Глава вторая
Ружье
… - путешественник Истинный путешествует в своем Эго
или внутреннем мире, где тоже Синее небо
и вечерние звезды; где солнце призрачно светит,
а луна светит ясно,
и нет на ней зайца, не читайте плохие джатаки,
а хороших вы не найдете в наружном несовершенном мире…
нету белого кролика, толкущего ветер в ступе…
А Чаньэ живет на обратке, с зайцем, конечно, черным …
Б. Пузыно. "Отношение к путешествию".
Сбор рюкзака (а на этот раз у Кристофера был большой рюкзак - путешествовал он уже не первую неделю и большую часть времени провел в горах, на Алтае) представлял собой целое ритуальное действо. Которое не мог нарушить никакой облом. Даже после шмона, иногда устраиваемого на дороге местным полисом, Кристофер собирал распотрошенные вещи неспешно и правильно. Возможно, в этом воплощалась его идея о доме: ведь дома, кроме этого рюкзака, у Кристофера не было - лишь питерская прописка в коммуналке, вечно полная родственников квартира родителей и брата в Москве, да многочисленные гостеприимные флэта в различных городах бывшей империи - так он именовал страны СНГ.
Коврик сворачивался трубой, внутрь опускался сложенный спальник, пара другая книг, теплая и просто одежда, фотоаппарат и всякая мелочь типа запасных струн, слайда, кабадастра. Стопник - в задний нижний карман, туда же - алюминиевую флягу, в задний верхний - полотенце и кружку. В боковых кармашках обитали: с одной стороны –фонарик, спички, нож и бечевка, с другой - ложка, зубная щетка, паста и мыло. Клапан предназначался для полиэтиленового тента-подстилки-накидки и маленького полотенца. Плюс сверху на специальные крепления пристегивался чехол с гитарой. Палатку Кристофер брал с собой редко - лишь когда ехал в холодные места с какой-нибудь герлой. Или на Рейнбоу - в радужный лесной лагерь, человеческий муравейник, притягивающий множество различных кайфовых людей со всего света.
Там его прикололи не палатки - индейские типи. Это были настоящие дома - теплые, сухие, с очагом в центре, полные запахов леса, цветов, хвои, а не влаги и синтетики. Правда, в отличие от килограммовой палатки, типи весил около двадцати.
Отступление второе: Что такое радуга и как построить типи.
Первый в Мире Rainbow Gathering - Cбор Радуги состоялся в Америке в 1972 году. Приглашение на него выглядело примерно так (перевод с английского Васудэвы):
"НОВЫЙ ИЕРУСАЛИМ
ГОРОД МАНДАЛА
для всех людей
Мы, братья и сестры, дети Бога, семьи жизни на земле, друзья природы и всех людей, дети человечества, зовущие себя племя Семьи Радуги, покорно приглашаем:
все расы, народы, племена, общины, мужчин, женщин, детей, личностей - из Любви;
все нации и национальных лидеров - из Уважения;
все религии и религиозных лидеров - из Веры;
всех политиков - из Милосердия
присоединиться к нам в нашем общем сборе, чтобы выразить наше искреннее желание мира на земле, гармонии между всеми людьми…"
Так это начиналось.
И несколько лет назад появилась Русская Радуга, которая пришлась по душе людям круга Кристофера: я поостерегусь употреблять истертый годами ярлык "хиппи", ибо многие из них, несмотря на образ жизни близкий к хипейному, хипями себя не считают, я не буду употреблять также слово "система" - поскольку оно напрочь искусственно и было придумано журналистами, проще сказать - Люди Радуги, Братья и Сестры. (В любом случае, определяя и называя, мы ставим какие то рамки, пытаемся сузить и ограничить то, что ограничить невозможно.) Все коммуны похожи друг на друга, но в отличие, скажем от Гауи, существовавшей еще в совдеповские времена, на Радуге не бывает той агрессии по отношению к "истэблишменту": ментам и прочим представителям власти. Некоторые из Людей Радуги - вполне цивильны. Я, например, тоже считаю себя членом этой огромной семьи, если не братом, то, по крайней мере, племянником или дядюшкой, и мне нравится, что свобода и ненасилие, как над другими так и над собой (а есть ли граница между мной и другими?), один из главных ее принципов. На европейских Радугах народ поет песню, в которой повторяются слова:
"TRUTH, SIMPLCITI AND LOVE".
"ПРАВДА, ПРОСТОТА И ЛЮБОВЬ".
На Рэйнбоу я впервые увидел типи, определяемые в энциклопедии как "переносные жилища североамериканских индейцев: шалаши конической формы, покрытый бизоньими или оленьими шкурами". Люди Радуги вместо бизоньих и прочих шкур используют обыкновенный брезент.
По словам Волоса, одного из шаманов колхоза Саарема (об этом шаманском колхозе см. следующие отступления), типи устанавливается так:
"Сначала, однако, идешь в лес, шесты искать, рубить, тащить. Нужно штук четырнадцать: двенадцать на типи и два ветровых. И чтобы прочные были. Потом народ зовешь, типа "Бум шанкар" или чаю попить, и телегу гонишь, подписываешь всех: "Вот, хочу показать как типи ставят, только помочь надо".
