29
Бориске в больницах все то же самое говорили. Что надо надеяться, надо верить. И насчёт сына, в ста местах переломанного, так говорили - когда он к нему в клинику приехал несколько дней спустя, - и насчёт Раисы. Хотя с Раисой всё было более или менее безопасно и терпимо. Видимо, у врачей просто принято говорить так, а не иначе как-нибудь. А что ещё могут врачи сказать, тем более, когда медицина их бессильной оказывается. Только веру и надежду проповедовать они могут, и руками в разные стороны разводить со вздохом.
А узнал обо всём Бориска от Ангелы. От кого-то же он должен был об этом узнать. Если с Раисой связей они теперь никаких не поддерживали, а с сыном перезванивались раз в сезон по большим праздникам. В смысле, сын ему вообще никогда не звонил, а он сыну звонить временами пытался, но в девяти случаях из десяти его телефон не отвечал. По-хорошему можно было бы позвонить на мобильный, но сын номер своей мобилки Бориске давать не хотел. Врал, что нет у него никакой мобилки, хотя Бориска точно знал, что мобилка у него есть.
И всё же дозвониться до сына Бориске иной раз удавалось. Другое дело, что телефонные переговоры их были коротки и малосодержательны. Последний выглядел так:
- Ты бы зашёл к нам вечером, - сказал Бориска. - Порадовал бы деда.
- Я не могу, - сказал сын.
- Почему?
- У меня свидание.
- Рассказал бы, поделился со мной.
- Чем?
- Ну, куда ты идёшь?
- Да никуда?
- А с кем?
- Да ни с кем.
И если бы Бориска спросил:
- А в чём?
Сын обязательно ответил бы:
- Да ни в чём!
Стоило ли с таким трудом дозваниваться?
Да, так вот пришёл, значит, Бориска домой после очередного посещения органов ни с чем, а с прогулки предобеденной Ангела пришла, раскрасневшись. И Йосиф рассказал Бориске, что у них тут радость нежданная. Спасибо Ангеле. Которая в углу, куда Йосиф письма бросал, нашла какое-то, давно ещё, черт знает когда, почитала его и что-то такое куда-то написала. А мне теперь оттуда чек пришёл на тысячу девятьсот евро. Надо только пойти его в банк получить. Не знаю, за что, но какая разница.
Бориска прочёл письмо сопроводительное, а там написано, мол, нам стало известно, что погребение вашей жены стоило тысячу девятьсот евро, и мы берём эти ваши расходы на себя. Откуда им стало известно, кто они такие, почему берут, когда их никто об этом не просил (разве что Ангела) - в письме не объяснялось. Или Бориска не все подробности письма этого разобрать смог.
"Нет, всё-таки Кафка очень реалистический писатель, - подумал Бориска. - А кафкианство в его расхожем понимании придумали те, кто в Германии никогда не жил и ничего о ней не знает".
- Эти деньги Раисе надо отдать, - сказал он Йосифу. - У неё за похороны мамы со счёта как раз тысячу девятьсот евро сняли.
- А чего тогда их мне вернули, а не ей?
- Я не знаю. Не знаю я. Не знаю.
- Странно, - сказал Йосиф. - Очень мне странно.
- Да, забыла вам рассказать, - сказала на это Ангела. - Совсем запамятовала.
И рассказала Бориске с Йосифом (Йосиф, правда, ни слова из этого рассказа не понял), что учительница, у которой внук её старой приятельницы музыке учится, на машине разбилась и сейчас в больнице лежит с многочисленными переломами костей в тяжёлом состоянии.
- А сын учительницы, - сказала Ангела, - который за рулём сидел, и вовсе погиб. И ещё три или четыре человека в этой катастрофе были наповал убиты и ранены. Зачем только такие автомобили быстрые выпускают? Куда спешат?
- Погодите, - заволновался Бориска, - с автомобилями. Как учительницу зовут?
Ангела говорит:
- Я не знаю, как зовут. Это же не моя учительница, а внука моей приятельницы. Я и внука не знаю, как зовут.
А Бориска говорит:
- Пошли, - за руку её берёт и ведёт в прихожую.
- Куда? - Ангела удивляется. - Мне обед готовить нужно.
И отец Борискин тоже удивляется:
- Вы чего это? - говорит. - Что происходит? В моём доме.
- Пойдёмте, - говорит Ангеле Бориска. - Спросим у вашей подруги, как зовут учительницу.
А отцу своему Йосифу говорит:
- Ничего не происходит. Смотри новости. Обед состоится при любой погоде, по плану и графику.
