– Так позвоните ей!
– Нельзя, – как можно спокойнее отвечала Галина Павловна. – Мобильный телефон она в кабинете оставила.
– Который закрыт, – на всякий случай напомнил хвостатый очкарик.
– У-у-у, – застонал Селищев, и на ум ему пришло еще одно – последнее:
– А разве не положено иметь запасных ключей? Есть они у вас?
– Положено, и они у нас есть, – в том же бережном тоне, как если б Селищев был чокнутым на гране припадка, продолжила бабушка. – Вот здесь запасные ключи от всех кабинетов, – указала она на плоский двустворчатый шкафчик, привешенный к стене.
– Что же мешает его открыть? Тоже ключ потерян? – нервно усмехнулся Селищев.
– Нет, не потерян. Он в личинке. Его Николай Ильич сломал.
– Кто???
– Наш завхоз. Полез спьяну зачем-то в шкафчик и обломил ключ. Для руководства это стало последней каплей терпения.
– И что дальше?
– Все. Уволили Николая Ильича.
– Я не об этом! Я про шкафчик!
– А… Так нового завхоза у нас все еще нет. Вот как назначат…
– Достаточно! – решительно перебил Галину Павловну Селищев. – Я пойду сам искать ключ от кабинета! Где тут у вас курилка?
– Дело в том, что Аня обычно ходит курить в поликлинику напротив – там ее подруга работает… А куда она пошла в этот раз – неизвестно. Кстати! – осенило бабушку. – Вы можете снимок сделать там. Правда, за деньги. Зато ждать не придется.
Селищев заинтересовано посмотрел на нее.
– В самом деле?
– Ну, конечно! Это самый разумный выход. Зуб-то, поди, болит? Зуб не болел: Селищев в напряжении последнего часа забыл о нем, и тот от безразличия к себе стих. Но Селищев, конечно, понимал, что благополучие это обманчиво.
3
Селищева всегда раздражали эти два словечка, с недавних пор нагло угнездившиеся в русском языке. Одно из них – "секьюрити" – белело латиницей на черной униформе мужчины с важно-каменным лицом, коренастом и "беременном" (исключительно, чтобы не вступить в противоречие с замыслом божьим, оставим кавычки на месте).
Встретив Селищева при входе в поликлинику, он велел надеть бахилы и произнес второе ненавистное Селищеву слово – "ресепшен". Очевидно, указывать местоположение регистратуры входило в круг его должностных обязанностей (не от человеко же любия с таким-то лицом!)
К удивлению Селищева над ресепшеном висела "русская" табличка "регистратура". А еще приятно удивило, что ни туда, ни в кассу, ни в рентгеновский кабинет очереди практически отсутствовали. "Все-таки есть плюсы в платной медицине", – умиротворяясь, констатировал Селищев. Однако преждевременно потеплело у него на душе.
Рентгенша, худенькая блондинка с яркими губами, взглянув на направление, заявила:
– Мы одиночные снимки не делаем, только панорамные.
И глаза ее довольно блеснули.
– Как это?
– Целиком всей челюсти.
– А почему?
– Послушайте, гражданин! Я же вам объяснила, что аппарат сломался! Только панорамные выдает!
– Ничего вы мне не объясняли…
– Да? – холодно взглянула она. – Разве вы не знаете, что рентген неисправен?
– Знаю.
– От кого?
– От вас. Но…
– Так что же вы говорите, будто я вам ничего не объясняла?!
"А, черт!.." – сказал про себя Селищев и произнес:
– Ладно, хорошо… А скоро аппарат починят?
– Я заявку дала, – победительно смягчила напор рентгенша. Сейчас мастер на вызове в соседней поликлинике. Потом к нам.
– Ага, – зная, как поступить, сказал Селищев и вышел из кабинета.
4
– Да поймите вы… Как ваше отчество? – вот уже четверть часа бился с мастером Селищев.
– Альбертыч. Но можно просто, я же говорил, – Рудик.
– Объясните мне, Рудольф Альбертыч, так ли важно, в какой последовательности вы выполните заявки?
– Но дело в том, – вежливо отвечал Рудик, – что диспетчер мне не передавала заявку на ремонт в соседней поликлинике. У нас такой порядок: следующая заявка реализуется только после исполнения предыдущей.
– Ну ладно бы вы ничего не знали о второй заявке. Но вы же знаете!
– Только с ваших слов.
– Тогда позвоните диспетчеру…
Мастер вздохнул. Он смотрел на Селищева тихо и грустно. "Безнадежный случай", – говорило его молчание.
– В самом деле, молодой человек, – не выдержала Галина Павловна, присутствовавшая при споре, – разве допустимо нарушать очередь? Ведь в магазине на подобное вы не решились бы. Почему же здесь можно?
"А ведь так оно и есть, – толкнулось вдруг в голове Селищева. – Откуда у меня уверенность, что один я рассуждаю логично? Сейчас, пожалуй, бабуля права. Да и тогда, еще раньше, когда мне это только показалось…" Селищев виновато посмотрел на нее, на Рудика…
Он вернулся в поликлинику напротив. Охранник снова произнес фразу про бахилы и ресепшен, ничуть не смущаясь тем, что всего час назад уже говорил ее Селищеву. Правда, чтобы осознать этот факт, требовалось "включить" мозги.
