– Как, опять? – недовольно произнес Михаил Иванович, – да от вас никакого спасу нет! – И он изловчился и проехал мимо человека в костюме.
Михаил Иванович услышал, как один говорил другому: "Черт с ним, на следующем посту задержат".
Михаил Иванович пришел в ярость. С какой стати его надо задерживать? Он здесь у себя дома. Фактически в своем родном дворе. Понаехали тут разные! Испортили весь праздник воскресенья. От нахлынувшего на него чувства праведной ярости лицо Михаила Ивановича приобрело окрас спелого помидора "бычье сердце". Он сделал еще один поворот и прямо перед собой увидел скопление автомобилей, снабженных спецсигналами. Причем один из них чуть было на него не наехал. Из автомобилей деловито выходили чем-то озабоченные люди. Лица некоторых были ему знакомы из телевизионных "Новостей". Со всех сторон к Михаилу Ивановичу устремились сотрудники охраны.
"Нет, это невыносимо, – подумал Михаил Иванович, – с этим надо что-то делать. С этим надо кончать!"
Он засунул руку в карман шортов и к своему удивлению ощутил вороненую сталь ручки маузера, семейной реликвии, подаренной его деду за взятие Перекопа в гражданскую войну семнадцатого года.
Мелькнула мысль: "Chevallier sans peur et sans reproche". Без дальнейших промедлений Михаил Иванович достал пистолет и открыл стрельбу на поражение.
Июль 2006
В высоких инстанциях
Илью Кузьмича никак нельзя было отнести к натурам легко возбудимым. Некоторые, напротив, считали его человеком с прямо-таки железными нервами. И уж совершенно определенно, что именно таким он представлялся своим коллегам по работе. Даже в самых напряженных ситуациях Илья Кузьмич хранил полное спокойствие. Сказывался двадцатилетний стаж административного труда.
Однако же еще с вечера Илья Кузьмич находился в тревожном состоянии духа. Ирида домой с работы, он ел больше обычного и казался погруженным в некий мыслительный процесс. На самом деле в его голове с навязчивостью повторялись одни и те же незатейливые мысли, от которых невозможно было избавиться.
Перед сном Илья Кузьмич долго ходил по своей просторной квартире, тревожно вглядываясь вдаль. В связи с тем, что все окна его квартиры выходили на такой же однотипный многоквартирный дом, отстоявший не более чем на сто метров, получалось, что Илья Кузьмич всматривался в чужие окна. А так как осознанно на такое отвратительное действие он не был способен, это еще раз говорило о его крайнем возбуждении. Лишь глубоко за полночь Илья Кузьмич забылся в беспокойном сне.
Проснулся Илья Кузьмич раньше обычного. Без аппетита позавтракал и стал одеваться. Он всегда придавал большое значение своему гардеробу, но в это утро он превзошел себя самого: надел лучшую рубашку и подобрал к ней лучший галстук. По правде говоря, надень он рубашку с галстуком из своих обычных, так никто, кроме него самого, этого и не заметил бы. Ибо все рубашки, галстуки, как, впрочем, носки и остальная одежда Ильи Кузьмича были абсолютно безупречны для неискушенного наблюдателя, каковыми и являлись большинство его коллег по работе.
В ту пору Илье Кузьмичу исполнилось сорок пять лет. Он был ответственным работником одного важного ведомства. Какого, сейчас с уверенностью сказать уже нельзя, ввиду того, что ведомство это, несмотря на всю свою значимость, с тех пор уже давно, и не единожды, было реорганизовано, а затем и вовсе расформировано за ненадобностью. То есть, не то чтобы функции этого ведомства исчезли вовсе. Нет, они остались, но тоже были с течением времени трансформированы в другие, хотя и близкие им функции, которые начали выполнять другие, ничуть не менее важные ведомства. А в этих ведомствах и по сей день трудятся не покладая рук не менее ответственные должностные лица, чем славный Илья Кузьмич.
В котором году имел место данный случай, сказать также затруднительно. Ясно лишь одно: аналогичные события часто происходили в прошлом, происходят в наши дни и, по всей видимости, будут происходить в будущем.
Но ни о чем таком Илья Кузьмич в тот момент не думал. Голова его была занята все теми же несколькими мыслями, что не давали ему покоя накануне.
А дело было в том, что Илья Кузьмич по важному поручению вышестоящего лица готовил ответственное задание, готовил в течение нескольких дней, и вот сегодня, наконец, его вопрос должен был рассматриваться на заседании в высокой инстанции. При этом Илье Кузьмичу, как ему удалось узнать только накануне, необходимо было быть в присутствии лично. Этим обстоятельством и были вызваны столь глубокие переживания. Впрочем, благодаря железной выдержке, для посторонних они остались практически незаметны. Кроме того, большинство его коллег были погружены в свои, зачастую очень схожие ситуации, которые так цепко держали их в своих объятиях, что не допускали вторжения переживаний их ближних.
