- Далит, мне не хотелось бы вдаваться в подробности. На основе маркеров делают выводы о признании родства, а это скользкая тема. Дочитайте, пожалуйста, до конца, права реципиента закон защищает не меньше, чем ваши.
На следующем этапе инструкция требует связаться с донором, получить от него дополнительную пробу крови и окончательно установить соответствие. Донор также должен подтвердить, что он готов пожертвовать костный мозг и согласен сделать это в ближайшее время. Факт сдачи данной пробы еще не несет в себе никакого формального обязательства. Лечащему врачу сообщается о наличии подходящего донора только после окончательного установления соответствия. Консилиум врачей принимает решение о принципиальной возможности пересадки костного мозга, после чего координатор связывается с донором, которому сообщается, что он подходит для пересадки. Ему подробно разъясняется процедура, а также испрашивается его формальное согласие, после чего следует физическое обследование и проверки на гепатит, ВИЧ и прочие заразные болезни.
Чем дальше я читаю, тем больше во мне растет недоумение. Особый упор делается на полную анонимность как пациентов, так и доноров, которые на всех стадиях, кроме последней, общаются не с врачами в отделении, а исключительно со специальными координаторами. Понятно, конечно, что после письма, разошедшегося в Интернете, и обращения по телевидению, никакой анонимности пациента не существует, но мне совсем не улыбается раскрывать свою личность. Я вообще еще ничего не решила. Сидящий рядом со мной Меир начинает слегка сопеть и пофыркивать, как рассерженный кот, - явный признак того, что ему тоже не нравится эта история. На последней странице написано, что должно пройти не меньше года перед тем, как закон позволяет прямой контакт между донором и пациентом.
- Ну и зачем мы тратили время, чтобы все это внимательно читать? - язвительно спрашивает Меир, делая упор на слове "внимательно".
Он аккуратно перегибает свой экземпляр два раза и засовывает его в задний карман джинсов.
- Если вы обратили внимание, то там в начале написано, что всемирная база данных насчитывает пятнадцать миллионов доноров костного мозга. Мы уже ни на что не надеялись, это единственное совпадение. Нам не из кого выбирать.
- Мне не хотелось бы получать наркоз.
- Для пересадки не обязательно везти вас в операционную, давать наркоз и брать у вас непосредственно костный мозг. Можно выделить стволовые клетки из вашей крови. Процедура длится в среднем часов пять. И, если вы решитесь, то вы должны пройти курс филграстима, который усиливает деятельность костного мозга.
- Это что, химиотерапия?
- Нет, конечно, но, сами понимаете, возможны побочные явления или неадекватная реакция организма на лекарство. Полной гарантии никто не может дать.
- И какова вероятность такой реакции? - вставляет Меир.
- Один тысяч на двадцать…
Меир хмыкает, в законы Мэрфи и Паркинсона он верит больше, чем в теорию вероятности.
- Вы не должны сегодня ничего решать, - мягко говорит профессор, - только еще немного крови, если не возражаете.
- Послушайте, уважаемый, - начинает Меир с не самого презрительного обращения, - то, что вы нам дали прочитать не имеет никакой связи с действительностью, - он выразительно хлопает себя по заднему карману со сложенной памяткой.
Я с трудом сдерживаю смех, потому что жест у него вышел довольно непристойный.
- Какая, к черту, может быть дискретность и соблюдение конфиденциальности, если вы пригласили нас непосредственно в отделение еще до того, как получили окончательное подтверждение о совместимости тканей, не говоря уже о решении консилиума врачей на пересадку и согласия донора. Если следовать правилам, то вам, на данном этапе, вообще запрещено контактировать с потенциальным донором.
- Но позвольте, - наш собеседник слегка опешил, - госпожа Далит сама пришла к нам в отделение несколько дней назад, чтобы сдать кровь. Она могла обратиться в центральную лабораторую, адрес которой указан в справочной, и где можно совершенно анонимно сделать аналогичную проверку. В полном соответствии с процедурой.
- Но это так неожиданно, я еще ничего не решила.
- Да и мы ничего не решили, мы с вами даже не начали толком разговаривать… - профессор пожал плечами. - Если вы настаиваете, то я передам результаты анализа координатору, и вас пригласят в другой раз, а до того у вас будет время подумать.
- Не надо, раз мы уже пришли. Но мне не хотелось бы…
- Я понимаю. Мне тоже не хотелось бы делать преждевременных выводов и создавать напрасные надежды. В любом случае, на данном этапе вы не даете никаких обязательств.
Я смотрю на Меира и пожимаю плечами.
- На условиях анонимности и без обязательств, - говорит он.
- Естественно, - подтверждает наш собеседник.
