"Медведь" была фамилия легендарного директора нашей фирмы еще до ее безудержного роста. Он знал всех работников до последнего и непременно каждый день всех обходил и со всеми здоровался, спрашивал, как дела, интересовался семьями, поздравлял с днем рождения. К нему шли со всеми проблемами, и всегда находилось какое-то решение. Мало кто сейчас помнит имя Медведя, в отличие от Слона, который до сих пор работает у нас консультантом. Да и о Слоне знают немногие, в основном нанюхавшиеся его неизменных сигар, с которыми он когда-то разгуливал по коридору, приходя на помощь сотрудникам, у которых что-то не клеилось. Слон и Медведь - ностальгические символы тех времен, когда все важнейшие дела решались на ходу в коридоре, и все двери были постоянно открыты, когда фирма была маленьким домашним предприятием.
"…Доброе утро Слону и Медведю…"
Когда я просыпалась под этот стишок, некоторые из моих нынешних сотрудников приходили с ним на работу. Конечно, людям свойственно идеализировать прошлое, но иногда я думаю, что совершила большую ошибку, оставив домашнюю обстановку небольшой семейной компании, чтобы влиться в бездушное пространство серого квадрата.
"Доброе утро слону и медведю", вздыхают сотрудники, выходя с очередного заседания, на котором часами толкли воду в ступе, не приняв в итоге никакого решения. Чаще всего они повторяют эту фразу, не задумываясь над ее смыслом, и даже не представляя, кто такие Слон и Медведь. В те времена немыслим был серый квадрат, и не брали на работу вице-президентов со свитой, чтобы писать послания миру, заклиная его своими свершениями, и придумывать лозунги типа "Живи своей жизнью".
Телефон не дает никакого покоя, верещит не переставая. Звонят почти совсем незнакомые люди, только чтобы отметиться, чтобы потом с гордостью ввернуть в случайном разговоре: "Когда я говорил вчера с Далит… Да-да, с той самой!" Заглушаю звонок и оставляю только вибратор. Каждую минуту мобильник оживает и с тихим жужжанием отправляется на легкую прогулку по столу. Количество оставленных сообщений тоже растет, но в какой-то момент почтовый ящик должен переполниться, и записывать их станет просто негде. Посматриваю изредка на дисплей, чтобы не проворонить Меира, и замечаю пропущенный звонок от профессора из "Шнайдера".
- Здравствуйте, это Далит.
- Привет, девочка, как самочувствие?
- Нормально, только слабость какая-то.
- Слабость - это ничего, пройдет со временем. Покой предписанный соблюдаешь?
- Ага…
- Ага - да, или ага - нет?
- Скорее, да, чем нет.
- Ты сколько доз филграстима успела получить?
- Три, сегодня вечером - четвертая.
- Вот что, девочка, нет у нас времени ждать, пока весь урожай созреет. Придется собрать то, что сможем, а через неделю повторим. Согласна?
- Что это меняет? Увеличивает риск?
- В принципе да, но ненамного. Просто у Даны времени больше не осталось.
- Хорошо, я согласна.
- Завтра в семь я пришлю такси. Обойдешься без завтрака?
- Уж как-нибудь.
- Ну и хорошо, тогда до завтра.
Разговаривать ни с кем отчаянно не хочется, но приходится, кровь из носу, сделать еще несколько звонков: родителям Меира, которые будут пасти девчонок всю неделю, моим собственным родителям и братьям, а также парочке университетских подруг. Все они, как один, с небольшими вариациями повторяют одни и те же помпезные слова. Каждый считает себя лично причастным и стремится поддержать мой моральный дух. А мне не нужны слова, я хочу, чтобы помолчали со мною рядом, потому что родственным душам никакие слова не требуются. Довольно и того, чтобы просто погладить по голове.
Нахожу на мобильнике номер Иланы, и не знаю - нажимать на кнопку или нет. Экран гаснет, я жму на "вызов", и он снова загорается в полумраке вечера, потом снова гаснет, и так несколько раз. Надо нажать второй раз, чтобы соединиться, но у меня не хватает решимости. В конце коцов, контакт срабатывает два раза, и я слышу в трубке стандартную мелодию, прерывающуюся слабым "да".
- Привет, это я. Далит.
- Да?
- Как она? - набираю в грудь побольше воздуха. - Держится?
- Не знаю… - долгая пауза, - …хватит ли ей сил.
Последний бастион надежды, но и он рушится с каждым прошедшим часом.
- Будем надеяться.
- Будем… что еще остается…
Я чувствую, что Илане, как и мне, не нужны слова - все уже сказано. Нужно, чтобы кто-то, кто понимает и без слов, просто побыл рядом.
- Я уже четыре дня на филграстиме. Профессор сказал, что попробуем выделить клетки в два этапа.
- Да, я знаю.
- Дай Бог, Илана.
- Спасибо…
- До завтра.
Я просыпаюсь во втором часу ночи с тревожной мыслью, что Меир ничего не дал о себе знать. Это так на него не похоже. Тянусь к мобильнику и вижу от него СМСку: "На работе до утра". Напились на радостях, думаю, все как один. Решаю все-таки позвонить.
