– Что, простите? – переспросил Чарли и потянулся к бокалу с вином. Очередная устрица медленно шествовала по пищеводу к своим подружкам.
– Устрицы, – пояснил Уилл, повернувшись за поддержкой к жене. – Верно, дорогая? Ведь именно так их называет доктор Келлог?
Тут был какой-то подвох, Чарли видел это по глазам Элеоноры. Та едва заметно кивнула, отчего чучело птички на шляпе сверкнуло стеклянными глазками.
– Да, дорогой, – подтвердила она, продолжая глядеть на Чарли. – Но доктор только констатирует факт. Устрицы и вправду омерзительны. Они живут в грязи и отходах и ими же питаются. А сок устриц (доктор особенно это подчеркивал) – не что иное, как урина.
Чарли посмотрел на тарелку с тремя оставшимися отвратительными тварями.
– Урина?
Улыбка Элеоноры стала шире.
– Моча, – объяснила она, – если говорить по-простому. Ну, когда мочатся, понимаете?
Уилл скривился в ухмылке, глаза его утонули в морщинках, и он стал похож на каменного уродца, какими украшают водостоки на католических церквях.
– Мне было бы неприятно питаться стервятниками, а вам?
Оссининг потихоньку начинал злиться.
– Вообще-то… – протянул он, но Элеонора перебила:
– Известно ли вам, что доктор Келлог взял образцы моллюсков из этого самого вагона-ресторана. – Она выразительно подняла пальчик, затянутый в перчатку. – Устриц специально доставили из Чикаго в Бэттл-Крик и подвергли анализу в лаборатории Санатория. – Многозначительно помолчав, Элеонора торжествующе закончила: – И выяснилось, что сок этих устриц по составу почти ничем не отличается от мочи, человеческой мочи!
Чарли уже готов был встать грудью на защиту своих устриц – урина там не урина, они были самым лучшим началом (или завершением) вечера, какое только можно себе представить; но слова, произнесенные собеседницей, разом заставили его забыть об этом намерении.
– Бэттл-Крик? Вы сказали "Бэттл-Крик"?
Элеонора кивнула. Уилл утвердительно склонил голову.
– А ведь я туда и направляюсь. В Чикаго пересяду на "Центрально-Мичиганский".
Оссинингу ужасно нравилось произносить это название – "Центрально-Мичиганский", он сразу начинал чувствовать себя этаким многоопытным путешественником, большим человеком, делающим большие дела. И кому какое дело, что на самом деле он никогда в жизни не бывал западнее Джерси-Пелисейдс, а экспрессы дальнего следования видел только с перрона – как они проносятся мимо, битком набитые богатыми господами.
Чарли уже открыл рот, чтобы степенно, со знанием дела порассуждать на железнодорожные темы – расписание поездов, носильщики, пересадки и всякие прочие экзотические штуки, но не получилось, потому что супруги Лайтбоди расхохотались, а Элеонора, как девчонка, еще и захлопала в ладоши.
– Это поразительно, – выдохнула она. – Какое чудесное совпадение!
– Вы тоже туда едете? – высказал предположение Чарли.
Улыбка мистера Лайтбоди несколько поблекла. Снова стали заметны бледность, худоба, понурое выражение глаз.
– Да. Мы будем проходить курс лечения в Санатории. Я… я там никогда не бывал, – доверительно сообщил он Чарли, – но зато Элеонора…
– Я уже в третий раз, – перебила его жена, кокетливо поправляя шляпку. – Боюсь, я превратилось в бэттломанку – так газеты называют приверженцев доктора Келлога.
Чарли с любопытством поглядел на Элеонору: тонкие руки, хрупкие запястья, глухой ворот, застегнутый изящной заколкой, подчеркивает высокую грудь. От чего этой дамочке лечиться? С виду вроде здоровая – ну разве что худая и бледная; но никакой болезненности в ней нет. Муж – другое дело, ему, похоже, уже никакие врачи не помогут. А вот женщина заинтриговала Оссининга. Он обдумывал, как бы поделикатнее задать вопрос, чем это она так больна, но тут появился официант с двумя стаканами воды и торжественно выставил их на стол перед четой Лайтбоди.
– Мистер закончил? – спросил он Оссининга и показал на тарелку с недоеденными устрицами.
Чарли взглянул в смеющиеся глаза Элеоноры, перевел взгляд на скорбно косящегося в его сторону Уилла… и – махнул рукой. Устрицы мгновенно исчезли.
– Скажите, мистер Оссининг, – поинтересовался Уилл, – а зачем вы направляетесь в Бэттл-Крик? Для лечения, по делу или ради удовольствия?
С первой же минуты, как только эти Лайтбоди сели за его столик, Чарли чувствовал себя не в своей тарелке – странные это были люди, самые настоящие чудики. Но всякий знает, что богачи эксцентричны; а его, Чарли, священный долг – суметь воспользоваться этим их качеством. Он внезапно ощутил, как к нему возвращается былая уверенность, и объявил:
– По делу. Затеваю производство хлопьев. Знаете – готовые завтраки. Вот моя карточка. – Чарли полез в карман жилета. – Да где же она… а, вот.
Он протянул карточку Уиллу, который уже рылся в карманах смокинга в поисках собственной визитки.
