Он уже не помышлял об обольщении. Его измучил вчерашний ночной разговор у нее на крыльце, выходящем на Бродвей-стрит. Они волновались, их пылкие доводы звучали как дуэт. Обычно у него уходило несколько месяцев на то, чтобы с кем-то сблизиться, при малейшем намеке на отказ он поворачивался и уходил навсегда. Но он убеждал ее так горячо, что они до поздней лунной ночи просидели на крыльце, потешаясь над уловками других. Она не позволила ему целовать или обнимать ее стоя - вероятно, не хотела, чтобы их тела соприкасались.
Потом они шли под дождем вдоль Гранд-ривер к ее машине. Наверняка подарок Эмброуза, подумал он. Он так устал, что в нем не осталось ни изощренности, ни лукавства. А она не знала, что делать с его внезапной одержимостью. Она не торопясь отвезла его к гостинице "Арлингтон", и они сидели в ее машине.
- Завтра я пойду в библиотеку, - сказал он.
- Могу составить тебе компанию.
Прищелкнув языком, она кокетливо вздернула подбородок.
Было два ночи. Она сидела вполоборота к нему, сбросив туфли, одно колено рядом с рычагом коробки передач смотрело прямо на него. Она позволила поцеловать себя на прощание, и он несколько секунд сидел, глядя на ее лицо в узорах от уличных фонарей.
Он вышел, слишком сильно хлопнув дверью, и только через несколько шагов осознал, что звук был слишком громким. Он обернулся.
- Я не нарочно.
- Знаю.
Она сидела одна, очень тихо, с опущенной головой, и смотрела туда, где он только что сидел.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Патрик.
Они вышли из библиотеки на яркий солнечный свет и сели в ее машину. Патрик нес с собой картонную коробку с заметками. Оба настолько устали, что по пути в гостиницу почти не разговаривали.
Его номер был залит ярким дневным светом, через открытое окно доносился уличный шум. Они заснули почти мгновенно, держась за руки.
Проснувшись, он ощутил на себе ее изучающий взгляд. Он мог различить только ее темное лицо и шею. Он чувствовал себя неловко из-за того, что уснул в одежде.
- Привет.
- Спой мне что-нибудь, - пробормотала она.
- Что?
- Я хочу, чтобы все было как положено. Ты умеешь петь?
Она улыбнулась, и он придвинулся ближе к ее мягкому телу.
После того как они занимались любовью, он подложил подушку себе под голову как можно ближе к Кларе и стал на нее смотреть. Проснувшись, он обнаружил, что она ушла, ее телефон не отвечал. Он вернулся в постель и вдохнул аромат оставшихся на подушке духов.
* * *
- Патрик, это ты?
- Да, Клара.
- У тебя странный голос.
- Я спал.
- Я отвезу тебя в одно место. Захвати что-нибудь выпить. И штопор. Я возьму еду. Мы там пробудем несколько дней.
Они ехали по извилистой дороге в Парис-Плейнс, мимо ущелий и табачных полей.
- Мы едем в один сельский дом.
- Эмброуза?
- Нет, моей подруги Элис. Я расскажу тебе о ней позже.
- У тебя и сейчас полно времени.
- Позже.
Они вошли в маленький дом с дровяной печью на кухне. По краю обоев там и сям были воткнуты птичьи перья. В алькове комнаты с окнами на три стороны стояла кровать. На полу лежал коврик. Мебели почти не было. Как в келье монахини. Подруги не будет пару дней, сказала Клара.
Позже ночью они, полуодетые, лежали на кровати под тремя окнами. Патрик любил спать один, в своем собственном мире, но с Кларой он лежал без сна, прижимая ее к себе. Ночью она медленно поворачивалась, словно какое-то существо на дне океана. Натягивала на себя в темноте все больше одежды. Она всегда мерзла ночью в этой морской комнате.
- Ты не спишь?
- Сколько времени? - спросила она.
- Еще ночь.
- А…
- Я люблю тебя. Ты когда-нибудь была влюблена? В кого-нибудь, кроме Эмброуза.
- Да.
Он был неприятно удивлен ее небрежным признанием.
- Когда мне было шестнадцать, я влюбилась в парня по имени Стамп Джонс.
- Стамп!
- У него была проблема с именем.
- Еще бы!
- Спокойной ночи, Патрик. Я уже сплю.
- Эй!
Он встал и прошелся по дому, он был счастлив и свободен, как никогда. Клара крепко спала, слегка посапывая, надев для тепла одну из его рубашек. На ее лице блуждала улыбка. Как будто она подсмеивалась над ним. Ему захотелось добраться до Стампа Джонса и избить его до полусмерти. Шестнадцать! Где он был, когда ей было шестнадцать? Она была любовницей Смолла, любовницей Стампа и кого еще? В этот час он чувствовал, что околдован ее телом, что блуждает в лабиринте ее прошлого.
Минут десять Патрик смотрел в окно и наконец заметил тень на стекле - древесную лягушку. Он зажег керосиновую лампу и поднес ее ближе. Pseudacris triseriata. "Привет, дружок!" - шепнул он светло-зеленому пятнистому тельцу, висящему на стекле.
- Клара…
- Кто там?
- Эмброуз.
Любовь была для него чем-то вроде детства. Она позволила ему раскрепоститься, быть раскованным и не бояться показаться глупым.
- Что?!
Она мгновенно проснулась и смотрела на него так, будто он сошел с ума.
- Иди сюда, я хочу кое-что тебе показать.
Она посмотрела на окно, потом опять на Патрика, но промолчала.
- Он хочет, чтобы ты разделась.
- Патрик, сейчас три ночи, пора спать. Ты должен искать моего любимого. - (Любимого! Он усмехнулся.) - Ты хочешь снова заняться любовью, да?
- Там древесная лягушка!
- Древесные лягушки любят гулять при лунном свете.
- Да, но они выходят только днем. Он хочет видеть твою грудь, твой живот.
- Это что, какой-то большевистский обычай?
Она расстегнула рубашку и встала между ним и стеклом.
- Завтра ночью он, наверно, приведет своих собратьев, чтобы на тебя посмотреть. Иногда их называют колокольными лягушками. Возбудившись, они издают звуки, похожие на колокольный звон. А бывает, лают, как собаки.
Она наклонилась и, прижавшись к стеклу губами, поцеловала зеленый живот.
- Привет, Эмброуз, - шепнула она. - Как поживаешь?
Обняв сзади, Патрик взял ее за грудь.
- Выходи за меня…
И залаял.
- Однажды, очень скоро, я уеду.
- К Эмброузу.
- Да… Я знаю, что он жив.
- Боюсь, мы больше не увидимся.
- Продолжай, Патрик, но в тебе нет сожаления.
- Странное слово. Оно предполагает какие-то перемены к лучшему в самом себе.
- Молчи. Иди сюда…
Он встретился с Эмброузом во сне. У дверей тот сказал: "Эта серая фигура приросла к моему телу, Патрик. Отрежь ее". Они были старыми друзьями. У Патрика с собой был только перочинный нож. Он раскрыл его и отвел Эмброуза в холл, под единственную лампу у металлических лифтов. Теперь он мог лучше рассмотреть эту штуку. К его другу был пришит серый павлин. Патрик начал его отрезать.
Эмброуз стоял спокойно. Казалось, ему совсем не больно. Патрик добрался до лодыжек, и с последним взмахом ножа павлин отвалился. Он лежал на полу, словно неубранная груда пыли. Они вернулись к дверям, пожали друг другу руки и расстались. Проваливаясь сквозь последние конструкции своего сна, Патрик услышал новости об убийстве Смолла: его разрезали вдоль на две части.
- В чем дело?
- Тебе что-то снилось?
- Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
- Ты дергался.
- Гм… Как я дергался?
- Ну, знаешь, вроде собаки, спящей перед камином.
- Быть может, я охотился на кролика.
Они сидели на полу, в углу, прислонившись к стене, ее рот был на его соске, рука медленно поглаживала член. Отточенное мастерство, все его тело заключено здесь, как корабль в бутылке. Сейчас я кончу. Кончай мне в рот. Она наклонилась вперед, его пальцы вцепились ей в волосы, похожие на рваный шелк, и он, исчезнув в ней, изверг семя. Согнутым пальцем она показала себе на рот, а он, нагнувшись, припал к ее губам и втянул в себя белую субстанцию. Так они передавали ее друг другу до тех пор, пока та не исчезла совсем, пока они уже не могли сказать, у кого она путешествует где-то в теле, как пропавшая планета.
На следующий день они ехали по проселочным дорогам в ее машине. Он смотрел на Клару, пока она рассказывала о швейной фабрике Уиллера, где работал ее отец, о заводе Мидьюза у железной дороги.
- Это тур по моей подростковой жизни, Патрик. Я покажу тебе, где меня едва не соблазнили.
- Решающие годы.
- Да.
Ему нравился эротизм ее жизни, нравилось знать, где она сидела в классе, ее любимую марку карандашей в девятилетнем возрасте. Его душа наполнялась подробностями. Однажды Клара сказала: "Когда я нахожусь с мужчиной в дружеских отношениях, единственный способ узнать его лучше - это с ним переспать". Секс был естественным продолжением любопытства. В те дни он понял, что его интересует лишь она: ее детство, ее работа на радио, ландшафт, в котором она выросла. Ему уже не нужен был Смолл, нужно было изгнать его из мыслей Клары.
Шел дождь, и они остались сидеть в машине. Клара опустила окно.
- Вот здесь я закапывала свой завтрак.