Илья Кузьмич вышел из подъезда своего дома и не обнаружил своей служебной машины. А ведь время было рассчитано.
"Я же говорил ему вчера несколько раз, – раздраженно думал он о водителе, – что сегодня он должен приехать заранее! Так всегда бывает! Когда надо, этого болвана нет!"
Но вот подоспела его машина, и Илья Кузьмич уже строго отчитывал водителя:
– Говорил тебе, Анатолий, ведь говорил!
– Да я же что, я завсегда, но пробки-то какие!
– А ты выезжай раньше!
– Понял, Илья Кузьмич, – недовольно молвил водитель.
"Бесполезно, ему хоть кол на голове теши!" – последний раз подумал Илья Кузьмич и достал папку с документами. Надо было повторить их суть перед заседанием. Вдруг спросят что-нибудь, а он и не помнит. Здесь надо отдать должное прилежанию Ильи Кузьмича: дело он свое знал хорошо. Но ему все казалось: а вдруг что забыл. Неприятно будет, если кто-нибудь из больших людей спросит что-нибудь на заседании, а он этого и не помнит! А ведь подумают, что не знает, что не готов, и все такое прочее!
И вот уже Илья Кузьмич с поспешностью набирает по телефону своего помощника.
– Петр Петрович, нельзя ли мне того-то и того-то за номером таким-то.
…
– Еще не готово?! Но я же просил еще вчера!
…
– Сколько времени потребуется для подготовки данных?
…
– Да, пожалуйста, подвезите мне прямо в приемную.
Он нервно положил трубку телефона.
"Что за сотрудники! – раздраженно думал Илья Кузьмич, – и откуда их понабрали только!"
Илья Кузьмич все-таки прибыл в приемную заранее. За массивными дверями через несколько минут должно было начаться само заседание. Собирались большие люди. Некоторые из них здоровались с Ильей Кузьмичом. В такие минуты он чувствовал свою причастность к чему-то очень большому и важному, от чего ему становилось хорошо и спокойно.
И вот заседание началось.
Илья Кузьмич занял свое место в креслах согласно очередности вопроса. Постепенно его разобрала зевота. Со стороны могло показаться, что ему просто скучно. На самом деле зевота была нервной. Илья Кузьмич сидел в кресле уже второй час кряду, ему, стыдно признаться, хотелось в туалет. Но он не мог себе этого позволить, его могли пригласить на рассмотрение вопроса.
В какой-то момент нерадивый Петр Петрович все-таки подвез требуемые документы. Но и это не могло успокоить Илью Кузьмича.
Несколько раз он открывал свои документы и читал, как ему казалось, забытые им места. Но от прочитанного мысли еще больше путались, как у школьника, учащего урок на перемене. От этого Илья Кузьмич нервничал еще больше.
Прошло три часа, в течение которых некоторые люди входили и через некоторое время выходили. У кого-то на лице отражалось удовлетворение, у кого-то тревога, а у кого-то испуг.
В начале четвертого часа двери зала, где происходило высокое заседание, широко распахнулись, и большие люди стали неспешно расходиться. Один из них с удивлением посмотрел на продолжающего сидеть Илью Кузьмича.
"Почему он так посмотрел? – с беспокойством подумал Илья Кузьмич и машинально поправил галстук. – Но что же это? Похоже, заседание окончилось?" – быстро неслась мысль Ильи Кузьмича.
"А мой вопрос? Решили без меня?" – и он устремился к секретарю высокого заседания, с которым он уже лет десять целенаправленно пытался поддерживать почти что дружеские отношения.
Но секретарь разговаривал с другим ответственным лицом, рангом превосходящим Илью Кузьмича, и потому ему пришлось какое-то время нелепо топтаться рядом. А секретарь все продолжал беседу. И вот наконец лицо более высокого ранга пошло по своим делам, и Илья Кузьмич улучил возможность поинтересоваться о решении своего вопроса.
– Александр Степанович! Как поживаете? Как дети? – широко улыбаясь фальшивой улыбкой, предназначенной для проявления самых дружеских чувств, начал было разговор с секретарем Илья Кузьмич.
– Да, да, Илья Кузьмич. Ваш вопрос был рассмотрен положительно. Вашего личного участия не потребовалось, – деловито, тоном очень занятого человека промолвил секретарь и тут же отправился по своим делам.
Илья Кузьмич выдохнул. При этом ему показалось, что он задерживал дыхание со вчерашнего вечера, когда стало ясно, что ему надо быть в присутствии лично.
Но сейчас все уже было позади. Заседание окончилось. Его вопрос был решен без него. Он мог сходить в туалет и ехать на свое рабочее место.
Перед тем как сесть в до блеска надраенную служебную машину, на крыше автомобиля он увидел растекающуюся жирную каплю свежего птичьего помета.
– Великолепный нынче денек, Илья Кузьмич! – сказал ему его водитель.
– Что, Толя?