Точно вам скажу, одного меня наверх теперь калачом не заманишь. Полюбовавшись на Бет немножко, я допиваю виски, встаю и иду проверить, закрыта ли дверь на лестницу. Выключаю свет и в полной темноте любуюсь пламенем, которое танцует и кружится в камине, как хорошенькая девчушка на вечеринке - она веселится, и ей донельзя приятно быть единственным источником тепла и света. Раздеваюсь в оранжевом зареве камина и заползаю под плед. Бет верно сделала: здесь действительно тепло и уютно. Она прижимается ко мне, воркует и бормочет что-то. Я обнимаю ее за плечи, склоняюсь и целую на ночь, а потом укладываюсь сам и убираю руку. Только что-то ей не лежится спокойно - прислоняется к моему боку и мурлычет:
- Руку.
Я снова обнимаю ее, и теперь она довольна.
Единственное, что меня беспокоит, - камин без решетки. Я даже подумываю, не загасить ли огонь. А потом решаю плюнуть на все - так хорошо с огнем. Сгорим так сгорим.
И вот я проваливаюсь в сон, и мне снится, как дом пылает, а на ступеньках, в адском зареве, сидит одинокий, всеми забытый ребенок-призрак и тихонько поет.
Глава 17
Во вторник солнце заходит за тучу и небо заволакивает облаками. Море переливается то голубым, то бирюзовым, то окрашивается в зеленый, а то кажется вообще серым. Бет, очарованная этим зрелищем, сидит, облокотившись на подоконник, и дает мне подробнейший отчет об игре света. Глядя на бирюзовую воду, она вдруг заявляет: "Вот бы платье такого цвета, как думаешь?"
Я подхожу, склоняюсь над ее плечом и созерцаю вид за окном.
- Тебе, что ли?
- Мне, кому же еще. Мне, мне и еще раз мне!
Я изучаю цвет ее глаз и снова смотрю на море, как бы сверяясь.
- Да, пожалуй. Девушка с безумными зелеными глазами. "Я сошью тебе платье, платье всех цветов моря, бирюзового цвета очей".
- Это откуда?
Пожимаю плечами.
- Не знаю, сам придумал. Наверное, Йейтса слишком много читал в студенческие годы.
- Иногда не могу отделаться от впечатления, что ты гомик.
- Спасибо. Знаешь, а мне порой кажется, что ты очень хорошая. Когда забываю на время про твой злобный нрав и колкий язычок.
- Прости, - отвечает Бет, а сама витает где-то далеко. Отворачивается к окну и выдает еще одну из своих премудростей: - Как тебе кажется, если бы мы поселились здесь, то забыли бы о Лондоне?
Я смеюсь.
- Вполне возможно. - И добавляю, чуть подумав: - Во всяком случае, уж Лондон точно бы о нас не вспомнил.
Бет молчит, а потом вдруг выдает:
- И пусть.
Дождя нет, но в окна бьет сильный ветер, море вспучивается тугими валами и швыряет на берег белые клочья пены. Мы с Бет теснимся на узком подоконнике. Уже и колени затекли, а мы все глядим на бушующую стихию, подперев головы руками. Забавно представить себя детьми, которые сбежали из дома и теперь беспризорничают, прячась от взрослых, которые ходят по берегу с зажженными факелами и злыми черными псами, разыскивая беглецов. Только зря. Здесь они нас точно не найдут.
Из-за мыса показался красный катерок, а минуту спустя за ним вышел синий с белой кабиной.
- Наверное, шторм начнется, - заявляю я со знанием дела. (Впрочем, время покажет, что я заблуждался.) - Вот бы радио найти. Сейчас будет прогноз погоды для моряков. Обожаю его слушать.
- Всегда приятно сидеть под теплой крышей, - рассуждает Бет, - когда на улице льет как из ведра, сила ветра возрастает с семи до восьми баллов, а местами порывами до девяти, а море штормит. Где-то обещают ураган - в Ланди, Фастнете, Роколле, Финистерре… Хотя мне кажется, на прогнозы погоды особенно полагаться нельзя.
- Знаешь, иногда и я начинаю сомневаться в твоей сексуальной ориентации.
Через пару минут мы настраиваемся на прогноз погоды. Ветер не сильный, сообщают по радио, но видимость снижается, "с тенденцией на ухудшение", и, по всем признакам, с северо-востока надо ждать грозу. За окнами сгущается тьма, и рыбаки швартуются при свете мощных, установленных на крышах катеров дуговых ламп. Пожалуй, сбегаю вниз, узнаю - не продаст ли кто-нибудь лобстера.
- Думаешь, у тебя получится его приготовить?
- Да что там хитрого. Варить, пока глаза не вывалятся. Рыбаки, наверное, знают.
- Подожди, я с тобой.
На улице холодно, дует пронизывающий ветер - как и обещали, с северо-востока, - а пальто мы не захватили. Пока добрались до рыбаков, ежась и стуча зубами, начихались и продрогли. На стене волнолома стоит мореход в оранжевых промасленных брюках и спокойно занимается своим делом, не обращая на чужаков никакого внимания.
- Можно тут где-нибудь лобстера купить?
