Когда все расходятся, он уносит бумаги в свой кабинет, чтобы уточнить расчеты. Приходится тут же звонить Секретарше - что означает вот эта цифра? Но узнать не удается - ее нет дома. Ему отвечает низкий сонный голос ее старшего сына. Нет, он не знает, где мать. Он даже о маленьком братишке вспоминает с трудом. Какой братишка? Ах да, она взяла его с собой. Кадровик зло швыряет трубку. Теперь ему придется самому сражаться с этой загадочной цифрой. Он усаживается за стол и погружается в расчеты. Свет за окном постепенно тускнеет, и вместе с ним тускнеют и стираются в памяти воспоминания о погибшей женщине и ее разложенных для просушки белье, чулках и цветастой юбке; расплываются черты людей, выступавших на утренней встрече в Управлении национального страхования; и даже те потемневшие трупы, которые он с таким ужасом разглядывал в больнице на Сторожевой горе, - и те блекнут и угасают, словно их и не было никогда.
И вдруг, безо всякого предупреждения, - град! Ледяные шарики стремительно врываются через открытое окно и звонко барабанят по столу. Какое-то время он сидит, глядя на их затейливый танец, потом встает, закрывает окно и снова поднимает трубку телефона. Надо позвонить бывшей жене. Может, она смягчится и даст ему дополнительный час свидания с дочерью, взамен того, который он пропустил накануне? Но увы, в ее голосе опять звучит знакомая набрякшая враждебность. Нет, девочки нет дома. Нет, она не знает, куда их дочь ушла и когда вернется. И вообще - что ему нужно? Его день был вчера. Был и прошел. А если он послал вместо себя замену, то это его личное дело, ее это не касается. На сегодня вечером у них с дочерью другие планы. Нет, и на завтра тоже. Она ничем не может помочь - придется ему ждать до следующей недели.
- Но это нечестно, - возражает он. Он пытается объяснить. Он не присылал замену просто так, из каприза. У них в пекарне произошел трагический случай, он уже объяснял, у них погибла работница.
Она швыряет трубку, даже не дослушав. Он снова погружается в расчеты, но уже не может сосредоточиться. Как эта женщина ухитряется вложить столько злобы и раздражения в какие-то несколько слов? Он барабанит пальцами по столу. Потом открывает записную книжку, машинально листает ее, натыкается на номер телефона девушки из Министерства абсорбции и набирает его. Так, на всякий случай. Она тут же узнаёт его, даже раньше, чем он успевает назваться. Наверно, по номеру, который высветился на экране ее мобильника.
- Терпение, терпение, господин ответственный за человеческие ресурсы, - с легкой насмешкой говорит она. Им, оказывается, только сейчас удалось выяснить точное имя бывшего мужа покойной, отца ее ребенка. Теперь они пытаются связаться с израильским консулом там, на месте, чтобы попросить его найти адрес этого человека и лично передать ему печальное известие. Именно лично, потому что у них в министерстве уже не раз бывало, что эти сообщения о пострадавших передавали родственникам по телефону и те неправильно их записывали. А потом из-за этого происходили разные неприятности. Так что, пожалуйста, потерпите еще немного, господин ответственный. Будем надеяться, что к вечеру станет ясно, что делать с телом.
- Да-да, конечно, - торопливо отвечает он. Он всё понимает. Он сам работает с людьми и знает, что такие дела требуют времени. Он звонит совсем по другому поводу. Он забыл сказать ей важную вещь. Ключи от комнаты покойной - они всё еще у него. Ему дали их ночью в больнице на Сторожевой горе, чтобы он мог опознать ее - опознать на свой манер, косвенным образом, потому что лица ее он совершенно не помнил.
Если эти ключи понадобятся кому-нибудь у них в министерстве или в Службе национального страхования, то пусть она скажет, он может ей подвезти.
Нет, она не думает, что кому-нибудь в министерстве нужны сейчас эти ключи. Сейчас им куда важнее выяснить вопрос о месте погребения. Вещи и одежда погибшей могут подождать.
- Может быть, стоит поискать того человека, с которым она приехала в страну?
- Того старика?
- Вот именно. Я вижу, вы уже в курсе. Он то ли ее второй муж, то ли любовник.
- Любовник? - Она оживляется. - Это интересно. Да, это очень интересно. Но я не думаю, что его стоит искать. Зачем? Подумайте сами!
Теперь уже ее очередь объяснять ему их правила и инструкции. Этот человек не имеет никакого официального отношения к погибшей, не так ли? А тут необходим настоящий родственник, признаваемый законом. Нет, насколько она понимает, в данном случае это может быть только ее сын.
- Вы правы, - торопится оправдаться Кадровик. Как это он мог забыть о ее сыне? Конечно же, это совершенно логично. Ну, что ж, будем ждать ответа оттуда. Наберемся, как говорится, терпения. Но он может надеяться, что она будете держать его в курсе?
