– Вам не надо бы столько пить кофе, Эдуард Маркович, двенадцатая чашка за день.
– Ты поэкономить хочешь на кофе?
– Да нет… На сердце действует.
– Да с вами надо тридцать чашек выпивать… Профаны одни. Элементарного сделать не можете.
– Мы очень стараемся.
Борзая развернулась и пошла к двери. В черных брюках задница вообще не просматривалась.
Лоскин взял ложечку и провел по кофейной пене. Бросил два сахара. Повернулся к шкафу за спиной. Открыл дверцу. Там стояла початая бутылка "Хеннеси" и рюмка с застывшей янтарной капелькой на дне. С прошлого раза. Он налил прямо в шкафу рюмку и залпом выпил. Хорошо. Все бы хорошо, если бы не эти долбаные прибыли. Надо что-то делать. Только что?
Он придвинул кофе и взял со стола пачку сигарет. В пачке оставалось всего три штуки. Получалось полторы пачки в день, даже больше. Многовато.
Достал зажигалку. Чирк-чирк и вдохнул ароматный дым. Снова запищал телефон секретаря. Лоскин, нехотя, нажал на кнопку.
– Да.
– Эдуард Маркович, на проводе приемная Рейнгольца.
Лоскин резким движением отодвинул, чуть расплескав, кофе. Сигарета полетела в пепельницу. Звонили из приемной одного из самых крупных и важных клиентов. Такие звонки нужно пережить.
– Соединяй.
– Алло.
– Алеё. Добрый вечер, Эдуард. Как дела?
– Добрый вечер, Борис Всеволодович. Работаем. Как говорится, вашими молитвами.
– С расчетами у вас там сейчас все в порядке?
– Все в порядке, Борис Всеволодович.
– Ты вот что… Нам на следующей неделе нужно будет сделать один платеж. Российскими рублями…
– Все сделаем, Борис Всеволодович…
– Не спеши, Эдуард. Я бы тебе не звонил. Ты должен понять важность момента. Это будет где-то четыреста пятьдесят миллионов. Ты понял?
– Когда?
– Я тебя спрашиваю – ты понял? – голос в трубке напрягся.
– Да, конечно понял. Понял, Борис Всеволодович.
– Вот так… Теперь о "когда". На следующей неделе, вторник-среда… Это важный платеж, Эдуард Маркович, очень важный. И кусками, как было однажды, нас не устроит. Вам понятно?
– Да, конечно понял. Понял, Борис Всеволодович.
– Расчеты по России. Рубли, как всегда за доллары. Что-то голос у тебя усталый?
– Много работаем. Все должно быть под контролем… Борис Всеволодович, сумма очень серьезная, я могу уже начинать подготовку, или пока вы будете окончательно определяться?
– Бля, да ты, Эдуард, можешь вообще ничего не делать, но платеж должен быть…
– Понял. Понял, Борис Всеволодович.
– Детали, заявки и прочее позже. Больше тебе надо отдыхать Эдуард. По голосу слышу – ты устал.
– Все сделаем и отдохнем, Борис Всеволодович.
– Добро. Пока.
Трубка отозвалась короткими гудками. Лоскин аккуратно положил ее на телефонный аппарат. Рука потянулась к сигаретам. Осталось всего две штуки. Закурил. Жадно вдохнул. Выдох. А это выход. При хорошей постановке дела можно было неплохо заработать и хотя бы частично закрыть вопросы. Как-то выровнять положение.
Этот Борис Всеволодович Рейнгольц действительно звонил редко. Заместитель генерального директора огромной корпорации обозначал только очень важные вопросы, был вхож в самые высокие банковские кабинеты.
Поэтому имел свой стиль и тон. Лоскину однажды сильно не поздоровилось, когда он разбил большой платеж Рейнгольца на три части. Деньги пришли получателю вовремя, все вроде бы было в порядке и под пристальным контролем. Но по слухам в разговоре с Президентом корпорации получатель с иронией отозвался о трех кусках и предположил о тяжелых временах для корпорации. Мол, чтобы проверить – все ли в порядке, пришлось брать калькулятор и считать. Президент вставил пистон Рейнгольцу, а тот позвонил Председателю Правления банка и спросил, не настала ли пора корпорации поменять банк. Председатель поставил такой мегапистон Лоскину, что он уже решил, что всё. Приехал. Светила прямая дорога на отдел кадров. Но пронесло. Чудом. Теперь общение с Борисом Всеволодовичем вызывало с одной стороны чувство липкого страха, а с другой – давало шансы закрывать дыры в доходных статьях бизнеса.
Лоскин залпом выпил кофе. Остывший напиток загорчил – нерастворившийся сахар был на дне чашки. Вдавил окурок в пепельницу и закурил последнюю сигарету. Смятая пачка ударилась о край урны и упала на пол. Похер. Где калькулятор? Вот он. Пальцы начали быстро набирать цифры. Опять загнусавил телефон.
– Да.
– Эдуард Маркович, к вам Гринько.
– Я занят.
– Но у нее срочн…
– Зайди, Лена, – в Лоскине начинало просыпаться бешенство. Зашла секретарь и рывком закрыла дверь.
– Я что, не ясно сказал, что занят?
– Но…
– Спрашиваю еще раз, я понятно сказал?