Ну, и притащил он Ангелу к подруге её. Подруга визиту их внешне обрадовалась, но вместе с тем была неприятно удивлена. Поскольку пришли они без звонка и без какого-либо иного предупреждения. Ангела, естественно, извиняться кинулась и чуть ли не каяться в том, что привела вот незнакомого человека нежданно-негаданно. Но Бориска её извинениям до конца излиться не дал:
- Вы, - сказал он подруге, - только имя учительницы назовите, и мы сразу уйдём.
Подруга имя вспомнить сначала не могла, говорила, что учительница русская, выпускница консерватории, это точно, "а имени, - говорила, - я не помню, русские имена моей голове трудно запоминать. Да и незачем". А потом всё-таки напрягла всю свою память и вспомнила:
- Райса, - говорит, - её имя. Райса!
Куда отвезли Раису на излечение, Бориска выяснял, обзванивая все больницы по справочнику. Строго в алфавитном порядке. Поскольку подруга Ангелы понятия не имела, где лежит учительница внука. Она услышала о случившемся от дочери, которая повезла сына на урок, а урок, несмотря на оплату за месяц вперёд, оказался отменённым. По причине неожиданной автокатастрофы. Но, в конце концов, Борискины поиски увенчались успехом, и он Раису нашёл - благо больниц в округе было не так уж много. Нашёл и, несмотря на отношения их разорвавшиеся, посетил. Поскольку в душе был Бориска неплохим человеком. Всё-таки неплохим. Если б немецкие органы власти верёвки из него не вили пеньковые или если б он на родине не попал под антигрузинские мероприятия, а работу нашёл подходящую и бабу - чтоб любила его со всеми потрохами и запахами изо рта, - он бы совсем хорошим человеком стал. А так был просто неплохим.
"Да, с запахами нужно что-то делать, - думал Бориска. - Вопрос - что делать?"
Но на этот вопрос и поумнее его люди внятно ответить пробовали, да не смогли.
И, значит, он, ничего не говоря отцу, чтобы не волновать старика с ишемией и гипертонической болезнью, посетил прикованную к постели Раису. И она рассказала ему всё, что знала и видела. А потом попросила съездить в больницу к Горбуну и поговорить в качестве отца с врачами:
- Узнай у них, что его ждёт впереди, на что надеяться можно.
- Надеяться можно на всё, - сказал Бориска. - Это мне и без врачей хорошо известно.
- Опять ты умничаешь не вовремя и не к месту, - сказала Раиса.
Она же не знала, что Бориска не умничает. Просто ему сказали, что по слухам из достоверных источников их сын погиб, и он не знал, в каком ключе и в каком тоне с Раисой об этом говорить.
Так что он даже рад был поскорее оставить Раису в её неведении и поехать, хоть это и далеко, в клинику, чтобы всё на месте уточнить и расставить все точки над i.
А в клинике выяснилось, что сын его не погиб и пока жив, и Бориска получил разрешение поговорить с врачами, которые, конечно, стали ему про надежду втирать, говоря "состояние пациента нестабильно тяжёлое". И он, поговорив с ними, остался разговором неудовлетворённым.
- Могу я ещё с доктором Богдановским пообщаться? - спросил он врачей.
Врачи посовещались в своём кругу и объявили ему, что да, это он может беспрепятственно, это не запрещено. Но ждать придётся долго, поскольку доктор Богдановский, как обычно, в операционной.
Ну, ждать Бориске не внове, ждать так ждать. И он ждал и дождался, пока вышел из операционной легендарный доктор. А тот, выйдя, скрывать от него ничего не стал. И сказал честно и откровенно - как мужчина мужчине, как русский человек русскому человеку:
- Надеяться, - сказал, - можно, конечно, и нужно. Но, к сожалению, не на что. - и: - Я, - сказал, - такого тяжёлого больного в своей практике ещё не видел, и чем всё кончится, один Бог ведает.
- И что, - сказал Бориска. - Совсем ничего нельзя сделать?
- То, что можно было, - сказал Богдановский, - я сделал.
- Всё?
- Всё.
Бориска повернулся и пошёл к двери. Потом всё-таки остановился и спросил:
- Но вы же не бросите его просто так умирать?
Богдановский ответил, что просто так он никого не бросает, и обещал держать руку на гипсе до тех пор, пока это потребуется, до самого, если надо будет, конца.
И Бориска вернулся поздно вечером к Раисе, и выложил ей горькую правду, только облёк её по возможности в менее ужасные формы и подсластил. А Раиса сказала:
- Я так и знала.
- Что ты знала? - спросил Бориска. - Что?
- Что вспомнит Он им деда твоего, - сказала Раиса, - ещё не раз.
- Какого деда? - Бориска решил уже, что Раиса от стресса заговаривается. - Кому вспомнит? И кто?
- Кто, кто… - сказала Раиса. - Дед Пихто.