Прокурор М-кртчан, надо отдать ему должное, был профессионалом своего дела: невзирая на загруженность (как-никак, а бОльшая часть населения северной республики - пока ещё не выявленные враги народа), дотошно изучил все документы, протоколы, показания. Сверял и возвращал на доработку капитану Н-штейн неясные, смазанные документы, требовал предъявления вещественных доказательств: бубен, колотушку, брошюру "Конституция РСФСР", и прочие орудия преступления.
Как и положено, к каждому вещдоку была приклеена бумажка с номером уголовного дела и ФИО следователя: Н-штейн во всём желал проявить себя во всей чрезвычайноуполномоченной красе: дело же получилось необычайно шумное и имевшее радужные перспективы.
Особенное внимание прокурор уделил свидетелям - жителям колхоза "Красная звезда" и их показаниям. Из всех особо выделил молодую вдову, к тому времени уже героя Социалистического труда - почётную доярку Матрёну.
Пройдошливая вдова приложила все усилия и нерастраченную энергию для того, чтобы прокурор, сам того не заметив, начал проявлять прямо в своём кабинете по отношению к ней особые знаки внимания, вплоть до ухаживаний… Но это к делу не относится. В смысле - к уголовно-политическому делу.
На всё про всё ушёл ещё с месяц кропотливой работы.
Напряжённый и плотный график службы не давал простор для работы совести, по этой причине М-кртчан, возвращаясь поздно ночью домой, попросту валился с ног от усталости, и обычно спал, без сновидений. По крайней мере - о таких нематериальных вещах как сновидения прокурора, история пока умалчивает. То же самое касается и капитана Н-штейн: у того совести не было вообще. Разве что мучился от мук ревности: недавно супруга ушла к другому.
Но однажды, молодая супруга прокурора - Элеонора Евстигнеевна Хрящ, вот уже с месяц как забывшая, что есть такое - ласки мужа, в категорической форме отказалась кормить его ужином:
- У тебя совесть есть, или вообще уже не в состоянии?! - собрала чемодан, хлопнула дверью, и, невзирая на поздний час, довольно шумно ушла. Ушла к своему "другу" - подающему определённые надежды молодому райкомовскому ревизору товарищу Токарчук.
В этом месте вновь необходимо сделать небольшое отступление и осветить некоторые "нематериальные" события, предшествовавшие этому вечеру:
Накануне случилось так, что супругу пришлось провести ночь в прокуратуре: немудрено, завал работы - именно так и объяснил М-кртчан жене. Кажется, в трубке послышался сдавленный женский смех, но Элеонора не придала этому значения: вряд ли в таком солидном возрасте человек будет глупостями заниматься.
Элеонора до позднего часа слушала грампластинки с записями Леонида Утёсова на новеньком патефоне, затем долго ворочалась в холодной постели, почти до середины прочла большой любовный роман, и не заметила, как уснула.
Приснился неутомимый ясноглазый горячий жеребец - Токарчук, который после красивого вступления по французки: чашечка кофэ, канапэ, поглаживаний в "секретной" точке за правым ушком, приступил к основному.
- Ах! Ах! Ах!.. Сумасшедший!.. Сумасшедший!.. А-а-а-а-х…
От этого упоительного "а-а-а-а-х…" Элеонора Хрящ проснулась. Через некоторое время пришла в себя. Убедилась в том, что находится в квартире прокурора, и слегка побаливает голова. Пошарила рукой рядом с собой: "Где этот старый хрыч?.. Ах, да, он же на службе". Перевернулась на другой бочок и приступила к просмотру второй серии.
- Ты меня любишь, милый?
- Безумно, дорогая!
- Ах, ты такой большой и сильный! - Что правда - то правда, во всех отношениях Токарчук был силён, а уж в любви - просто гений, - приди ко мне, милый!
И Токарчук "приходил", - оба с головой окунались в безумную пучину страсти: выделывали бесподобные гимнастическо-акробатические номера; когда падали с широкой кровати на мохнатый напольный ковёр, смеялись и безмятежно радовались - прямо как детишки малые.
Такие упражнения, как утверждал всезнающий Токарчук, "помогают хорошей работе внутренней секреции желудка и даже поджелудочной железы", - после всего этого Эллочке действительно хотелось съесть чего-нибудь сладкого. На старого прокурора обычно нападал жор, а капитан до того и после обычно хлопал полный стакан водки.
В самый пик Эллочка протискивала свои красивые ножки между бедер податливого любовника и с силой их сжимала, вибрировала мелкой дрожью и натурально кричала:
- Ах! Ах! Ах!.. Сумасше-едший!.. А-а-а-а-х…
Упоительно, умопомрачительно… Хочется взлететь на небо и летать, летать между созвездий Большой Медведицы и Козерога!.. В такие моменты Токарчук обычно сладко стенал: "М-м-м"…
Прокурор, как правило, непроизвольно похрюкивал, а этот неудачник - капитан Н-штейн вообще относился к любовным утехам как к какой-то тяжёлой работе. Нет, Токарчук - во всех отношениях был лучше!
- А у меня для тебя сюрпри-из! - сообщил пока ещё жизнерадостный Токарчук.
