Вадим задумался и вспомнил то утро, когда прямо с краснодарского поезда направился в "Полонез". Отреставрированный особнячок в ветхом районе Замоскворечья смотрелся словно красавица молодуха в богодельне. Внутри, вместо обоев, фотографии моделей в полный рост. Было такое четкое ощущение их присутствия, что Ларчиков, ослепленный шквальным солнцем, громко со всеми поздоровался. За конторкой расхохотались.
– Попадалово, да? Я вот тоже так, когда на работу сюда устраивалась, попала. Со всеми перездоровалась! – Из-за конторки выплыло лицо, будто крейсер из-за скалы. – Вы к кому? Добрый день!
– Добрый. Я Ларчиков из Краснодара, фотограф.
– Очень приятно. Я Оксана.
Минут пять секретарша рассказывала о том, как утром спалили ее роскошное, похожее на гигантскую хризантему жабо на парадно-офисной кофте. Вечером она постирала свой белый "мундир", вывесила его на балконе. Ночью пьянчуга с верхнего этажа, видимо, курил, бросил окурок вниз и попал прямехонько на жабо. А все в офисе так привыкли к ее кофте с жабо. Это была фактически визитная карточка агентства. И ведь ничего не докажешь – пьянчуга ушел в запой!
– Простите, – перебил секретаршу Вадим. – Я Ларчиков, фотограф из Краснодара.
– Ларчиков? Да я поняла, поняла. А чего вы хотели?
Нет, он, конечно, не ожидал, что все модели "Полонеза" при его появлении замрут, а потом ангелами пролетят мимо, оставляя на его щеках розово-фиолетовые следы от помады. Но хоть бы секретарша десять раз фамилию не переспрашивала! Странно повел себя и президент агентства, Заурбек Харитонович, которому Вадим долго объяснял, зачем, бросив все, он рванул в Москву, как важны для него возможность работать в столице, карьерный рост, перспективы и все такое прочее.
– Что от меня хочешь, дорогой? – наконец вежливо поинтересовался Заурбек Харитонович. – Молодец, хорошо поработал в своем Краснодаре. Деньги регулярно получал? Молодец! Что здесь хочешь от меня?
– Возьмите меня в агентство штатным фотографом. Я на периферии вон каких красавиц находил, неужели в столице не получится.
Президент знаменитого "Полонеза", ранее имевший торговые ряды в Лужниках, иногда позволял себе ненормативную лексику, жаргонизмы, блатной сленг или просто уличную народную брань.
– Ты что, твою мать, Хельмутом Ньютоном себя возомнил? – заорал он. – На самый верх через головы залезть решил? А штаны свои вонючие поменял на бархатные?! Да таких щелкунов, как ты, в Москве как вшей на башке у тебя! Мне мясо свежее из провинции нужно. Вали обратно в свой Краснодар! Езжай, езжай, дорогой!
Ларчиков слегка опешил. И не нашел в себе смелости объяснить Заурбеку Харитоновичу, что из Краснодара его уже проводили с помпой и симфоническим оркестром, что под прошлой жизнью подведена черта, имущество, образно говоря, распродано с молотка, все обидчики прощены, а от пощечины последней невесты, Риты Багратионовой, до сих пор горит лицо. Делать было нечего. Вадим попереживал, попил водочки с привокзальными жителями, вздохнул и набрал номер Любки Гурской, своей бывшей одноклассницы, единственного человека, который мог хоть чем-то помочь ему в столице…
– Ты, кстати, давно общалась с Любкой? – очнувшись от мимолетных воспоминаний, спросил Ларчиков Дашу.
– Не очень. Звонила ей, когда Лева тобой интересовался.
– Зачем?
– Он просил ее телефон. Не могла же я без разрешения дать.
– Так. Интересно. Зачем Леве понадобился Любкин телефон?
– Ну, мне кажется, он собирался проверить тебя по полной программе.
– И что? Ты дала?
– Да, но Лева ей не звонил.
– Откуда ты знаешь?
– Она потом мне сказала, что он так и не позвонил.
– Ладно, проехали. Вот, смотри, самые крутые мои скаутские достижения.
Вадим развязал тесемки на папках, вынул фотографии из конвертов… Совершеннейшая на первый взгляд дурнушка. Вытянутая мордочка, как у белки, и вся в конопушках, и самые противные – на подбородке, размером с красную икру. Волосы размазаны, будто каша, на ровный пробор, рыжие, стянутые на затылке в пучок-редиску. Уши-вареники, обремененные сережками из цыганского поддельного золота.
– Господи, кому же такая дурында пригодилась?! – воскликнула Даша.
– А вот пригодилась. Русский колорит из нее так и прет. Лицо, между прочим, одной московской кондитерской фабрики.
– Сосучка на палочке.
– Тысячи гребет эта сосучка!
Он быстро показал еще несколько интересных фоторабот. Вот Лиза, веки-набалдашники, сизо-голубые, с восковым налетом глаза, словно иголки сибирской ели. Выгоревшие на сочинском солнце кукурузные волосы, ресницы и брови Яны. Изящная чайная ложечка носа Ангелины. Губы Стаси – две штормовых волны, накатившие на пирс…
У Ларчикова зазвонил мобильник.
– Алло!
– Здравствуй. Левка не у тебя? – Это был депутат Полянский.