Шум страшенный, голос еле слышен:
- Что у вас там? - кричу. - Оргия? Запой?
- Погоди, - отвечает, - в коридор выйду.
- Так что?
- Американцы какую-то хрень прислали - сидим, разбираемся.
- Что значит "хрень"? Они утвердили или нет?
- В том-то и дело, что не до конца понятно: с одной стороны, они отказали в сделке на основании антимонопольного закона, а с другой, добавили кучу всяких "если".
- Это как?
- Если то - если се, если пятое - если десятое. "При соответствии вышеуказанным условиям сделка не будет противоречить закону." Вот мы сидим и разбираемся, что все это значит.
- Что, у вас адвокатов нет для этой самой штуки? Пусть они и разбираются.
- С адвокатами и сидим, только с их языка переводчик нужен.
- Сидите, Бог в помощь.
- А ты чего не спишь посреди ночи? С тобой все нормально?
- Все хорошо, звонил профессор и просил завтра с утра приехать. Он хочет провести процедуру в два этапа, потому что времени нет.
- Я сейчас приеду.
- Оставь, не дергайся, за мной утром такси пришлют.
- Я сам тебя отвезу.
- Меир, серьезно, не надо.
- Не врешь? Поклянись!
- Необходимо и достаточно!
- Ладно, - смеется, - тогда днем подъеду.
Заснуть мне больше не удается. Лежу в какой-то вязкой и липкой полудреме и думаю сразу обо всем. О провалившейся сделке и огромных деньгах, которые лишь помаячили на горизонте. О том, что ждет меня завтра, и как мой организм перенесет все это процеживание крови через фильтры. Передо мной проходит длинная череда людей, желающих мне счастья и здоровья, равно как и Дане, Илане, нашим семьям, родным и близким - громко и по-восточному экспрессивно или по-европейски сдержанно. В еврейской традиции - посещать больных. Внешнее впечатление может быть обманчиво, люди могут вести себя весьма беспардонно или же действовать исключительно в собственных интересах. Мое ли дело судить, что у них на сердце? Об одном жалею, ругая себя, за то, что не погнала с порога Зиву с Рахелью. Потом уже поздно было, когда они меня в оборот взяли: кто да что, откуда да почему. И видно, что мысли крутятся у них в одном направлении - как повыгоднее подать, да подороже продать - придать благородную защищенность, заключив в серый квадрат.
На утро у меня та еще образина - зеркало, будь оно живое, трещинами бы пошло или с гвоздя сорвалось. Краситься нет ни сил, ни желания. Водитель такси смотрит на меня и трогается с места, не говоря ни слова, лишь качает головой. Я ему благодарна уже за то, что он молчит. "Удачи" - бросает он мне напоследок.
В отделении тоже не в восторге от моего вида.
- Кровь на анализ. Моментально! - командует профессор.
- Я просто всю ночь не спала.
- Сейчас выясним: просто или не просто.
Когда через полчаса приносят результаты, обстановка слегка разряжается.
- Даже лучше, чем я предполагал. Пойдем.
Я в первый раз пересекаю границу территории горя. Не представляю себе, какой выдержкой надо обладать, чтобы каждый день приходить сюда на работу. Меня заводят в комнату, напичканную приборами, и укладывают на кровать. В обе руки втыкают по довольно толстой иголке, но делают это мастерски.
- Вы не против, если вам дадут легкое снотворное? Поспите, отдохнете…
- Но надо же работать руками, - вмешивается одна из сестер.
- Ну так займет еще пару часов, ничего страшного не случится, если она поспит. Да, и подключите ее к монитору на всякий случай.
Конечно, я не против, и так нет никаких сил.
Когда я просыпаюсь, Меир сидит рядом со мной.
- Привет, все прошло чудесно, - докладывает он обстановку, - все довольны и полны оптимизма.
- Ты сам-то хоть спал?
- Заехал домой на пару часов.
- Так что случилось? - я пытаюсь сесть на кровати, но в ушах начинает звенеть, а стены плыть перед глазами куда-то в сторону. Теперь я начинаю понимать, что такое настоящая слабость.
- Не подпрыгивай, тебе надо еще полежать, - Меир жмет на кнопку вызова медсестры.
Вцепляюсь руками в одеяло, закрываю глаза и жду, пока пройдет приступ головокружения.
- Как спалось? - с закрытыми глазами, по слуху, определяю, что в комнату заваливается сразу несколько человек.
- Хорошо, только голова кружится.
- Так иногда действует антикоагулянт. Скоро пройдет. А общее состояние?
- Слабость, а так трудно сказать.
- Вы не вегетарьянка, случайно?
- Нет, а что?
- Тогда вам рекомендуется хороший бифштекс с кровью.
- О, и мне не помешает, - встревает Меир, - надеюсь, вы ее отпустите в ресторан.
- Если на своих двоих уйдет, то отпустим.
- А если нет?