"Ага, оно ему надо?!" – мысленно усмехнулся Селищев. "А, может, у него инструкция такая, – тут же возразил он самому себе, – не взирая ни на что, каждому говорить про бахилы и ресепшен". "Да брось, – никак не прогонялась усмешка. – Обыкновенный балбес, этот секьюрити. Подобные ему живут при каждом учреждении. Стоят себе, как кто-то метко выразился, "столбиками жира", и ни пользы от них, ни вреда. Так… атрибут уважающего себя заведения". "С чего ты взял, что ни пользы ни вреда? Ты был им? Знаешь круг его обязанностей?" – воинственно повставали справедливые вопросы. И спорить с самим собой больше Селищеву не захотелось.
– А точно на панорамном снимке будет виден нужный зуб? – спросил он, садясь в кресло.
– Там все будет видно, – обнадежила рентгенша. И как бы для себя, еле слышно добавила:
– Может еще какой зуб придется вырвать…
Селищев поежился.
– Я про удаление зуба ничего не говорил.
– И я не говорила.
– Да только что!
Женщина пожала плечами и молча ушла за перегородку колдовать над аппаратом.
– Селищев, пока снимок сохнет, – сказала она по окончании процедуры, – сходите на ресепшен и доплатите. Я вот тут вам написала.
– Я Селищев.
– А я и не возражаю.
Он, конечно, был готов доплатить, поскольку снимок одного зуба стоил меньше панорамного, но он совершенно не ожидал, что содержимого его бумажника окажется недостаточно.
– Да… – смутился он. – Ну и цены у них…
Всколыхнулась, пробежав волною, зубная боль, видимо, одергивая Селищева от изначальной мыслишки на все наплевать.
– Что ж, придется идти за деньгами домой.
Хорошо хоть идти, а не ехать на другой конец Москвы.
5
Селищев был недалеко от своего дома, когда к нему обратился гражданин в темном костюме, при галстуке, с портфелем в руках.
– Извините, вы этот район хорошо знаете?
– Я здесь живу.
– Прекрасно. Тогда не могли бы вы мне сказать, где на улице Маши Порываевой дом номер тридцать?
– Но это Орликов переулок.
– Как Орликов? Ничего не понимаю… А что ж тогда это?
На офисном здании, возле которого они стояли, висела стандартная табличка с адресом "Маши Порываевой улица, 34".
Селищеву впору было протереть глаза: проходя каждый день мимо, он никогда не видел эту табличку.
– Чертовщина какая-то… Вон мой дом, а я живу в Орликовом переулке. Стало быть это точно не улица Маши Порываевой.
Гражданин достал платок, вытер им крупный лоб, сморгнул полными недоумения глазами.
– Вы знаете, – попробовал разобраться в казусе Селищев, – может, эту табличку повесили для почтальонов? Представьте: нужно доставить корреспонденцию в это здание, а дом, хоть он и стоит в Орликовом переулке, числится по соседней улице, то есть по улице Маши Порываевой.
– Все равно хрень какая-то, – не принял объяснений гражданин. – Почтальоны должны знать, как "Отче наш", все адреса на своей территории.
– Ну, пусть не для почтальонов это сделали, а, скажем, для посетителей здешних офисов… Чтобы быстрее найти нужное здание.
– Не знаю… не знаю… Может, посетителям и облегчение, а я чуть умом не тронулся. Убедитесь сами: дом номер тридцать четыре стоит между номерами семь и девять! Оказывается, дом тридцать четыре – это по улице Маши Порываевой, а семь и девять по Орликову переулку! И никто ничего толком не знает.
– Да откуда им знать? Они же здесь не живут, приезжают только на работу. А вам какой, собственно, адрес нужен?
– Улица Маши Порываевой, дом тридцать, вторая арка.
– Странный какой-то адрес.
– Ну да… Если кое-чего не знать…
– Чего же?
– Я коллекционирую… крышки люков.
Теперь недоуменно сморгнул Селищев.
– Каких люков?..
– Городской канализации, телефонной сети… Посмотрите себе под ноги… Теперь понятно? Да не подумайте, что я буквально их коллекционирую. Нет, конечно. Я не похищаю чугунные отливки! Я их снимаю…
У Селищева вскинулись брови.
– Ну, то есть фотографирую. Езжу с фотоаппаратом, – гражданин приподнял портфель, – и делаю снимки.
– А что же может быть интересного в этих крышках?
– Да ничего! – огорошил Селищева мужчина. Он помрачнел, явно перекидываясь на давно терзавшую его мысль. – Вот я никак не пойму: зачем все время отливать эти никому не нужные ГОСТы?!
Он кивнул на крышку канализационного люка, по окружию которой шла выпуклая надпись "ГОСТ 3634-61 1968 г."
– И так практически на каждой крышке! Зачем? Кому нужно знать, по какому ГОСТу их производят? И ведь, судя по всему, делается это на протяжении многих десятков лет!
Гражданин насуплено помолчал.