Рыбак не реагирует - невозмутимо распутывает моток троса. И так проворно у него выходит: ладони мозолистые, потрескавшиеся, как старые прищепки, которые хозяйка давным-давно забыла на веревке.
- Какой уж… В такую-то погоду? Не-е.
- Жаль. А что, лобстеры ушли?
- Волна-то донная идет, да еще с северо-востока. Пусто - ушли в теплую воду.
- Надо же, я и понятия не имел…
- В город вам надо. Может, там продадут что-нибудь. Или в Ньюлин поезжайте, на рыбный развал.
- Понял, спасибо.
Стоим на холоде, зубы стучат, глаза слезятся, и Бет, запинаясь, говорит:
- Нам так и так надо в город ехать.
- Да? И что мы там забыли?
- Одежды купить, глупенький.
Рыбак глядит на нас искоса и бормочет с усмешкой:
- То-то верно. Денек-то, чай, не теплый… Да-да, погодка нынче выдалась - ой-ей-ей.
По пути едва не окоченели - благо печка работала на полную.
Машину оставляем на обочине, Бет берет меня за руку и ведет через дорогу к магазинчику с надписью "Подержанные вещи".
- Шутишь?
- Нисколечко, - отвечает она. - Раз уж мы тут собираемся провести целую неделю, хорошо хотя бы вернуться без обморожений.
- Согласен. Просто меня местечко смущает. Я, конечно, люблю дешевые распродажи, но в Лондоне. А здесь наверняка только териленовые слаксы и нейлоновые рубашки продаются.
- Лучше в териленовых слаксах, чем без порток, как говаривала моя бабуля.
- Правда?
- Когда-нибудь слышал такое слово "доверчивая мямля"? - смеется Бет. Вернее даже сказать, хохочет мне прямо в лицо. - Тупеешь, дорогой мой.
- Ага, тупею.
* * *
Перемерили, наверное, с полмагазина. Мы оба крутимся перед зеркалом, примеряя наряды, и Бет делает озвучку, точно на показе мод:
- В этом сезоне корнуолльским модницам предлагается новый ансамбль. Посмотрите на нашу продавщицу устриц. На ней модные шерстяные гетры, солдатские штаны, два застиранных джемпера из акрила, хлопковая рубашка и шерстяная куртка из шотландки. А как гордо выступает ее парень в мешковатых вельветовых брюках и шерстяном фетровом берете а-ля капитан дальнего плавания. Восхитительная застиранная водолазка из грубой шерсти и темно-синяя клетчатая куртка дополняют его костюм.
Смотрюсь в зеркало. Во всяком случае, тепло.
- А тебе идет, - говорит Бет. - Чувствуется какая-то закалка. Можешь сойти за настоящего мужчину.
- Сойти?
- Да, за какого-нибудь героя из старого фильма про войну наподобие "В котором мы служим" .
- Джон Миллз? Кеннет Мур? Ого!
Милая старушка, стоявшая за прилавком, которая сначала пристально следила за нами, как бы мы чего не стащили, а потом утомленно наблюдала наши примерки, розовеет от удовольствия, когда мы наконец выкладываем огромную сумму в восемнадцать фунтов за четыре битком набитых пакета одежды.
После некоторых поисков наведываемся в букинистический магазин и набираем разных книжек, в основном детских: "Маленькая принцесса" Френсиса Бернетта, "Принцесса и королевство в придачу" Пера Лагерквиста.
Вечером я стряпаю куриное рагу в горшочке, которое мы с аппетитом уминаем под две бутылочки красного, а после укладываемся у огня, и Бет под тихое бормотание радио читает мне Пера Лагерквиста. Я осматриваю ее раны и ушибы, прошу поднять левую руку. Вполне сносно. Закатываю рукав джемпера и поворачиваю к себе ее ладонь. Бет не реагирует. Я всматриваюсь и поднимаю на нее взгляд. Она равнодушно глядит в огонь.
Немного помолчав, говорю:
- Я заметил у тебя отметины от уколов. Некоторые совсем свежие. Красные.
Она молча отводит руку.
- Не трогай меня.
Закладывает волосы за уши и поворачивается.
- Я за себя отвечаю. Работаю. Мне можно доверять. - Тянется за сигаретой.
Ага, так я и поверил.
- Ты как-то говорила, что плохо поступаешь, и бьют тебя заслуженно. - Внезапно что-то сжалось в горле, и я понял - не могу говорить. "Стэн. Убью этого урода. Точно убью. Отдубасить его, чтобы мало не показалось". Так и вижу эту обросшую беззубую рожу. Тьфу!
"Сделай глубокий вдох", - говорю себе. Чувствую, смотрит Бет с легким любопытством и некоторым недоумением - хорошенький у меня вид: сгорбился весь и зубами в кулак впился. Снова вдыхаю и говорю:
- Насколько это серьезно - то, что ты делаешь?
Она рассказывает. Как они с друзьями, со знакомыми… Уф-ф. Веселенькое у моей спутницы прошлое - да, похоже, и настоящее, судя по тому, что я уже слышал. Мог бы и сам догадаться - по глазам даже видно.
- Я исправилась, все в прошлом. По сравнению с тем, что было, я вообще паинька.