– Да.
– Так вот, повторяю последний раз, что я занят. И что срочно, а что подождет – решаю я! Понятно?
– Да.
– Все… марш на рабочее место.
Лена с недовольным лицом вышла. Было слышно, как она кому-то сердито выговаривает в приемной.
Лоскин какое-то время сидел за расчетами. Все сходилось неплохо. Главное – это цена покупки. Отправная точка – это межбанк. Если дилеры немножко поужмутся, то будет совсем хорошо. Он подумал о Дайнеко. Обязательно нужно договориться с ней. У них были неплохие отношения. Пару раз он просил ее о небольших одолжениях. На новогоднем корпоративе для топ-менеджеров они станцевали пару танцев. Посимпатизировали, так сказать.
Он снял трубку и решил набрать прямой Дайнеко. Глянул на часы. Семь ноль пять. Должна быть на месте. Если нет – то на мобильный, и лично подойдет завтра.
– Алло, здравствуйте, Людмила Николаевна! Это Лоскин.
– Добрый вечер, Эдуард Маркович.
– Людмила Николаевна, у меня есть один серьезный вопрос, хотелось бы его с вами обсудить лично. Можем мы встретиться в ближайшее время?
– Да, конечно, вы хотите сегодня?
– Да.
– Подходите прямо сейчас.
– Окей. Через пять минут я у вас.
Лоскин положил трубку и осмотрелся. Так, где-то должна быть жевательная резинка. Вот она. Освежим дыхание. Что взять? Он достал из стола маленький ключик и открыл им дверцу в шкафу. Там стояли бутылки дорогого алкоголя и неровная стопка коробок с конфетами. Так, возьмем вот эту. Небольшой красивый металлический кейс с конфетами. Он стоил почти сто долларов.
– Лена, мне нужен полиэтиленовый пакет.
– Большой?
– Средний.
Зашла секретарь с пакетом.
– Я сейчас отойду в головной, не знаю на сколько… Будь на месте. Ждете меня с водителем. Понятно?
– Да.
Положив конфеты в пакет, Лоскин вышел на улицу. Конфеты он привез из Австрии и держал именно на этот случай. Дайнеко же, постоянно мотающаяся в Австрию, должна была по достоинству оценить презент. Его бизнес находился в соседнем с головным офисом здании. Нужно было пять минут идти. Дул ветер, в пиджаке было прохладно, если не сказать холодно. Лоскин втянул голову. Ничего, холод помогает мыслям.
Войдя в здание головного офиса, он поднялся на второй этаж, прошел через приемную Председателя, где жеманно поздоровался с дежурным секретарем, и направился к приемной Дайнеко. Открыл дверь, осмотрелся. Приемная была пуста. Секунду помедлив, он без стука открыл дверь. Кабинет у Людмилы Николаевны был маленький, и они сразу встретились глазами.
Лоскин расплылся в улыбке.
– Добрый вечер, Людмила Николаевна!
– Добрый, добрый. Прошу вас.
– Добрый вечер.
В кабинете напротив стола Дайнеко сидел толстяк с пачкой бумаг. Это был Качко.
– Так, все решили, Аркадий. Тогда до завтра.
– До свидания, Людмила Николаевна.
Лоскин не мог разминуться с Качко в узком проходе перед столом. Он отпрянул в угол. Да, кабинет был действительно мал. Качко вышел, а Лоскин расположился на нагретом им стуле и достал из пакета конфеты.
– Недавно был в Австрии по делам бизнеса. Вот, захватил вам маленький презент, – он протянул хорошо ощутимый по весу подарочный кейс.
– О-о! Какая прелесть! Ну что вы, Эдуард Маркович… не стоит… – Дайнеко не без удовольствия взяла коробку, – я знаю эти конфеты, они просто прекрасные.
– Да пустяки… – Лоскин изобразил смущение.
– Я сейчас соображу чайку… Вы что будете? Кофе может быть?
– Да, кофе.
– Марина, это Дайнеко! Сделайте, пожалуйста, зеленый чай и кофе, – она сказала по спикерфону дежурному секретарю в приемной Председателя.
– Людмила Николаевна, я вот к вам с каким разговором. Близится конец первого квартала. Говоря откровенно, с начала года у меня по прибыли бизнеса небольшой провал. Вы знаете этих промышленников. Пока они раскочегарятся после Нового года, так уже пора отмечать праздник защиты детей…
Дайнеко заулыбалась.
– Да… – Лоскин продолжал, – по итогам квартала не хотелось бы оправдываться. Вы же знаете – за перевыполнение плана никто спасибо не скажет, а вот за обратное… Но у меня на следующей неделе предстоит достаточно серьезный платеж в российских рублях… Порядка четырехсот пятидесяти миллионов… Нужно будет купить за доллары…
– Так, и что же вы хотите? – лицо Дайнеко приобретало серьезный вид.
– Для меня как никогда сейчас важны комиссионные… – голос Эдуарда Марковича стал тише, – если ваши ребята дадут на такой сумме хороший сбалансированный курс… Вы бы меня выручили, – Лоскин хотел вставить слово "очень", но гордость не позволила.
– Я поняла… – Дайнеко прервала открывающаяся дверь. Принесли чай и кофе.