Собака покорно уходила. Между нею, Нини и дядюшкой Крысоловом было молчаливое взаимопонимание. Все трое знали, что, если уничтожить выводки, останешься без хлеба. Крысы давали потомство каждые шесть недель, по пять-шесть детенышей зараз. В общем, один помет мог принести самое малое сорок реалов, а это не пустяк. Так же равнодушно вела себя Фа, если устье норы было под водой, - тут, знала она, ее участие не нужно. В таких случаях дядюшке Крысолову надо было управляться самому. Погрузив правую руку в ил, он прикрывал устье ладонью; затем левой рукой вбивал прут, и громкое хлюпанье извещало его, что крыса есть и что она убегает. Вскоре к его ладони прикасалось что-то склизкое, щекотное; тогда он вмиг сжимал могучие свои пальцы и, схватив крысу за мордочку, торжествующе поднимал над водой. Один раз дернуть за хвост - и хребет у крысы сломан.
На святого Савву дядюшку Крысолова укусила крыса. К тому времени прошло в деревне уже с месяц, как управились с севом. Сеньор Руфо, Столетний, любил говорить: "После Всех Святых пшеницу посей, соберешь репей", и крестьяне с суеверной опаской старались не нарушить срок. Вот и в этом году, будто все выполняли чей-то приказ, на каждом участке красовался прибитый к шесту, головой вниз, труп грача. Стаи грачей, сбитых с толку, дня два полетали вокруг да около, да и пустились в северную сторону. Вирхилин Моранте, муж сеньоры Кло, смеялся в кабачке:
- Вот уж спасибо нам скажут там, в Торресильориго.
Но грачи убрались, а дождя все нет как нет. И Росалино, Уполномоченный дона Антеро, Богача, говорил:
- Не будет дождя на святую Леокадию, придется пересевать.
И Пруден, чья смекалка от невзгод только обострялась, ответил, что это беда для бедняков, а тем, у кого есть трактор, как у дона Антеро, пересеять нетрудно. Сеньор Росалино, который, распрямившись, доставал головой до нижних веток прибрежных тополей, захохотал.
- Из лукошка теперь сеют только нищие да дураки, - сказал он.
Под вечер к землянке подошел Пруден, сильно расстроенный.
- Нини, дождя нет. Что нам делать, черт побери!
- Ждать, - серьезно сказал мальчик. И Пруден, смущенный ясным взглядом Нини, опустил глаза.
На святого Савву, когда дядюшку Крысолова укусила крыса, по бледному осеннему небу плыло красное, выпуклое, как шар, солнце. Из деревни тянуло тепловатым ветерком, приносившим стелющийся по земле дым соломы, которую жгли в очагах. Над колокольней парил ястреб, отчаянно хлопая крыльями, но не двигаясь с места.
Мальчик оглядел небо над грядой холмов и сказал:
- Завтра тоже не будет дождя.
- Не будет, - повторил Крысолов и грузно уселся на берегу.
Дядюшка Крысолов открыл торбу и вытащил полхлеба с куском сала внутри. Разломив хлеб, половину дал мальчику. Потом начал есть сало, отрезая по кусочку и поднося ко рту на кончике ножа.
- Болит? - спросил мальчик.
Крысолов посмотрел на свой мозолистый палец с тремя кровавыми следами укуса:
- Нет, уже не болит, - сказал он.
Позади загородки, на меже участка Хустито, Алькальда, зазвенели колокольчики стада, которое гнал Большой Раввин, Пастух. Его пес Моро выбежал вперед и остановился возле Нини и Крысолова, глядя, как они едят, и смиренно виляя хвостом. Немного погодя он подошел к их собаке, и Фа, оскалясь, зарычала на него.
На плечах у Большого Раввина было овчинное пончо; поглядев на солнце, он сказал:
- Неужто в небе и капли воды не осталось?
Не дожидаясь ответа, он свернул цигарку, зажег, два раза глубоко затянулся и как бы с досадой посмотрел на кремневую зажигалку.
- Если не будет дождя, даже на этот кремень не заработаешь, - сказал он.
Дядюшка Крысолов и не взглянул на него. Большой Раввин прибавил:
- Тогда выброшу ее в речку, вот и все.
Он курил стоя, опершись на посох, и, неподвижный, как статуя, смотрел в пространство. Вокруг бренчали колокольчики овец.
- Видал того? - вдруг спросил Крысолов.
И он указал большим пальцем в сторону Торресильориго.