- Не беспокойтесь. Мы рады любой помощи. Мы уже занесли ваше имя в наш компьютер, он вас разыщет в любой момент.
Она прощается, кладет трубку и бормочет про себя: "Эти секретарши с их мобильниками и компьютерами вполне уже могут сами управлять миром, вполне надежно и эффективно, зачем мы им вообще?"
Вернуться к расчетам ему не удается - звонит телефон. Это Начальница канцелярии. Она просит его зайти в кабинет Старика.
Самого хозяина нет на месте. Отправился на медицинскую проверку, говорит Начальница канцелярии. Она сидит в хозяйском кресле перед экраном компьютера и пытается сочинить ответ для гнусной газетки. Оказывается, редактор согласился напечатать их письмо в жирной рамке прямо в центре пасквиля своего Змия, но при условии, что текст ответа не будет превышать семидесяти пяти слов.
Он смотрит из-за ее плеча на маленький экран. Каждое слово режет его, как ножом:
"Я весьма благодарен уважаемому автору. В своей яркой и волнующей статье он правильно указал на постыдное равнодушие нашего предприятия к временной работнице, погибшей во время террористического акта. Тщательное расследование привело к выводу, что причиной этого упущения были административные ошибки и недостаток внимания и чуткости со стороны нашего ответственного за человеческие ресурсы. От своего имени и от имени всех наших сотрудников я приношу искренние извинения и выражаю глубокое сожаление о произошедшем. Я уже дал указание связаться со Службой национального страхования и предложить наше сотрудничество во всем, что касается компенсации и помощи семье погибшей работницы".
Он подавляет готовую прорваться обиду, молча протягивает палец к светящемуся экрану и внимательно пересчитывает слова.
- Здесь девяносто три слова. Если редактор ограничивает нас семьюдесятью пятью, то я предлагаю убрать вот это ошибочное и несправедливое предложение. То, которое сваливает на меня всю вину. Оно возмущает меня до глубины души. Убери это место, и тогда наш ответ уложится в отведенные ему рамки.
И он ведет пальцем по экрану, вслух пересчитывая лишние слова.
Она поворачивается к нему. Ее лицо светится мягкой жалостью, так непохожей на вызывающе-насмешливый тон его Секретарши. И той, из газеты, тоже. Да и всех молодых секретарш вообще.
- Это невозможно, - тихо говорит она. - Если мы оставим только извинение, мы тем самым как бы признаем, и притом публично, что у нас такой беспорядок в делах, что мы даже не способны найти источник ошибки.
- Если так, - он с трудом сдерживает гнев, - тогда давай вообще откажемся от их жирной рамочки и приготовим этому редактору к следующему номеру точный, документированный и развернутый ответ. А я тем временем перескажу тебе - слово в слово, один к одному - прелестную историю о неком пожилом Мастере ночной смене, который на старости лет втюрился в одинокую, немолодую работницу-репатриантку.
- Не надо… - Она останавливает его легким прикосновением, и ее бледное усталое лицо на миг озаряется давно забытой и нежной красотой. - Как можно выносить на люди то, что опозорит этого человека? А заодно и всех нас?!
- А меня, значит, ты готова во всем обвинить?
- Прежде всего, это не я. Это указание Старика.
- Хорошо, пусть его указание. А он почему навешивает всю вину на меня?
Она терпеливо объясняет. Старик хочет, чтобы Кадровик, как отвечающий за человеческие ресурсы, был его равноправным партнером в этом неприятном деле. Разве он не обещал с самого начала и без всяких колебаний, что "возьмет это дело на себя"? Тогда почему бы ему не взять на себя также и свою часть вины? И не только потому, что именно он, как-никак, отвечает в конечном итоге за все кадровые вопросы в пекарне. Есть и еще одно соображение. Кадровик - человек молодой: сегодня он здесь, в пекарне, а завтра ему предложат место получше, и он перейдет туда, долго не раздумывая. И тогда все его провинности тоже уйдут вместе с ним и там и забудутся. Кому вздумается ворошить его прошлое? Но Старик - он ведь здесь хозяин, он никуда не может уйти, так и останется здесь, в этом кресле, до конца своих дней. Только в этом кресле позволит Ангелу Смерти нанести ему последний удар. Так что перед молодым Кадровиком расстилается широкий мир, а для старого хозяина весь мир начинается и кончается в этих стенах, в этом кабинете, за окнами которого тянутся его владения, все эти трубы, цеха, печи и всё прочее, что было создано еще его предками. И он не может оставаться здесь наедине с этой виной. Ему нужно разделить ее с кем-то, она и так томит его сверх всякой меры. И кстати, в этом последнем, заключает Начальница канцелярии, она со Стариком полностью согласна. Он слишком стар и тяжело болен. Ему просто не под силу брать на себя одного всю вину.