Да, согласен, я понятия не имею, какими словами определить, что со мной происходит. Только я знаю одно - так не должно быть. На днях в супермаркете я ничего не смог приобрести, просто физически не смог. Вокруг висели стонущие под тяжестью товаров полки, люди катили мимо тележки, врезались мне в пятки, а я стоял посреди ряда, будто оглушенный, и, не видя вокруг себя ничего, теребил в кармане список покупок, пока от него не осталась труха.
Или еще: совсем недавно я пытался перейти дорогу. Хотел уже шагнуть с тротуара, как вдруг поднял взгляд, засек несущийся прямо на меня автобус и понял, что он разметет меня на куски, если я сделаю шаг вперед. И я сделал этот шаг. Спасибо, сзади стоял какой-то парень, который мигом схватил меня за шиворот и втащил обратно на тротуар, а то как пить дать не было бы меня уже на этом свете. И не подумайте, будто я решил свести счеты с жизнью, что вы! Просто навалилась какая-то рассеянность. Разум притупился настолько, что забыл о своей прямой обязанности заботиться о выживании и самосохранении, и парит где-то далеко. И мне хорошо известно где.
Еще я помню свой последний кошмар - типичный образчик многочисленных терзающих меня в последнее время дурных сновидений: Бет берет меня за руку, нежно-нежно смотрит в глаза и говорит: "А теперь тебе будет больно" - и вонзает в мою побагровевшую безвольную ладонь большой кухонный нож. Медленно-медленно, миллиметр за миллиметром.
Похоже, самое время просить Клайва об одной услуге. Не хочу, чтобы Майлз узнал о нас с Бет. То есть, с одной стороны, хочу, конечно, но если она твердо решила с ним остаться, тогда, думаю, лучше принять меры, чтобы тайна случайно не выплыла.
Господи, да я, наверное, святой.
Так, значит, Бет была в Эдинбурге. А я оставался в городе.
- Алло? - отвечает ледяной голос.
- Привет, Эмма. Клайв дома?
- Здравствуй, Дэниел, как поживаешь?
- О, все прекрасно. А ты как?
- Очень хорошо, спасибо.
- Ну и отлично. И все же - где Клайв?
Чудовищная пауза, так молчать умеет только Эмма. Думаю, подобную тишину можно услышать разве что в Антарктике, когда наступает временное затишье между снежными бурями. Наконец она говорит: "Минуточку", - и кладет телефонную трубку на стол, и уже в самом звуке - точном, аккуратном "цок" стерильно белого пластика по дубовому столу - чувствуется размеренная рука пунктуальной хозяйки дома.
Ожидание затягивается.
Я напрягаю слух, стараясь расслышать происходящий на заднем плане разговор, и кажется, временами до меня доносится скрипучий шепот Эммы, будто кошка скребется в заледеневшее окно. К телефону подходит Клайв.
- Как провел выходные?
- О, прекрасно, в субботу сходили с Эммой в ресторанчик. Хорошо посидели, тихо - ну, ты знаешь.
- И она, полагаю, заплатила.
- Что?
- Да нет, ничего, пошутил.
- Ах да. Вообще-то платила и вправду она.
Такого я не ожидал. Бывает, сложится о человеке нелестное мнение, а потом кто-то возьмет и нагло его развеет. И тогда чувствуешь себя кошмарно - будто тебе в лицо тычут, указывая, какой ты предвзятый, несправедливый и, что самое главное, пристрастный человек.
- Значит, в субботу вас с Эммой не было дома?
- Э-э… Ну да.
- Клайв, я не слишком обременю тебя, если попрошу об одной услуге?
- Какой услуге?
Потребовалось же ему переспрашивать, да еще с таким явным испугом, - верный способ привлечь к нашему и без того непростому разговору дотошное внимание Эммы. Уже представляю ее: сидит в гостиной, двери которой выходят как раз в коридор, с последним номером "Харперз" на коленях, неторопливо листает страницы и, элегантно положив ногу на ногу, размышляет, хорошо ли сочетаются ее кремовые колготки с этой миленькой юбочкой. Листая журнальчик, она навостряет уши, а те сами собой обретают самостоятельность, пускаются в рост, и вот на голове у нее уже красуются роскошные органы слуха, гибкостью и длиной не уступающие узким ломтикам итальянской ветчины. Вот уши спускаются с дивана и змеятся по дубовому паркету, заворачивают в холл и устраиваются в уголочке, чтобы лучше слышать, что там говорит Клайв этому своему приятелю-идиоту Дэниелу. Только не подумайте, будто Эмма шпионит за нашим достопочтенным. Нет, что вы, нет! Она очень ценит его самостоятельность. (Как, впрочем, и свою.) Они взрослые люди, которые способны поддерживать прекрасные отношения, основанные на взаимопомощи и взаимодоверии. Вмешательство в сокровенные мысли партнера немыслимо. Отслеживать и пытаться контролировать развитие особой индивидуальности друг друга - грубейшая ошибка. Нет-нет, у Эммы ни малейшего желания заниматься подобными вещами. Лишь любовь и забота побуждают ее беспокоиться о Клайве, и исключительно поэтому ее уши вырастают до чудовищных размеров, подслушивая телефонные разговоры. Бедняжка Клайв, он так внушаем и доверчив, милый наивный мальчик; за ним надо присматривать, чтобы не попал по доброте душевной в какую-нибудь неприятную историю, и защищать от таких людей, как Дэниел, с которым он по какой-то необъяснимой причине все еще поддерживает отношения. А то, что они дружат со школьной скамьи, никоим образом не является для Эммы аргументом. Как только Клайв оказывается рядом с Дэниелом, он начинает шалить и вести себя как мальчишка, а есть ли на свете что-нибудь страшнее! Дружок его беспрестанно строит глупые рожи, отпускает плоские шуточки, да и вообще ведет себя так, словно сама жизнь - одна большая хохма, не заслуживающая особенного внимания. Скажите на милость, что же тогда достойно внимания? Этот безумец побуждает Клайва к безрассудствам. А еще у Эммы имеются самые веские основания полагать, что они бросают деньги на ветер, напиваются и суют монеты в эти глупейшие автоматы с вишенками. Покажите мне такого счастливца, который хоть раз выиграл. Крайне неосмотрительное поведение.