– Нет.
– Телефон у него отключен. Где он, не знаешь?
– Знаю. В Израиле. Завтра прилетает.
– Вот засранец. Как прилетит, пусть срочно меня наберет. Срочно!
– А что случилось, Степан Сергеевич?
– Я Сергей Степанович, идиот!
– Простите, путаю всегда…
– Ты допутаешься, вы все там допутаетесь в своем кооперативе!
– Да что случилось-то?
– Что случилось? Юрка повесился. Папардю.
Глава 28
В полдень явилась Вера. Слегка подшофе. В кожаном плаще цвета свежей глины. Заварив кофе, стала рассказывать Ларчикову о посещении Бриллиантовой биржи. Это была своего рода лекция "о новых веяниях в бриллиантовой моде". Докладчик – прыщавая секретарша со свиными губками. Впрочем, Ларчиков, находясь в ступоре от самоубийства колдуна, слушал с преувеличенным вниманием.
– Вот если ты в курсе, традиционно красота и качество бриллиантов оценивалось по четырем критериям: цвет, чистота, весовая категория и огранка. В курсе?
Ларчиков кивнул.
– Вот. А сегодня потребителя бриллиантов больше всего интересует качество огранки.
– Хорошо сказала – "потребителя бриллиантов"! – нервно рассмеялся Вадим. – Лучший друг девушки нынче – это "потребитель бриллиантов"!
– Совершенно верно. – Верочка втянула в себя кофе, словно воздух, и продолжила: – По некоторым данным, из шестидесяти тысяч продаваемых бриллиантов только три процента имеют идеальную огранку и пропорции. А ведь чем лучше отполирован камень, чем чище его поверхность, тем сильнее он блестит. Вот ты скажешь, не все то золото, что блестит!
– Я? Я так не скажу.
– Не перебивай! И еще вот пропорции. При оценке огранки бриллианта гигантское внимание обращают на пропорции…
Ларчикову вдруг вспомнилась знаменитая сцена из "Служебного романа", когда секретарша – Ахеджакова учит Мымру в исполнении Алисы Фрейндлих науке эффектно выглядеть: "Ну вот вы. Ну как вы ходите?!" Расхохотался не к месту. Верочка, впрочем, быстро вернула начальника в реальность:
– Не интересно? Я для кого тут распинаюсь? Для паломников?
– Продолжай, продолжай.
– Итак… Запутал совсем. Итак, правильные пропорции напрямую влияют на так называемую "игру". Этот термин – "игра" – используется для… о господи… "для характеристики тех разноцветных лучей, которые человек видит как результат дисперсии света в бриллианте". О, почти цитата!
– Зубрила, что ли?
– Нормально, пригодится. Я, может, экспертом по бриллиантам буду. Не всю же жизнь в секретаршах ходить.
– Это верно. А что такое дисперсия?
– Экзаменуешь?
– Да какой из меня экзаменатор, – улыбнулся Вадим. – Я в этом деле ни бум-бум.
– Дисперсия… – Верочка аж зажмурилась от восхищения. – Дисперсия – это свойство вещества по-разному преломлять лучи света с разной длиной волн. Представь себе, луч белого света, проходя через бриллиант, разлагается на цвета радуги, и в результате мы наблюдаем "игру" – цветные вспышки на гранях бриллианта…
Совсем буднично, по-деловому, Верочка затем рассказала и о странной, на ее взгляд, израильской традиции: евреи не ставят памятников "с человеческим обличьем". Нагромождают вместо этого всякий хлам, камни, куски железа, арматуру. Видали вы когда-нибудь такой памятник? Вот если, к примеру, Пушкина у нас на площади изобразить в виде бетонного шара или остроотточенной чугунной пики, или из битого кирпича слепить башню, похожую на фаллос…
– Лерку помнишь? – внезапно сменила тему Верочка и хихикнула.
– Какую Лерку?
– Проститутку, ты ее у Казанцевой отбирал. У нее история была с охранником, собакочеловеком…
– А! И что?
– Она ж с нами летела. Лева решил ее ради эксперимента досрочно под видом паломницы переправить. Для проверки канала, так сказать. Она теперь у него в Тель-Авиве, в "махон бриюте" пашет…
– Ловкач.
– Так вот, Левка в первый день, мы же поздно прилетели, повез нас ночевать в ближайший кибуц, это у них вроде пионерлагеря для взрослых. И кибуц этот знаменит тем, что снабжает весь Израиль йогуртами. Оказалось, Лерка с раннего детства подсела на вишневый. Просто с ума по нему сходит. И вот она все утро жрала его там в столовке и уничтожила около пятидесяти упаковок. Кибуцники стояли на ушах, даже ставки делали, сколько она съест. На пятьдесят первом Лерка сломалась и весь день потом мочилась чем-то белым. А вечером ее местный врач осмотрел и сказал, что это не от йогуртов, а что-то венерическое!..
Развязный хохот секретарши спровоцировал у Ларчикова осьминожье шевеление гастрита.
– Лева когда будет? – резко оборвал он Верочку.
– А его сегодня вообще не будет. Он же летать боится, поэтому еще в Бен-Гурионе нажрался как свинья.
– Где-где?
– В аэропорту еврейском. Он тебе вот, записку передал.