Он вызывет ассистентку, чтобы скрупулезно запротоколировать беседу. К компьютеру, на котором она печатает, подключено два экрана, один из которых повернут в нашу сторону, и мы можем видеть каждое слово. Очень скоро выражение лица профессора начинает меняться с улыбчиво-благодушного на задумчивое, а в конце и вовсе на хмурое. Все присутствующие в комнате, после заданных вопросов и записанных ответов, понимают, что риск велик, и донора из меня может не выйти и безо всяких повторных анализов. В комнате повисает довольно тягостная и напряженная тишина.
- Вы на все сто уверены, что не беременны? - переспрашивает профессор, при том что я уже ответила отрицательно при заполнении этой длиннющей анкеты.
- Ну, если только дня два или три, - мы с Меиром смотрим друг на друга и улыбаемся.
Профессор сначала качает головой сверху вниз, потом из стороны в сторону и снова вверх-вниз. Он глубоко вздыхает и, видимо, что-то решив, подается вперед.
- Ну вот что, дети мои, для начала надо убедиться, что вы не беременны… - его помощница прыскает от смеха, и обстановка слегка разряжается, - поэтому отправляйтесь домой и следите за трусиками.
Теперь уже мы все вместе громко смеемся.
- А пока у вас есть время подумать… Далит, это я к вам обращаюсь.
- Этот препарат опасен для беременных?
- Нет, то есть, нет данных. Но, в любом случае, мы не делаем пересадки костного мозга от беременных, если только это не ближайшие родственники. А сейчас, если вы, конечно, не против, мы сделаем дополнительный анализ крови. Только после него можно будет дать окончательное заключение о совместимости тканей.
- А если я не решусь?
- Я вас понимаю, - профессор откинулся в кресле. - Я мог бы сказать, что это ваше право.
- И мне гарантирована анонимность?
- Далит, вы уже пришли сюда и записались под собственным именем. В соответствии с правилами, мы не имеем права разглашать никакую информацию…
…Я не перестаю удивляться тому, что в нашей весьма миниатюрного масштаба стране никакого понятия "в соответствии с правилами" не существует. Какие там правила, если твой родственник, знакомый, знакомый родственника или родственник знакомого спешит порадеть родному человечку. Не успела я на следующей неделе выйти на работу, как мне позвонила Илана и попросила встретиться с ней на крыше.
Я сразу поняла, что какая-нибудь сердобольная душа из отделения сообщила ей, что, наконец, нашелся потенциальный донор. Не надо далеко ходить, даже эта девочка, Рони, приведшая меня в Шнайдер, видела лого нашей фирмы на заднем крыле моей машины и наверняка запомнила мое имя.
Но я еще не только ничего не решила, я даже не знаю, беременна я или нет.
А если да…
А что, если да?…
Может, парень будет, на радость Меиру.
Но зареклась же… страху натерпелась…
Ну и что, это когда было-то?
Будешь рожать, несмотря ни на что?
Бог даст - буду.
Беру сигарету и пешком плетусь на крышу.
- Привет… - встречает меня Илана.
Видно, что она колеблется между "протянуть руку" и "чмокнуть в щеку". В результате - ни того, ни другого. Предусмотрительно запасшись зажигалкой, я выпускаю струйку дыма и опираюсь на маленький круглый столик. Пауза затягивается. Она затягивается настолько, что я успеваю наскоро прикончить сигарету.
- Ты ходила сдавать кровь… - Илана наблюдает, как я старательно тыкаю окурком в пепельницу из нержавейки.
- Еще ничего не известно…
- Я знаю… - она опирается локтями на столик и закрывает лицо руками.
- Совсем ничего не известно…
- Вы планируете еще одного ребенка?
Теперь уже ясно, что кто-то получил доступ к моим данным из беседы с профессором.
Из глубины моего естества мгновенно поднимается волна ярости: какого черта ты вмешиваешься в мою жизнь? Да как ты смеешь, вообще? Но через несколько мгновений я осознаю, что передо мной стоит мать, чей ребенок умирает, а я - ее последняя, может быть, надежда… Скорее всего, последняя. Да, я не хотела больше детей, после рождения Мааян сказала себе, что хватит. Но убивать своего ребенка ради призрачного шанса для чужого? Я знаю, что была на краю, знаю, из-за чего была на краю… и если во мне зародилась новая жизнь, то ради нее я готова рискнуть. Эта жизнь - плод моего желания, плод моей любви, еще один дарованный мне Богом шанс. Что тут ответишь… Даже если бы и были данные об этом самом филграстиме, я не пошла бы на то, чтобы подвергать опасности своего будущего ребенка.
Я смотрю в сторону подернутых дымкой Иудейских гор.
- Я понимаю, - Илана сотрясается от рыданий и размазывает по лицу слезы и макияж. - Извини меня, пожалуйста. Я не хотела, я не должна была…
- Илана! - беру ее за плечи, - я обещаю… Слышишь меня, обещаю, что если ничего не получится, то сразу же дам тебе знать. В тот же день!