всё записывают.
Приехали от нечего делать на двух автомашинах с мигалками и начали по двери кулаками в четыре руки стучать. Именно стучать, а не звонить. Чтоб заранее запугать жильцов своим внезапным присутствием.
Зара открыла им дверь, они влетели так, как будто выломали её своими телами - чуть не упали:
- Где, - говорят, - хозяин квартиры? - и наступают, бля, наступают.
А один из ворвавшихся Зару увидел, узнал её и говорит:
- О, старая знакомая Зара. - и: - Тебя ж, - говорит, - УБОП наше ищет, с ног сбилось и с курса, а ты, значит, тут как тут и ни в чём не бывало.
- А чего это оно меня ищет? - Зара спрашивает.
- Как чего? Ты ж как пропала после убийства Вовы Школьника, так и все концы в воду. На дно легла.
- Да не ложилась я никуда.
- Ну да, ты - и не ложилась.
Органы, как по команде, понимающе перемигнулись.
- Я ничего такого не совершала, чтоб меня искать УБОПу, - Зара говорит.
- Не совершала она. Это ещё доказать надо с алиби и уликами в руках. Почему никто не пропал после убийства, одна только ты? Почему?
- Ни почему. Не пропадала я, живу открыто, ни от кого не прячусь, по магазинам хожу, в театр оперы и балета.
- А где хозяин квартиры?
- Он бегает. Ну, в общем, его нет дома.
- Он бы штраф оплатил вместо того, чтобы бегать. Его ж по-культурному предупреждали. Тем более от нас всё равно не убежишь.
- Он не от вас бегает, а сам по себе, - Зара говорит. - И за что штраф? Я не знаю.
- А за то штраф, что без регистрации на территории Российской Федерации проживать посягнул. Он думает, что если из Германии к нам сюда понаехал, так ему всё наше можно нарушать?
- А, вы об отце его спрашиваете? Так отец обратно в Германию вернулся.
- Ну, сука, кинул. Собирайся. С нами поедешь. Ты ему кто?
- Ему - никто. Я сыну его кто.
- Ну, всё одно родственница и в убийстве подозреваешься, заказном.
Зара собралась быстро, она давно научена с органами дело иметь и знает, что медлительности органы не переваривают. А тут, как на грех, Шизофреник с прутиком объявился. Гораздо раньше своего обычного времени. Как будто почувствовал что-то неладное. Но лучше бы он не чувствовал ничего и не возвращался.
Зара говорит ему:
- Ты не бойся, я скоро приду.
А органы говорят:
- Проверка паспортного контроля.
Шизофреник на Зару смотрит, ничего постичь не может, всё у него в мозгах перемешалось и переклинило.
- Покажи им паспорт, - Зара говорит. - Паспорт свой покажи.
А Шизофреник говорит:
- Нет у меня паспорта.
- Как нет? - обрадовались органы.
- Так - нет, и всё, - говорит Шизофреник. - Выбросил я паспорт. Чтоб враги его не похитили и зла мне не причинили.
- Он болен, - Зара говорит. - Вы же видите. Мания преследования у него.
А органы говорят Заре:
- Тебя не спрашивают.
И берут Шизофреника под тонкие его ручки и ведут вместе с Зарой к машинам. Он выгибается, вырваться хочет, скулит, а они его крепко держат, поскольку высокие в своём деле профессионалы.
"Конечно, - думала Зара, идя под конвоем к машине, - ну сколько могло длиться это призрачное шизофреническое счастье? Недолго оно могло длиться. Оно и длилось недолго".
А Шизофреник ничего о счастье не думал. Он чувствовал только, что оно у него было, и больше ничего. А думать о нём он не умел. Он только об одном умел думать - о преследователях своих и о том, как избежать их силков и ловушек, как похитрее их обманным путём обойти и не наследить. А теперь и об этом, наверно, не мог он думать. Попав к ним в лапы. И, как ни извивался он всем телом, вырваться из этих жилистых натруженных лап не достало у него сил.
- Это конец, - говорил себе Шизофреник, сидя между двумя грубыми мужиками в машине. А им говорил: - Включите свет, свет включите!
Мужики совали ему с обеих сторон кулаками в рёбра, ворча:
- Мы тебе включим, мы тебе сейчас так включим свет, что ты навеки у нас выключишься.
Но ещё больше, чем несвобода и угроза жизни, мучил Шизофреника вопрос - где же он просчитался? Что упустил?
И он не мог найти ответ, не мог понять. Всё он будто бы делал правильно, всё держал под неусыпным надзором, и никакие мелочи не проходили мимо его повышенного внимания. И до сего дня ему удавалось обходить все их капканы.
А сегодня он с самого утра чуял в атмосфере что-то неладное: сначала на его пути вставали один за другим дома, дома, много пятиэтажных бесполезных домов. Бесполезных и беспомощных. Потому, что они ничем не могли ему помочь, потому что никого ни от чего не защищали и потому что в них нельзя было ни от чего надёжно укрыться. А затем и вовсе встретил он лысую старуху с зонтиком. Старуха открыто поклонилась ему и застыла в улыбке.
