Аспирант говорил:
- Зачем ты себя насилуешь? Чтение - это же не свойственная тебе функция организма.
- А мне нравится, - говорил Штангист. - Даже больше, чем газета "Спид-инфо".
Аспирант принимал у меня документы, выдавал новые, записывал файл на диск и в ноутбук. После этого Штангист протискивался к компьютеру и просил:
- Дай, я нажму. Дай, я.
Аспирант улыбался. Пропускал Штангиста к клавиатуре. Тот прицеливался, жал толстыми пальцами "Shift-Delete" и страшно веселился, когда файл исчезал.
Сразу скажу - несмотря на таких работодателей, я всё успел сделать к сроку. Успел, несмотря даже на то, что устроил себе четыре выходных дня. Тридцатого ноября я сдал им последнюю главу эпопеи. Первый её том состоял из двух частей и назывался "Путь наверх", второй - тоже двухчастный - "Жизнь наверху". Название книге дал я - для смеху, - но оно прошло на ура!
Вручая мне очередные пятьсот баксов за ноябрь, Аспирант сказал:
- Давно хочу сказать. Название Шефу понравилось особо, и он просил вам это передать.
После такой высокой оценки самого Шефа я уже не мог пойти на попятную и изменить название.
Теперь мне осталось только ждать. И ждать мне осталось недолго. Рано утром шестого декабря я уезжал. А перед отъездом ты попадаешь в такой период нежизни, что ли. Ты уже не живёшь здесь и ещё не живёшь там. Тебя уже ничего не связывает с этой жизнью и ещё ничего не связывает с той. Ты - в ожидании. Когда эта жизнь уйдёт, а та, иная, настанет.
"Ну, кинут, так кинут, - думал я, ожидая. - Как бы там ни было, а три тысячи я положил на карточку, и Эля их уже сняла. Три тысячи - это ведь огромные деньги".
Но волновался я зря. В тот же день Шеф мне позвонил. Вернее, он позвонил уже завтра, в час ночи. Похоже, это излюбленное время шефов всех времён и их приближённых.
- Александр Семёнович? - сказал он.
- Да, это я, - сказал я.
- Читаю свою книгу - он сделал многозначительную паузу, - и плАчу! С вами уже расплатились?
- Пока нет, - сказал я.
- Сейчас расплатятся. И если у вас когда-нибудь возникнут какие-либо проблемы - обращайтесь. Помогу, чем смогу.
Хотел я тут же попросить у него телефончик, да раздумал. За ненадобностью.
Через десять минут в мою дверь кто-то застучал. Не то кулаками, не то ботинками.
- Открой, пала, это Штангист.
Я открыл.
Штангист, как обычно, прошёл в спальню, сел на мою постель штанами, вынул из кармана пачку зелёных денег и стал от неё отсчитывать. Отсчитал пятнадцать бумажек, остальное вернул в карман.
- Пересчитай.
Я пересчитал.
- Спасибо.
- Вам спасибо, пала, - сказал Штангист и: - Ну, теперь-то, - сказал, - выпьем?
- Теперь давайте, - сказал я. - Теперь можно. А чего это вы со мной на "вы"?
И тут Штангист сказал:
- Хорошо пишешь, пала. Уважаю.
И ещё он сказал:
- Меня Петей зовут. Петром.
Напились мы с ним в эту ночь - как свиньи! Утром я полез в карман за сигаретой и обнаружил там телефон.
Я позвонил Штангисту. Он сказал:
- Ну напились мы с тобой - как свиньи, я ничего не помню!
- Зато будет, что вспомнить в старости, - сказал я и сказал: - Вы забыли забрать у меня телефон.
- Да оставь ты его себе, - сказал Штангист. - У нас этих телефонов - как грязи.
Глава 11
Четыре выходных дня
Отъезд ещё только где-то там маячил, работа над юностью Шефа была в полном разгаре, а мне уже хотелось со всеми прощаться. Меня прямо зуд прощальный охватил и терзал. Но в городе ни с кем прощаться было нельзя. Да особенно и не с кем мне было в городе прощаться. А если прощаться с кем попало, через неделю о твоём отъезде будут знать все кому не лень. А я же держал это в страшной тайне. Слишком мне хотелось получить заработанное. И в газетке доработать тоже хотелось. Опять же из-за денег. Пропади они пропадом.
И я решил, что нужно съездить в Москву. Всё равно я собирался туда перед отъездом. Не мог же я уехать, не попрощавшись с друзьями. Все главные, так сказать, друзья - ну, кроме Колючего и ещё буквально двух человек - у меня в Москве. Уже больше двадцати лет я тут, а они - там. Может, потому столько лет мы и ходим в друзьях, что видимся не часто. И не из-за чего нам ссориться, и не успеваем. А может, и другая тому причина.
Я собрался выехать в воскресенье, после сдачи очередных глав тетралогии, а вернуться в четверг. И за три дня навалять то, что должен был писать неделю. С газеткой всё тоже складывалось. Поскольку в понедельник номер уходил в типографию, и сама собой образовывалась некоторая пауза, регулярный запланированный передых. Что касается сайтов, то их в качестве веб-мастера вёл Санька и его познаний в русском языке вполне хватало, чтобы вместо меня отредактировать срочные материалы. А несрочные - четыре дня полежат, не прокиснут.
