Бегали, бегали по этим ступенькам ножки маленького Жолдонза, когда мама посылала его, бывало, что и по три-четыре раза в день. Как он сердился, - ведь всякий раз его отрывали от каких-то важных и интересных игр. Нельзя, что ли, все заранее продумать и послать его один раз. Ведь, кроме всего прочего, надо еще и в очереди стоять. Но стоило ему хоть как-то выразить свое недовольство, как он тут же получал суровый упрек и отравлявшее ему жизнь сравнение с соседским мальчиком Олегом, который был "сущий ангел, и хоть сто раз на дню безропотно, с улыбкой побежит в магазин". "Ангел", впрочем, плохо кончил, - в смутные времена стал контрабандистом, - видать его "легкость на подъем" подвигла на это рискованное занятие. Но она же и сыграла с ним злую шутку, - он попал-таки в тюрьму, а что с ним было дальше, Жолдонз уже не знал. Но сколько других замечательных и дорогих Виктору Павловичу людей обшаркивали эти гранитные камни, ведущие в маленький магазинчик. Ведь еще бабушка Жолжонза, а звали ее, между прочим, Маргарита, сюда хаживала. Возможно, хаживал и дедушка, но Жолдонз его не помнил.
Бабушка была ревностной католичкой. Почему, интересно, так всегда говорят: "ревностная католичка". Не говорят, например, "ревностная православная", или "ревностная иудейка". Про православную скажут - "глубоко верующая", а про иудейку вообще ничего не скажут. Про иудея еще могут сказать "ортодоксальный иудей", а про иудейку вообще ничего не скажут. Странно, ведь они тоже бывают искренне верующими.
Сам Жолдонз был всю жизнь неверующим. Точнее, не ходил в костел, не соблюдал церковных правил, - да и куда было ходить, если оба костела в городе были закрыты, и превращены черт знает во что, - но в душе он относился и к Богу, и к верующим хорошо. Он поддерживал семейные традиции, радовался обеим Пасхам, поскольку его покойная супруга была из православной семьи. К старости возник интерес, точнее, заинтересованность в загробной жизни, да и оба костела возобновили свою работу. Жолдонз, крещеный как католик, стал туда заглядывать, начал читать какие-то популярные брошюрки об Иисусе Христе, о правилах церковной жизни и ему это нравилось. Ему даже случалось молиться своими словами, но вот общаться со священнослужителями ему не хотелось.
Магазин представлял собой небольшую квадратную комнату с двумя прилавками и двумя продавцами. Один прилавок торговал бакалеей, другой гастрономией.
Покупателей было немного. Виктор Павлович остановился у витрины-холодильника гастрономического отдела, поздоровался с продавщицей Жанной, которая по-прежнему могла бы считаться красавицей, если б не располнела так сильно, и стал внимательно наблюдать за ее действиями.
Жанна обслуживала пожилую даму со знакомым Жолдонзу лицом, но не настолько знакомой, чтоб с ней следовало здороваться. Дама покупала сыр, творог, молоко и сметану. Обязательно про каждый товар спрашивала: "Свежее?" На что Жанна с одинаковой интонацией отвечала: "Сегодня утром завезли". Что касается сыра, дама пожелала его понюхать, в чем ей отказано не было. Именно тут Виктор Павлович присоединился к процессу:
-- Хорош ли сыр? - спросил он даму после обнюхивания.
-- Ничего, - ответила она, - кому какой нравится.
-- А вам он нравится?
-- Другого все равно нет, - ответила дама, и кивнула Жанне, - сто пятьдесят граммов, пожалуйста, и нарежьте.
-- Пожалуй, я тоже возьму сыру, - сказал ни к кому не обращаясь господин Жолдонз.
Когда дама расплатилась и отошла к столику в углу магазина, чтоб поудобнее расположить покупки в своей сумке, Виктор Павлович обратился к продавщице:
-- Мне тоже захотелось сыру, - сказал он.
-- Сколько будете брать?
-- Двести грамм, я думаю.
-- Возьмите побольше, сыр действительно очень хороший. Ведь он же не портится, так что вам за каждым куском бегать?
-- Тоже верно. Только я должен посмотреть, сколько у меня с собой денег.
Сначала Виктор Павлович не обнаружил кошелька в кармане брюк. Потом не обнаружил его ни в боковом, ни во внутреннем кармане своего белого летнего льняного пиджака, наконец, он его не обнаружил в авоське-кошелке.
-- Вот так дело, - сказал он, волнуясь, - то ли потерял, то ли дома забыл...
-- Деньги забыли? - спросила Жанна.
-- Кажется, забыл, - ответил Виктор Павлович, - не мог же я их потерять.
-- Не беспокойтесь, - сказала продавщица, - сыру еще много, зайдете попозже и я вас с удовольствием обслужу.
Обескураженный господин Жолдонз еще несколько раз похлопал себя по карманам, потом подошел к выпуклой стеклянной витрине бакалейного отдела, поглядел на стеклянные цилиндры-вазы, заполненные разными крупами, на полки с хлебом и пакетами овсяных хлопьев, потом развернулся побрел из магазина проч.
Он снова перешел одну улицу, затем вторую и оказался у угла своего дома, как раз в тот момент, когда к этому же углу приблизился сосед и старый приятель Семен.