И Шизофреник понял, что таких старух просто так на улице не встречают. И он сократил свой маршрут до самого необходимого минимума и стал пробираться тихими переулками к дому. А дома, значит, его уже ждали. Разгадала, видно, старуха его замысел и коварно сообщила о нём врагу. Ну, а враг, само собой разумеется, не дремал. Он окружил дом и взял Шизофреника с поличным. И его, и Зару.
"Вот чего я до конца жизни себе не прощу, - думал Шизофреник. - Ведь из-за меня и она погибнет".
- Зара ни во что не посвящена и ни в чём не виновата, - говорил Шизофреник грубым мужикам в машине. - Это я вам уполномочен заявить как лицо официальное.
Мужики не обращали на его слова внимания, но он настаивал:
- Вы должны её немедленно отпустить и реабилитировать за отсутствием состава преступления. Я настаиваю.
В узилище их ввели вместе. Зару впереди, его сзади.
- Зара, прости, - сказал Шизофреник. - Это всё из-за меня.
- Не говори чепухи, - сказала Зара, и её увели в КПЗ под замок.
- А этого куда? - спросили грубые мужики у своего старшего по званию.
- А этого в дурдом, - сказал старший. - Куда его ещё? Мало того, что шизофреник ярковыраженный, так он ко всему беспаспортный. Конечно, в дурдом.
- Да он вроде в принудительном не нуждается, - сказали грубые мужики.
- Ну так поговорите с ним по душам, - сказал какой-то новый персонаж, возникнув из-за письменного стола. И ещё кому-то он сказал, возникнув:
- Хозяина квартиры, пиши, найти не удалось. Написал? Так что квартиру мы… Ну, подумаем, что мы с нею сделаем. И каким манером.
Мерой пресечения Заре органы избрали содержание под стражей. Чтоб она с сообщниками связь осуществлять не могла, влияя тем самым отрицательно на успешный ход следствия.
- С какими сообщниками? - говорила Зара.
А следователь ей говорил:
- Вот ты мне и расскажешь, с какими. Расскажешь? Расска-ажешь.
Зара и не скрывала ничего от следователя. Рассказала всё чуть ли не по дням. А о том, что делала в день убийства Вовы Школьника - как до него, так и после - вообще по минутам вспомнила. Но рассказ её почему-то не отвечал чаяниям следователя и чем-то его не устраивал. И на этом основании он её рассказу не верил.
- Не верю я тебе, - говорил следователь. - Всё придумала. Ни одному слову не верю.
- А вы проверьте, - Зара его просила. - Это же проверить можно. В кафе "Алабама" спросить, потом в магазинах, у соседей. Соседи же меня каждый день видели. У отца его, в конце концов, спросите. Он тоже всё подтвердит, он у нас в кухне на раскладушке чёрт-те сколько времени прожил.
- Ты меня ещё поучи, как показания подозреваемых проверять, - отвечал Заре следователь. - А отец его, чтоб ты знала, скрывается за пределами России, как злостный неплательщик штрафов, в оффшорной зоне.
- Да нигде он не скрывается. Он в Германии живёт, на ПМЖ.
- Точный адрес, телефон.
- Не знаю я его адреса.
- Вот видишь, а советы мне даёшь. Не нужны мне твои советы.
Следователь вызывал охранника и отправлял Зару в общую камеру. Чтоб она хорошенько подумала и начала активно сотрудничать со следствием, давая нужные ему, а не ей, показания.
32
Наша милиция всегда требует показать ей что-нибудь невозможное. Какой точный адрес, какой телефон могла сообщить следствию Зара, если Бориска не имел ни адреса своего, ни своего телефона. Прописан - или лучше сказать, зарегистрирован - он был у Раисы в качестве номинального мужа, жил у Йосифа в качестве блудного сына.
Но время, слава Богу, не стояло на месте, а так или иначе шло. Немецкие органы власти не сидели без дела, а работали по восемь часов в сутки ежедневно. А значит, в результате создана была ими бумага, документ исключительной для Бориски важности.
Пришёл этот документ, разумеется, по почте, на адрес Раисы. И так как Раиса всё ещё выздоравливала в больнице, её почтовый ящик ходил проверять Бориска. И он этот долгожданный документ получил в собственные, как говорится, руки. В большом желтоватом конверте с пластиковым окошком. Разорвал склейку пальцами, а там - всё, о чём мечталось ему длинными саксонскими ночами. Разрешение снять отдельную квартиру, анкета для получения отдельного пособия - на четырнадцати страницах! - и строгое предупреждение, чтоб денег на переезд и обзаведение предметами домашнего обихода первой необходимости просить он даже и не пытался.
Бориска бросился сразу анкету читать и заполнять по возможности, но для того, чтобы на все её вопросы грамотно ответить, нужно было сначала иметь квартиру. Поскольку много вопросов анкеты касалось именно квартиры и оплаты за воду, тепло и прочие удобства.