Но, как бы мне ни было неприятно, звоню я по делу, и пора переходить к главному вопросу повестки дня: просить Клайва о малюсенькой услуге.
- А что надо сделать? - интересуется мой дружок.
- Да чепуха, совсем крошечное одолжение. Вполне возможно, тебе и делать-то ничего не придется. Я просто на всякий случай прошу.
- Например?
- Если случится так, что вы встретитесь с Майлзом и он, что, впрочем, маловероятно, спросит, чем я занимался в последнее время…
- А чем ты занимался в последнее время?
Даже не сомневаюсь: уши Эммы учуяли в происходящем разговоре напряженные драматические нотки, просекли мужское двуличие, уловили отчаяние и уже извиваются от праведного негодования, легонько похлопывая по дубовой коридорной обшивке.
- Тс-с, - говорю я, - не ори.
- Что? - шепчет Клайв. - Так что тогда?
- Если все-таки Майлз поинтересуется, ты бы не мог немножко… ну, вроде как разыграть его и сказать, что мы с тобой на этой неделе пару раз сходили в бар, напились вдрызг, а остальное у тебя вылетело из головы.
- О боже, - пугается Клайв. - А если он Эмму спросит?
- Не спросит, - заверяю его с напускной уверенностью. - Не волнуйся.
- Так что же ты на самом деле учудил?
- Мы с Бет ездили в Корнуолл. На всю неделю.
- В Корнуолл? Спали?
- Да, пару раз. Только ты не думай… Я влюблен.
- Осел. Ладно, прикрою тебя.
- А как твоя индианочка?
- И не спрашивай.
Достопочтенный Клайв Спунер.
А после нашего разговора ему предстоит объяснение с Эммой. Представляю себе их диалог.
- Что ему надо? - спрашивает Эмма у ничего не подозревающего о недавних метаморфозах Клайва (уши в мгновение ока сжались до обычных размеров).
- Просто поболтать.
- Вот как? А мне показалось, он хотел чего-то большего.
- Наподобие?
- Ну, не знаю, ведь не я же с ним разговаривала. Мне показалось, ты упомянул о какой-то услуге.
- А, вот ты о чем, - протягивает Клайв.
- Ну и?
- Эгх-м-м… Ага, вроде как он попросил меня об услуге, ну-у. ("Во дела, - думает он, - как только Эмма начинает меня допрашивать, сразу теряю способность говорить как образованный человек".)
- А поподробнее?
- Да ничего особенного. Просто попросил протянуть руку помощи.
- Почему же тогда ты выражался?
- Выражался?
- Говорил по телефону грубости. Не стану их повторять.
- А-а, понял. Да мы всегда зовем друг друга "ослами" и…
- Клайв.
- Ну, ты поняла: "говорим грубости".
- У меня сложилось впечатление, что ситуация гораздо серьезнее.
- Ну что ты, не совсем так.
- Не совсем?
- Хм, видишь ли…
- Мне показалось, твой дружок сделал какую-то страшную глупость и просил тебя "прикрыть" его.
Клайв стоит у камина, безвольно опустив руки и понимая - Эмму теперь ничто не остановит. В ней явно погиб контрразведчик или инспектор уголовного розыска.
- Дэниел Своллоу поступил неумно?
- Эх… Вроде того.
- Что ж, Клайв, я думаю, это бесстыдство, - говорит Эмма, откладывая в сторону журнал и заламывая руки. - Как беспардонно с его стороны думать, будто ты станешь лгать…
- Он не думает. Дэниел просто попросил…
- Будь добр выслушать меня до конца: как он смеет думать, будто ты станешь лгать просто потому, что он двуличный, безответственный, безнадежный… такой-разэтакий, которого на день нельзя оставить без того, чтобы он тут же не начал гоняться за юбками.
- У него только одна "юбка". И он сказан, что влюблен.