– А каким сортом вы занимаетесь, мистер Оссининг? – Элеонора чуть изогнулась, всматриваясь в карточку, зажатую в руке мужа. – "Черо-Фруто"? "Триабита"? "Ворс"? "Вим"?
Чарли достал еще одну карточку – он необычайно ими гордился – и положил на стол перед миссис Лайтбоди. Карточка гласила:
КОМПАНИЯ "ИДЕ-ПИ ИНКОРПОРЕЙТЕД", БЭТТЛ-КРИК
"Идеальная пища" – полностью обработанные, пептонизированные хлопья со вкусом сельдерея.
Освежают усталую кровь и оздоровляют кишечник.
ЧАРЛИ П. ОССИНИНГ, эсквайр
Главный президент
– Весьма впечатляюще, – молвила Элеонора, но Чарли не понял, искренне она это говорит или прикидывается.
– Весьма, – согласился Уилл.
– Мне кажется… надеюсь, вы простите, что я так говорю, – мне кажется, что вы вряд ли искренний приверженец здорового питания, мистер Оссининг, – сказала Элеонора. – А это выражение: "оздоровляют кишечник" – одна из ключевых фраз доктора Келлога. Правда, он использует эти слова в ином контексте – по его убеждению, кишечник должен сам себя оздоровлять.
Чарли вспыхнул. Стараясь скрыть замешательство, он отхлебнул вина.
– Да, – наконец выдавил он, – я не очень в этом разбираюсь. Читал в журнале.
Тут появился салат из огурцов для Элеоноры и тост для Уилла – слегка поджаренный кусочек белого хлеба, разрезанный по диагонали. Ловко крутанув поднос, официант поставил перед Чарли горячее – белоснежную фарфоровую тарелку, накрытую крышкой, из-под которой вырывался пар. Виртуозным движением фокусника официант снял крышку, и взорам открылись устрицы, тушеные в белом соусе.
Лайтбоди мрачно изучал свой тост. Казалось, он забыл о своей визитной карточке, которую наконец выудил из кармана и сжимал двумя пальцами – большим и указательным; все его внимание было сосредоточено на хрустящем ломтике, сиротливо лежавшем на тарелке. Внезапно глаза Уилла ожили, он быстро взглянул на Чарли и спросил:
– Давно вы занимаетесь своим бизнесом, мистер Оссининг?
Чарли взял ложку и стал перемешивать содержимое своей тарелки, стараясь спрятать стервятников морских глубин среди кусочков картошки, моркови и лука. (Ну да, он любит устриц. Разве это преступление? Откуда ему было знать, что съесть устрицу – все равно что выпить ложку собственной мочи?) Элеонора колдовала над салатом: старательно посыпала его какими-то хлопьями из коричневого бумажного пакета.
Вопрос Уилла удивил Оссининга.
– Ну, собственно говоря, – протянул он, – наша компания сейчас в процессе становления.
Уилл только недоуменно поднял брови.
– То есть, – Чарли с такой яростью ткнул в устрицу ложкой, словно она была его заклятым врагом, – в сущности, компания будет официально создана завтра утром.
– Понятно, – ответил Уилл. Поджатые бескровные губы двигались, ничуть не изменяя безжизненного выражения лица. – Вы сказали "наша" – у вас имеются партнеры?
Перед мысленным взором Оссининга возник Гудлоу Бендер в шикарном костюме и ботинках из буйволовой кожи. Бендер ждет его в Бэттл-Крик, Бендер уже закупил оборудование, нанял рабочих, отдал все необходимые распоряжения. Через полгода они станут миллионерами.
– Да, – улыбнулся Чарли.
Элеонора поддела вилкой ломтик огурца и подняла глаза.
– Позвольте спросить, вы уже собрали весь необходимый капитал?
– О да, конечно.
Чарли ощутил тяжесть бумажника, лежавшего во внутреннем кармане – набитого, пухлого, будто это не бумажник, а целый чемодан. В нем было восемьсот сорок девять долларов наличными (Чарли в жизни не держал в руках столько денег) и еще чек на три тысячи долларов, выписанный миссис Амелией Хукстраттен из города Петерскилла, штат Нью-Йорк.
– Наш самый крупный инвестор – весьма почтенная дама из графства Вестчестер.
– Из графства Вестчестер? – В голосе Уилла вновь зазвучали живые нотки, а лицо просияло, преображенное улыбкой. – Но мы сами оттуда… Вы ведь знаете Петерскилл, не правда ли?
– Вот это совпадение, – в свою очередь изумился Оссининг. – Ну и ну. Бывает же. Наш инвестор… я хотел сказать – наш самый крупный инвестор – тоже живет в Петерскилле. Вы знаете миссис Хукстраттен?
Небеса разверзлись, зазвенели фанфары. Возгласы радостного изумления заставили умолкнуть и оглянуться не только пару за соседним столиком, но чуть ли не половину вагона-ресторана.
– Амелию Хукстраттен? – воскликнул Уилл Лайтбоди. – Знаем ли мы Амелию Хукстраттен?
Супруги обменялись заговорщическими взглядами; Элеонора даже отложила вилку, глаза ее заискрились.
Чарли уставился на них с недоуменной улыбкой. Пожилой усатый джентльмен беззастенчиво разглядывал их со своего места. Мерно, успокаивающе постукивали рельсы.
На сей раз глуховатый голос Уилла прозвучал удивительно четко: