Травля началась
Мы все еще идем по шоссе. Колесо парка аттракционов становится все больше. "Ты был прав, - говорит Годзилла, - это старый заброшенный луна-парк, один из самых старых в нашем городе. Аттракционы в нем самые древние, они никогда не менялись".
"И там никого нет", - бормочу я, пытаясь не отставать.
Годзилла резко останавливается.
"Откуда ты знаешь?"
"Я видел".
Он улыбается с ухмылкой.
"Что-то не так?" - спрашиваю я.
Он снова пускается в путь, и я за ним.
"Я видел, - повторяет он. - Это невозможно. Ты не мог ничего видеть".
"Думай, как хочешь…" - не настаиваю я.
"Когда ты туда ходил, там уже кто-то был. По крайней мере, один человек точно - ты".
Я молчу, мне нечего сказать в ответ. Между двух темных облаков появляется луна. Туманная пелена постепенно скрывает ее лицо, а бедняжка не может даже сопротивляться, бледная от боли и слабости. При последних ее лучах на океанских волнах радугой вспыхивает лунная дорожка.
"Этот аттракцион здесь с Сотворения мира, - вещает Годзилла. - Даже в самом маленьком городке должен быть свой парк развлечений, так положено, даже если туда почти никто не ходит". Он рассуждает: "Люди просто должны знать, что, если они хотят пойти на аттракционы, они могут туда пойти. Им вовсе не обязательно садиться на карусель. Они не обязаны стрелять в тире из ружья, пичкать себя уличными сладостями, платить за головокружительные пируэты на американских горках. Им достаточно просто знать, что где-то недалеко есть другой мир, мир, который они знают как свои пять пальцев и куда могут в любой момент переселиться на время по собственному желанию".
Годзилла шмыгает носом. У него все болит.
"Сейчас, - добавляет он, - боль вцепляется во все мое тело, все сильнее и сильнее, как стая голодных собак".
Он давит на жалость, а у меня мелькает мысль:
"И все-таки, кто же из нас добыча?"
Я не знал
Прозвище Годзилла (по-японски Годжира) придумал, а точнее, нашел Эиджи Цубурайя. "В то время на "Тохо" работал один достаточно рослый парень. И все звали его Годжира. Когда мы начинали работу над фильмом, пришлось позаимствовать это прозвище для нашего монстра". "Годжира", оригинальное японское название чудовища, - это соединение двух слов: "горилла" (которое не нуждается в переводе) и "куджира" (которое в переводе с японского означает "кит"). Это сочетание хорошо отражает двойное - земное и океанское - происхождение Годзиллы. А вот характерный рев Годзиллы - это изобретение Акиры Ифукубе, японского композитора, который к тому времени написал немало музыки для кино. Технически рев - это звук струны контрабаса, по которой трут перчаткой.
Fedex
В одно прекрасное утро мой знакомый Майк наконец получил по почте свой долгожданный костюм Годзиллы.
"Его принес почтальон, - пишет он. - Я расписался в поручении. Я принес сверток к себе в комнату и сразу раскрыл. Там был костюм, к нему прилагалось письмо, которое я тут же прочел. В письме объяснялось, что костюм подлинный, из фильма, его носил настоящий актер, и он участвовал в съемках картины "Годзилла против Мегалона". Еще там была фотография. И было сказано: "Не уверен, насколько ты понимаешь, что приобрел. Но, надев этот костюм, ты станешь хозяином мира. Ты будешь властвовать надо всеми, люди будут ползать у твоих ног, как жалкие муравьи. Начни с выхода в твою гостиную. Эффект подскажет тебе, как действовать дальше. Нет ничего более пьянящего в мире, чем восторг, который испытывает человек, руша международные торговые небоскребы одной левой. Каждый должен через это пройти. Хотя бы раз в жизни. Я на себе испытал, что значит быть порождением хаоса. Надеюсь, ты получишь от этого не меньшее удовольствие". Письмо не было подписано. Я сложил его вчетверо и бросил в свою корзину для мусора. Костюм ждет меня в своей пластиковой упаковке из полиэтиленовых пузырьков, я его еще не распаковывал. Никак не могу решиться вскрыть ее. Мне кажется, я чувствую, что это не мое.
Я хочу…"
Отец стучит в дверь моей комнаты, чтобы спросить, все ли у меня в порядке.
"Все о’кей, - отвечаю, - я заказал новое расширение для игровой приставки, все просто здорово. Все суперкласс". И закрываю программное приложение к игрушке.
"Я хочу прислать тебе этот костюм", - пишет Майк.
Разрушить целый город. Реальные страдания. Мир, населенный людьми, которые страдают. Все до одного. Хм, довольно заманчиво.
Франц Кафка
В лицее все оказалось не так уж и плохо.
Поскольку я от него ничего не ждал, то и не сильно разочаровался.
От идеи подружиться с кем-нибудь из нашего класса я отказался сразу. Я ушел в добровольную отставку, таково мое нынешнее кредо. В школе я занимаюсь только решением текущих проблем. Преподаватели жалуются, что я не прилагаю больше усилий, не проявляю ни особого рвения, ни особого прилежания. Я уверен, что они жалеют исключительно о чем-то своем, о том, что, с их точки зрения, могло бы быть, о личных несбывшихся надеждах, которые вянут на лету, в итоге ни к чему не приведя, как мелкие нечистые духи, сливающиеся с тенью и исчезающие в ней, как только в них перестают верить.
На школьном дворе идет снег: мы проходим "Превращение" Кафки. Забавная книжица. Я уже пытался прочесть ее несколькими годами раньше, но безуспешно. Тогда я нашел это чтиво совершенно неудобоваримым.
Зато сейчас совсем другое дело. Я проглотил "Превращение" за пару уроков. Прочел от корки до корки. И заплакал. А что мне еще оставалось делать? Я один, время двадцать три ноль-ноль, Годзилла сегодня не придет. Я знаю, что он не придет, поэтому я сижу как дурак сам с собою в своей комнате и вою от одиночества. Что меня вдруг так задело в Кафке? Сам не знаю. Да ничего особенного. Обычное дело: банальная история чудака, который в одно прекрасное утро просыпается тараканом, и от которого поэтому отказывается родная семья, и для которого из-за этого мир вдруг предстает в новом свете. Подобные превращения не имеют ничего общего ни с какими реальными физиологическими изменениями, это фантасмагория, кошмарный сон, а Кафка - просто король психопатов.
Но, несмотря на все это, я плачу, плачу навзрыд, рыдаю, как мальчишка. Ну, почему, почему мир так жесток? Неужели люди совсем не способны любить? Я долго стою возле окна, глядя, как за окном падает снег, как наш сквер укрывает снегом. Минут десять. Потом иду в туалет.
Когда я выхожу в коридор, звонит мой мобильный. Я нажимаю клавишу "Ответ на вызов", не глядя на дисплей. Я раскраснелся от слез и всхлипываю.
"Да, ничего. Так, ерунда. Все нормально. Чего? Правда?"
Похоже, когда я был маленький, я почти не плакал. Странно. Друзья моих родителей говорили по этому поводу, что им страшно повезло. Я не плакал, даже когда падал и ушибался, даже когда мне было больно. Папа с мамой всегда смеялись и шутили, и я смеялся вместе с ними. Но однажды они все-таки отвели меня к детскому психиатру. "Картина, прямо скажем, удручающая", - сказал этот придурок.
"Да, я знаю. Но, мм-м…"
"Даниэль?"
Отец сидит на диване у себя в кабинете. Обращаясь ко мне, он отрывает взгляд от журнала, который читает.
"Я перезвоню", - говорю я в телефон и нажимаю клавишу "Конец вызова". Я стою в дверном проеме и стараюсь улыбаться.
"Даниэль, у тебя все в порядке?"
Отец снимает очки и окончательно отрывается от своего чтения; у него расстегивается пижама на груди. Складка озабоченности морщит его лоб.
"Ты плакал?"
"Нет".
"Не говори неправду".
"Да, так, ерунда, - говорю я, - это из-за книжки".
"Какой еще книжки?"
"Превращение".
"Ничего себе, ерунда!"
"Ты читал?"
"Я не такой уж и неотесанный, как кажется, - вздыхает он. - Ну, и что же в этой книжке заставило тебя плакать? Ты боишься превратиться в таракана?"
"Это несправедливо, это очень жестоко. Он не виноват, что для него так вдруг все изменилось, в одночасье".
"Я знаю, - вздыхает отец. - Смерть производит приблизительно один и тот же эффект на все живое. Наша ли смерть, человеческая, или любых других живых существ. Мы проходили этот текст в лицее, как раз в твоем возрасте. Только у нашего преподавателя литературы была своя теория, он считал, что "Превращение" это книга о природе человеческого траура. Он говорил: "Обратите внимание, что в финале повествования вся семья главного персонажа и рассказчика обретает, наконец, счастье и долгожданный покой. Это происходит потому, что они изжили свой траур, до конца выполнили свою траурную миссию". Суть борьбы между главным героем и его семьей, заключается в том, чтобы обрести, наконец, забвение. Ему надо забыть людей. Ему приходится это сделать, он вынужден так поступить. Другого выхода у него нет. Понимаешь?"
"Нет".
"Мне самому этот вопрос очень долго не давал покоя. Видишь ли (тут отец вытирает очки и делает паузу, видимо, подбирая слова), на определенном витке моей жизни я столкнулся с этой проблемой лицом к лицу. Я вынужден был решать ее. Ответить на этот вопрос поступком. Каким-то действием. Я должен был умереть. По крайней мере, для других. Мне пришлось научиться оставлять близких мне людей жить без моей помощи и без моего постоянного контроля. И однажды мне попалась любопытная статья по этому поводу. Она была написана очень жестко и откровенно. Это было жестоко, но я прочел ее вовремя".
"Во время?.."