В субботу позвонила Эля:
- Ты там не очень, - сказала, - прощайся. Будешь приезжать. Все приезжают и ты будешь.
Я обещал ей прощаться не очень.
Москва встретила меня с распростёртыми объятиями, но излишне официально. Как только я вышел из вагона, ко мне подошли два ярких представителя государственной власти. В смысле, пара вокзальных ментов. Знаете, бывают вокзальные проститутки, а бывают вокзальные менты. Так вторые гораздо хуже.
- Ваши документы, - сказал один мент.
Я дал ему украинский загранпаспорт с трезубцем на обложке. Он долго его изучал сам, затем показал напарнику. Сказал: "Ты смотри, хохлы дают - и загранпаспорта у них есть, ну прямо как настоящие".
- Ваша регистрация? - спросил он уже у меня.
- Я же только из вагона вышел.
- Ваш билет?
- В паспорте.
Он нашёл билет и довольно долго его читал. Закрыл паспорт:
- Имя!
- Моё?
- Ну не моё же.
- Александр.
- Отчество!
- Семёнович.
Мент подумал, о чём бы таком ещё спросить, чтобы я раскололся. Ничего путного не придумал и со словами "ну ладно" паспорт мне вернул.
Весь первый московский день я занимался тем, что собирал гонорары. Скопившиеся за полгода моего здесь отсутствия. И со сберкнижки тоже снял я почти все деньги. Зачем мне здесь деньги на книжке, если я не знаю, когда попаду сюда в следующий раз?
После сбора урожая я сказал Игорю:
- Где бы нам посидеть? Чтобы и хорошо, и по карману. В смысле, по моему карману.
Игорь сказал:
- Если ты не против, можем посидеть у меня.
Я был не против. Договорились на завтра. Завтра всех вроде устраивало. И я начал готовить отвальную. Наделал каких-то бестолковых покупок. Каких-то колбас-ветчин-маслин-огурцов. Купил водки и грузинского вина, которое, как мне потом объяснили, было не настоящим, но всё равно грузинским и удобоваримым. И Алла его всё-таки пила. Она среди нас была единственная дама, и вино предназначалось ей.
Вечером Игорь сказал:
- Слушай, Андрей в Москве. Ты хочешь, чтобы он тоже пришёл?
Я сказал:
- Как я могу не хотеть? Тем более он старый опытный "немец". Может, чего посоветует.
Все пришли с водкой. Хотя я просил. Я всех убедительно просил. Но мою просьбу проигнорировали. И выпить всё это на фоне сымпровизированной мною закуски было немыслимо. Но мы особенно и не стремились. Мы отбраковали ту водку, что попроще (на потом), и начали с литровой бутылки "Русского стандарта", которую принёс Саша.
Вадим водку очень хвалил. Игорь пил её привычно, как любую другую. Генка и Лёша говорили, что надо её побыстрее закончить и приступить к той, что на берёзовых почках. А Саша с Андреем её не пили. Они с некоторых пор совсем не пили спиртного, абсолютно, ни капли не пили. И к этому невозможно было привыкнуть.
Разговор завязался сначала интеллектуального свойства и почему-то о Мицкевиче. Я говорил, что он за всю жизнь писал всего-то года четыре. А Вадим делал в своём уме расчёты и возражал, что за пятнадцать он ручается. Я не слишком спорил. Вадим лучше знает про Мицкевича и прочих мировых классиков. Вадиму в таких делах нужно верить.
На половине бутылки зашёл Яша. И принёс пачку журналов "Магазин".
- Вот, забрал из типографии.
- Последний номер, - сказал Игорь. - Закрываемся.
Он распечатал пачку.
- Нате, - сказал он мне и Андрею. - Вы тут тоже есть.
Я открыл журнал. Там было написано: "Всем спасибо. Все свободны".
- Сюрприз, - сказал я.
- Да уж, - сказал Яша.
И все начали говорить "жалко, журнал был хороший". А Игорь говорил:
- Поднадоел он мне за столько лет, нет драйва. Да и денег фактически нет.
Мы выпили за упокой "Магазина" и за то, чтобы мне там, среди гуннов и тевтонов, было хорошо.
- Ну хоть чтобы лучше, чем "Магазину", - сказал Генка.
А Игорь сказал:
- Как будет по-немецки хенде хох?
- Смешно, - сказал я.
В какой-то момент Игорю позвонили - я думаю, "Стандарт" к тому времени уже кончился. Он объяснил в трубку, как заехать во двор. Потом сказал нам "я скоро" и ушёл. И общая беседа понемногу распалась на несколько, так сказать, частных.
Андрей говорил со мной о жизни в Германии, о том, к чему надо быть готовым в первые дни, чтобы стресс был не таким сильным.
- Но вообще, - говорил он мне, - эмигрантский стресс проходит. Лет через восемь.
- Ты меня обрадовал, - говорил я ему, - я думал, он не проходит никогда.
- Просто я не хотел тебя запугивать, - говорил Андрей.
Говорили мы по отдельности, но выпивали всё ещё вместе. И всё ещё за меня и за мою тамошнюю новую жизнь. Я после каждой рюмки клал Лёше на тарелку корнишон или маслину. Он каждый раз говорил мне: