Он в последнее время только и делал, что думал сломя голову о чём-нибудь малоприятном. О том, допустим, где ему жить - так, на раскладушке, ведь не разживёшься - и на что? Деньги, выданные Раисой для нужд и потребностей сына-шизофреника, рано или поздно закончатся. А с женщинами и работой тут, на родине, оказалось всё не так просто, как виделось оттуда, с чужбины, так сказать. Всё тут, на родине, с головокружительной быстротой изменилось, и женщины (за редким исключением) любили теперь лишь богатых, а профессия снабженца без следа исчезла из расстроенной экономической системы страны. Что понятно. Сегодня тут, на родине, как и по всей Европе, требовались специалисты, умеющие сбывать любое, самое всевозможное, дерьмо. А сбывать Бориска никогда ничего не пробовал. Он имел противоположный профиль, умея исключительно "доставать" правдами и неправдами то, чего не было нигде в наличии. Доставать хоть из-под земли, хоть из-под воды, хоть из воздуха. Теперь же в наличии имелось всё - были бы средства это "всё" в случае надобности приобрести, - и доставать ничего и никому было не нужно.
"Ну надо же, - думал по этому поводу Бориска, - перевернулся мир. Всё-таки перевернулся"
Он ещё надеялся на свои старые многолетние связи, на старых своих знакомых приятелей, с которыми не так уж давно работал и жил бок о бок. Но связи не срабатывали, знакомые помочь в поисках работы даже не брались, говорили:
- Понимаешь, тебе уже прилично на пятый десяток, а сейчас молодых и здоровых хоть отбавляй.
- А вам какой десяток? - спрашивал Бориска у знакомых. - Не пятый?
- Нам тоже пятый, но мы же не ищем работу, мы худо-бедно её имеем. А если станем искать, придётся нам так же, как и тебе, то есть плохо придётся и безнадежно.
И, конечно, все его приятели хором удивлялись, говоря:
- И чего тебе не сидится в твоей Германии гуманной, чего не хватает?
Пробовал Бориска и сам, без знакомых, на работу устроиться. Пришёл по объявлению с дипломом и с признанием его общеевропейского образца:
- Вот, - говорит, - диплом мой, вот свидетельство о том, что он признан на территории Евросоюза всеми его членами.
А ему говорят:
- Что ты нам бумажки под нос подсовываешь, вон щиток и держак на земле валяются, электроды в ящике. Иди и покажи, какой ты способен шов положить. Если ты инженер-сварщик, а не фуфло мороженое.
Бориска попытался с работодателями объясниться, в том смысле, что он не столько сварщик, сколько инженер, а они ему ответили, что в его инженерных знаниях и услугах не нуждаются, так как инженерных знаний у них у самих девать некуда.
- У нас, - сказали, - не Европа, у нас пахать надо, понял, а не под инженера косить.
Короче говоря, отстал Бориска от своего времени или, может, выпал из него, оказавшись не нужным. И времени не нужным, и людям, в этом времени действующим. Ни здесь, на родине, ни там, на чужбине.
Ну, там, это в общих чертах объяснимо. Местным тамошним жителям он действительно был как рыбке зонтик нужен - поскольку обуза и только, - а что жена собственная нужды в нём не чаяла, так в этом его вина, целиком и полностью. Не рыпался бы под старость лет, как кобель, исполнял бы сейчас при Раисе какие-нибудь административные функции и горя не знал. Но разве легче от осознания своей, а не чьей-то, вины? Осознанием ещё никому прожить и заработать ничего не удавалось.
Единственный, кому он мог быть по его представлениям полезным, и кто в нём по тем или иным поводам мог нуждаться, так это оставшийся без никого отец. Но не хотелось сидеть у старика на шее иждивенцем, пока немцы соблаговолят проверить факт раздельного проживания Бориски с Раисой, поверить этому факту и выдать Бориске отдельное жильё и отдельное пособие. Каковые могут и не выдать. Им проще обязать Раису, как всё ещё его жену, имеющую средства, платить ему какое-нибудь денежное содержание. От немцев с их глубоко бюрократическим сознанием любой глупости и несуразицы ожидать можно. Не хуже, чем от сына Бориски Шизофреника.
Действительно, ну чего угодно ожидал Бориска, возвращаясь домой, любых сюрпризов. Он был готов даже к тому, что сына в квартире не окажется. И придётся организовывать розыск, возможно, с привлечением коррумпированных правоохранительных и психиатрических служб города. Но что сын живёт под одной крышей с женщиной, причём с красивой женщиной - этого не только Бориска, этого никто ожидать не мог. В такое и поверить-то было непросто. Если не увидеть своими глазами воочию. Своим-то глазам верить, хочешь не хочешь, приходилось.
А та же Раиса, позвонив Бориске, сильно в правдивости его слов усомнилась. Всё спрашивала:
- Ты там трезвый или под лёгким вдрабадан газом?
Он ей:
- А кто, по-твоему, ответил на твой звонок? Кто позвал меня к телефону?
- Ну, баба твоя очередная, - говорила Раиса. - Тоже мне, загадка мироздания.
- Да не моя это баба, - кричал Бориска, - не моя.
Наконец, он сообразил дать трубку Заре, чтобы она сама поговорила с Раисой. И Зара поговорила. И подтвердила, не смущаясь, то, что рассказал о ней и её тесной взаимосвязи с Шизофреником, Бориска.
- Ага, - догадалась Раиса, - вы сговорились и оба вешаете мне на уши лапшу. Сволочи.
А Зара сказала:
- Позвоните, пожалуйста, через час, сын ваш к тому времени вернётся. - и: - Мне кажется, - сказала, - вам лучше с ним поговорить, без посредников.
- Можно подумать, что ему можно верить, - сказала Раиса.
- Почему же ему нельзя верить? - не поняла Зара.
- Ах, вы не понимаете? - Раиса уже заметно злилась. - Потому что больной он, вот почему ему верить нельзя.
- Да, он больной, - сказала Зара, - но верить ему можно. Потому что врать он из-за болезни своей не умеет.
И настолько Раиса не поверила Бориске и этой его Заре, что ровно через час перезвонила снова.
- Ну как ты там, дорогой? - спросила она сына, как спрашивала всегда. И он, как всегда, ответил:
- Это мама?
- Мама.
После её ответа хотел он бросить по своему обыкновению трубку, но Зара не позволила:
- Мать хочет задать тебе какие-то вопросы.
- Какие? - спросил Шизофреник. Не у матери спросил, а у Зары.
- Слушай.
Шизофреник опять приложил трубку к уху и сказал:
- Слушаю.
Раиса подумала и сформулировала свой вопрос так:
- Сынок, а с кем это ты там живёшь?
- С Зарой, - сказал Шизофреник. - А недавно ещё и папа у нас поселился.
Раиса опять подумала и спросила:
- А где Зара спит? У тебя ж всего одна кровать.
- А она со мной спит, - сказал Шизофреник. - Кровать широкая. А папа на раскладушке спит, в кухне.
И Раиса наконец поверила. Нормальному Бориске и нормальной Заре не поверила, а сыну своему душевнобольному поверила. Она не знала, что с этим теперь делать и нужно ли с этим что-нибудь делать, но она поверила.
"Господи, - думала Раиса, положив трубку, - ну с какой луны она могла упасть, эта Зара? И кто она такая? И неужто живёт по своей воле и без задней какой-нибудь мысли с психически больным?"
Шизофреник же, поговорив с матерью, сказал:
- Чего это она? - И: - Раньше, - сказал, - она мне никогда никаких таких вопросов не задавала.
- Иди ужинать, - сказала Зара. - Тебе бычков в томате дать или сардин в масле?
- Я сам выберу, - сказал Шизофреник и полез в холодильник.
На этот раз он выбрал бычков. И Зара пожелала ему приятного аппетита. А он ей в ответ промолчал.
24
Промолчал и Бориска, когда дважды обидела его Раиса, сказав фактически, что он есть не отец, и не одолжив ему денег, нужных, как ему казалось, позарез. Про себя он подумал, что деньги лучше всего одалживать на войне. Или кредитора убьют, и не нужно будет ему деньги возвращать, или ты сам падёшь смертью храбрых, и тогда деньги тоже останутся тебе. Жалко, что на войне никто никому денег не одалживает. Не принято это. Почему-то. Плохая примета, говорят. Но это про себя. А Раисе - промолчал он. Нечего ему было сказать Раисе. Не имел он убедительных аргументов, чтобы их выдвинуть. Тем более она ведь не просто в просьбе ему отказала насущной, она его ещё и жестоко огорошила.
- Ты и без того, - говорит, - должен мне серьёзную сумму. О чём, небось, не подозреваешь и не догадываешься.
- Какую сумму? - только этого Бориске сейчас недоставало.
- Я же говорю - серьёзную.
Бориска говорит:
- Мало того, что ты меня оскорбила и унизила до уровня моря, не пойдя мне навстречу в трудном финансовом положении, так ты меня ещё и глупо разыгрываешь.
- Делать мне больше нечего, только тебя разыгрывать, - сказала Раиса и принесла из другой комнаты в довершение ко всему, на закуску, значит, письмо официальное, на имя Бориски пришедшее, но распечатанное, и выписку из их банковского счёта, с которого тысячу девятьсот евро было как рукой снято.
- На вот, - сказала, - почитай, получи удовольствие, - и протянула ему рваный конверт и выписку.
- А почему моё письмо распечатано? - для порядку возмутился Бориска. - Распечатывать чужие письма неприлично.
- Ты читай, - сказала Раиса, - читай. Потом разберёмся, что прилично, а что нет.
В письме Фрау Фюрер извещала Бориску о том, что немецкие власти и их соответствующие органы всесторонне рассмотрели его просьбу о взятии расходов на себя и большинством голосов решили эту просьбу оставить без внимания, поскольку жена Бориски Раиса имеет постоянный и достаточный для подобных выплат доход.