- Какой, проказник?
- Я тебе, Эллочка, чёрную смородину привёз, - ревизор, накинув на мускулистые плечи шёлковый халат с красивыми перламутровыми пуговицами, как-то машинально почесал зад - вероятно халат щекотнул ягодицу, и вышел на кухню, - недавно в один колхоз ездил… аж два ведра, представляешь?.. А ну-ка, закрой глазки!..
Элеонора в предвкушении сладкого сюрприза послушно выполнила просьбу тайного возлюбленного.
- Ехал цыган на коне верхом… - красивым тенором запел Токарчук на кухне, после чего на хорошем французском весело воскликнул уже в зале, - C`est la vie (cе ля ви, такова жизнь)!
Элеонора открыла глаза, и…тут же, накрывшись с головой одеялом, в ужасе вновь зажмурилась: перед ней во всей красе стояли хмурые прокурор М-кртчан, за его спиной маячил следователь НКВД капитан Н-штейн, оба в глубокой задумчивости чесали свои ягодицы. В дверях толпились какие-то мрачного вида свидетели супружеской измены, среди них затесалась какая-то старуха с двумя пустыми вёдрами в руках, и все в праведном возмущении тыкали в неё пальцами.
- Не виноватая я! Он сам пришё-ол!..
- Не надо так бояться, женщина, - услышала Элеонора незнакомый и совершенно спокойный голос, никак не соответствовавший сложившейся обстановке, - всё будет учугей (хорошо. Як.)…
Элеонора, приспустив одеяло, приоткрыла один глаз - толпа исчезла, в комнате находился какой-то совершенно незнакомый старик - морщинистый якут со свисающими ниже плеч длинными седыми волосами.
Элеоноре стало совсем дурно. Такое чувство, будто она на райкомовском ГАЗе на полном ходу сорвалась с высокого обрыва Табагинского мыса, где обычно дивными летними вечерами отдыхала со своим тайным возлюбленным. И летела она не в звёздное небо, а прямиком в бездну полноводной и быстрой реки Лены - довольно неприятное ощущение, тем более имея знания что Лена - вторая по величине река в мире после Миссисипи.
Полностью, как бы пытаясь отгородиться от всего этого цветного кошмара, вновь закрылась с головой одеялом и… проснулась.
От пережитых, пусть даже и во сне, волнений голова раскалывалась весь день…
Итак, едем… то есть - читаем далее:
- …У тебя совесть есть, или вообще уже не в состоянии?! - Элеонора, громко хлопнув дверью, ушла к своему "другу". Для тех, кто забыл - ревизору Токарчук.
Пришедшего с работы голодного уставшего прокурора, которого по инерции волновало только "delo po rashodam starika", тут и осенило - СОВЕСТЬ (спасибо Элеоноре - навела на мысль)!!! Свобода вероисповедания советского человека! Нет, всё-таки - мудрость товарища Сталина не имеет границ!
Задумчиво почесав промежность, М-кртчан поднял трубку, крутанул вертушку, телефонистка оперативно соединила его с капитаном Н-штейн.
- "Да, капитан Н-штейн на проводе".
- Слющяй, дАрагой, - заметив на тумбочке рядом с телефонным аппаратом какой-то тёмный шарик, щёлкнул по нему средним пальцем, ягодка размазалась по стене, - это М-кртчан говорит.
- "Здравия желаю, товарищ М-кртчан"!
- Я вот что хочу сказать, просмотрел я твои представленные документы: что-то, панимаешь, у нас не клеится: "дело по расходам Старика" белыми нитками шито. Выясни, пожалуйста - кто курирует колхоз "Красная звезда" по политсектору?..
- "Конкретно - село Атамай"?
- Да, то самое село. Там ещё председатель… как его… передовик который…
- "Председатель - Матвеев"?
- Не может быть! Да-а, дела-а… - Прокурор искусно изобразил неосведомлённость, - там председатель - Матвеев?!.. Никогда бы не подумал… - Вообще-то на этого Матвеева прокурору было абсолютно наплевать, точно так же как и на размазанную по стене смородинку. Разве что еле заметный неприятный осадок в душе остался: всё-таки пятно на светлой стенке, - ай-яй-яй, настоящий коммунист, прекрасный человек… Что-то здесь не так, ты не находишь?
- "Следствием проведена колоссальная работа, товарищ М-кртчан"…
- Ты, как коммунист, должен правильно понимать текущий политический момент, - перебил его прокурор, уже забыв про пятнышко, - глубже, глубже надо копать, а не так - на шаманском уровне! Ладно, выяснишь, кто куратор - позвонишь, жду у аппарата…
Надо сказать - М-кртчан прекрасно знал, кто был куратором многострадального колхоза, но до ухода Элеоноры ему и на это тоже было абсолютно наплевать: наивно полагал - перебесится баба, да успокоится. Но вот так, нагло и открыто… Гордость прокурора была ущемлена не на шутку.
То ли шестерёнки у бюрократического аппарата закрутились с бешеной скоростью, то ли их, этих передаточных шестерней стало гораздо меньше, но - прокурор ещё не допил рюмочку коньяку, как раздался жизнерадостный звонок:
- На проводе.