-- Виктор Павлович! Рад видеть в добром здравии! - проскрипел сосед, протягивая сперва левую руку, которой предстояло захватить локоть Виктора Павловича, и лишь потом правая незаметно пригибала ладонь господина Жолдонза книзу, - на прогулку?
-- Да, погода отличная, отчего бы и не прогуляться.
-- Не собираетесь в сквер у гостиницы?
-- Хм, именно туда я и иду.
-- Так я вас почти до сквера провожу, - я иду в поликлинику. Вчера сдал-таки анализы, надо получить результаты.
-- А что у вас?
-- Так... Пока ничего, невроко, серьезного... Сердце пошаливает, давление, то да се...
-- У меня тоже... К себе на четвертый этаж без остановки подняться уже не могу.
-- Вы мне будете говорить! Моя жена на второй не может взойти. А ее сестра вообще не ходит уже семь лет.
-- Что вы говорите?
-- Как ее муж умер, он продала дом и переехала к нам... Я был против, но кто меня имеет в виду? С тех пор она практически не ходит.
-- Какой ужас!
-- Да, тяжело...
Так они дошли до поликлиники, где и расстались. Виктор Павлович дальше пошел один и вскоре достиг сквера возле гостиницы.
Центром сквера был фонтан, давно засыпанный и превращенный в клумбу, что тоже неплохо. От клумбы-фонтана отходило шесть дорожек, на каждой из которых стояли садовые скамейки. Виктор Павлович выбрал себе свободное местечко в тени каштана и покойно расположился с краю, упершись о подлокотник. Вскоре он задремал...
* * *
-- Посмотрите-ка, кажется мужчине плохо, - сказал крепкий дедок в кепке и сером пиджачке, застегнутом на все пуговицы.
-- Да он просто заснул, - ответила ему бабулька с кружевным отложным воротничком и гребнем в волосах.
-- Не надо мне рассказывать! - прервал ее дедок, - в такой позе не спят. Тут нужен, в лучшем случае, врач.
Сообщество старичков и старушек встрепенулось, на спящего Виктора Павловича обратили внимание и согласились, что поза его подозрительна. Когда к нему подошли и потрясли за плечо, Виктор Павлович потерял равновесие и чуть не упал, не просыпаясь.
-- Я же говорил, - сказал дедок, - он не спит. Он в отключке. Нужен врач. Вы слышите, как он дышит?
Все стали слушать дыхание Жолдонза, услышали, и нашли его прерывистым и неровным.
-- Надо положить его на скамью и освободить ворот, - пробасила дама в вязаной чалме.
Общими усилиями уложили Виктора Павловича на скамейку. Голова неловко запрокинулась.
-- Дайте-ка вашу книгу, - скомандовал дедок лысенькому очкарику в рубашке с коротким рукавом.
-- Пожалуйста, - ответил тот, протягивая толстый том с надписью на обложке "Лисица на чердаке", - подойдет?
-- Подойдет, - уверенно ответил дед и подсунул книгу под голову Жолдонзу. Полюбовавшись содеянным, дед повторил, - Все-таки, нужен врач.
-- Я врач, пропустите.
Пенсионеры расступились и к скамейке подошел мужчина средних лет с гладко зачесанными назад набриолинеными черными волосами, выбритым подбородком и щеками, но с тончайшими усиками типа "Жора".
-- Я врач, - повторил он, - что с ним?
-- Он просто спал, - начала гренадерша в чалме, - а теперь не просыпается...
-- Послушайте его дыхание, - добавил дедок, - Мы видим, - у него странная поза. Вот и решили разбудить.
-- Пожалуйста, отойдите в сторону, я сейчас посмотрю.
Доктор приложил ухо к груди, послушал, потом поднял веки, - Жолдонз не реагировал, продолжая тяжело дышать.
-- Похоже на сердечную атаку, - сказал врач, - надо вызывать скорую. Вызовите, кто-нибудь скорую. В гостинице... Я пока попробую привести его в чувство.
Доктор попросил остаться рядом с ним кого-нибудь у кого есть духи. Осталась дама с кружевным воротником, приготовившая флакончик "Лесной фиалки".
Доктор начал массировать ладони Виктора Павловича, потом уши, потом долго разминал, и даже кусал мизинец его левой руки, потом снова принялся за уши, потом скомандовал: "Поднесите духи к носу, смажьте..."
Жолдонз начал приходить в себя, открыл глаза, что-то забормотал.
-- Как вы себя чувствуете? - спросил доктор, - Лежите, лежите!
-- Нет-нет, - ответил Виктор Павлович, - все нормально, я лучше сяду. Так лежать неприлично.
-- При чем тут приличия? Я врач. Вам стало плохо. Вы были без сознания. Вот, положите под язык эту таблетку.
-- Что это?
-- Это хорошая безвредная мятная таблетка. Пока отдохните, скоро подойдут другие врачи, скорая помощь.
-- Но со мной все в порядке, не надо скорой помощи. Я себя отлично чувствую. Благодарю вас за заботу, но я, безусловно, в норме.
-- Вы уверены?
-- Абсолютно уверен. Я еще немного тут посижу и пойду домой.
-- А где вы живете?
-- Да вот тут, рядом. Пять минут.