Затем шесты обтесываются от сучков и коры, чтобы на бошки не сыпалась, да и ткань не рвалась, не цеплялась. Затем треногу вяжешь, устанавливаешь. Правда, некоторые хиоки четыре шеста связывают, но на то они и хиоки (о хиоках см. следующие отступления). А остальные шесты вокруг этих трех по движению солнца, от входа. А вход на восток должен быть. И если ставит правильный индеец, то конструкция напоминает крылья, а если хиок, то - веер или пучок соломы. На последнем шесте поднимаешь и закидываешь покрышку. Ее можно заранее сшить. А можно и на месте. Из двух палаток - чипи, из трех - типи. Типи от чипи только хозяином да размером отличаются. Покрышка - это настоящее индейское слово. Оттуда ведь поговорка пошла: "ни дна ни покрышки". Значит ее натягиваешь, вставляешь два ветровых шеста в лопухи (лопухи - тоже настоящее индейское слово - это отвороты в верхней части типи для выхода дыма и вентиляции). Затем полог внутри делаешь, растягиваешь и к земле приваливаешь камнями, чтобы не дуло и тяга ништяк была.
Затем - очаг. Камнями его выкладываешь, Дорогу Огня ко входу проводишь. А если плавать в дожди не хочешь, то хорошо бы типи еще и снаружи окопать.
Затем много чего можно делать: кровати, крючки, сушилки и т.д. Слово типи из двух состоит "ти" "пи", то есть "предназначено для" "жизни", вот, пока живешь, все строишь, прикалываешься по всякому".
Здесь же вдоль дорог встречались юрты, жилища, похожие на типи, а еще больше на вигвамы, только потяжелее, да и покрупнее.
- Но юрта по счастью была у меня, - продекламировал Кристофер, затягивая бечевку рюкзака, - как северный день голубая.
"Это у тебя, в чистых степях Поднебесной, уважаемый Бо Цзюй И, была голубая юрта, - продолжил он мысленно, - а здесь они серые от пыли. Как там дальше?"
Там весело прыгали блики огня
от стужи меня сберегая .
"И хавки небось в твоей юрте, и питья. Попить бы чего. Эй, подать сюда голубую юрту. Ну ладно, гони хоть скатерть-самобранку… Тоже нет… Ну, Бог с тобой, подавай ковер-самолет!"
"А сто километров пустой трассы, не хочешь? Как ты вонючий смертный, смеешь что-то требовать от духов великих поэтов!"
- Но юрта по счастью была у меня, - повторил Кристофер.
Дальше, он не помнил.
В Киргизии, куда Кристофер первый раз приезжал два года назад, в одной из таких юрт находилось придорожное кафе. Там можно было поесть плов, выпить пиалку кумыса или терма.
"Терма? Или Дерма?"
Он улыбнулся вспомнив, как драйвер предложил ему:
- Дерьмо хочешь?
- Что? - Кристофер не верил своим ушам.
- Дермо… Кафе, дерьмо, лепешка кушать.
Что такое дермо, а может, термо, Кристофер узнал уже в юрте. Это был похожий на квас мутный напиток из каких-то зерновых.
- Дермо кушать - болезнь йок. Сто лет жить. Здоров - ууу как, - пояснил водитель.
Кристофер накинул рюкзак и спустился на трассу.
"Что ж, сударыня, и мне пора в путь, - мысленно обратился он к Алисе, - и ветер слабенький. Кто же тебя увез?"
Он попытался разглядеть на обочине ее следы.
"И воду всю извели. А пить-то как хочется. А?"
"Терпи суфий, просветленным станешь".
"И умыться бы. Сто километров - это как рукой подать. А в Ате меня ждут. Галка, Серж, Саид".
"Ждут ли? Чего меня туда потянуло?"
"Все что ни делается, неспроста. Тянет - тянись, пока ветер в спину. Тянем-потянем - вытянуть не можем. Акын Кристофер с потрескавшимся от жажды голосом. О… О… О… Стоп машина… - Он увидел на трассе стремительно увеличивающуюся легковуху. - Такая не остановится".
"Вот, не остановилась. Будь не я, а Алиса. Алиса в городах. Кого ты ищешь? Кто ищет тебя? Богатые мама-папа…"
"Девочка совершила взрослый поступок и надумала вернуться. Все очень просто".
"Не то…Что же ты, папа Кристофер, суфий недоделанный, так и не можешь научится не привязываться. Даже в мыслях. Проехали. Оставь. Будь как ветер".
- Собака лает, ветер носит, - пропел он, снова повернувшись спиной к слабому ветру, единственному его слушателю.
Эту песню сочинила Умка. Однажды Крис даже играл с ней в каком-то московском подвале. Вместо Сталкера. Тот не пришел, и Кристоферу на некоторое время пришлось стать Умкиным соло-гитаристом, благо все эти темы он знал наизусть.
И желты фонари,
Собака лает - ветер носит,
и желты фонари.
Я знаю, каждая собака…
Носит ветер внутри.
"Ну что, где же тот КАМАЗ-самолет, что домчит меня до Аты?" - продолжил Кристофер свой внутренний диалог.