- В этом году он еще не выходил, - сказал Пастух, не меняя позы.
- Дурьвино видел его, - сказал Крысолов.
- Может, да, а может, и нет.
- Дурьвино видел его, - повторил Крысолов.
Накануне Дурьвино в кабачке предупреждал: "Берегись его, Крысолов, он отбивает твой хлеб. Он еще не родился, а ты уже занимался своим ремеслом".
Большой Раввин, Пастух, швырнул окурок в речку. Потом долго думал.
- Слушай, - сказал он, - продай-ка мне пару крыс. По семь реалов штука. Идет?
- По восемь, - сказал Нини.
- Ладно. Только дай мне вон того самца.
Дядюшка Крысолов встал, лениво потянулся и поглядел вдоль ручья, наставив козырьком ладонь.
Пастух с сердцем сказал:
- Говорю тебе, Крысолов, он не выходил. Что, моего слова тебе недостаточно?
- Дурьвино видел его, - повторил сквозь зубы Крысолов.
Большой Раввин, прежде чем сунуть крыс в сумку, жадно пощупал их хребты. Уходя, сказал:
- Желаю удачи.
На закате мужчина и мальчик вернулись в деревню. Над домами сгущалась дымка, скрипела под ногами затвердевшая земля засеянных полос и паров. Устало брела за ними измученная собака. Голуби Хустито уже были в голубятне, на пустынных улицах резвилось всего несколько малышей.
Зато в кабачке было оживленно. Лампочка без абажура освещала столы желтоватым светом. В глубине кабачка Фрутос, Присяжный, играл нескончаемую партию домино с Вирхилином Моранте, мужем сеньоры Кло, который машинально напевал, отмечая конец куплета ударом костяшек по столу.
Только они показались, Пруден крикнул:
- Дурьвино, стаканчик для Крысолова.
Это было событие - Прудена все считали скуповатым. Но в этот вечер Пруден, казалось, был чем-то взволнован. Он возбужденно потрепал Нини по затылку и стал сбивчиво рассказывать о проекте оросительной системы, о котором писали в газете и который должен был захватить и их деревню. Усаживаясь на скамью в глубине кабачка, он возбужденно сказал мальчику:
- Представляешь, Нини, тогда нам на дождь наплевать. Захочет Пруден полить, надо только приподнять дверцу, и вода пойдет. Нет, ты представляешь? Кончится эта собачья жизнь, когда весь божий день глаз с неба не сводишь.
Наступило долгое молчание. Только слышался стук костяшек домино и все повторявшийся припев песенки, которую мурлыкал Вирхилин Моранте. Наконец, в противоположном углу раздался визгливый голос Столетнего:
- Кабы от проектов да росла пшеница, у нас бы амбары от зерна трещали.
Опять наступило молчание. Пруден пристально смотрел на Нини, но Нини не раскрывал рта. За соседним столом сутулый человек сказал с раздражением:
- Налей два стакана. Пока дождемся с неба воды, прикончим все вино.
На дворе уже стемнело, из-за Пестрого Холма показалась зеленоватая, словно больная, луна и медленно поползла вверх по высокому землистого цвета небу.
5
На святого Дамаса сеньора Кло, что у Пруда, послала за Нини и повела его в свинарник.
- Пощупай, сынок, он, по-моему, уже набрал сала.
Мальчик рукою обмерил борова.
- Да, сала будет на четверть, - сказал он.
Однако шли дожди, и ничего нельзя было делать. На святого Никасия дождь прекратился, но Нини, оглядев небо, сказал:
- Еще не время, сеньора Кло, сыро. Надо подождать, пока совсем прояснится.
С тех пор как Нини себя помнит, он постоянно слышал, что сеньора Кло, что у Пруда, - третья богачка в деревне. Впереди нее стояли дон Антеро, Богач, и донья Ресу, Одиннадцатая Заповедь. Дону Антеро, Богачу, принадлежали три четверти земель их деревни; донья Ресу и сеньора Кло вместе владели тремя четвертями оставшейся четверти, а последняя четверть делилась пополам между Пруденом и остальными тридцатью жителями деревни. Это не мешало дону Антеро, Богачу, хвастливо заявлять в кругу своих городских друзей, что, если учесть, сколько он помогает своей деревне, земли ему там выделено очень мало. И может, из-за того, что дон Антеро, Богач, так думал, он не слишком-то церемонился, когда надо было постоять за себя, и в прошлом году подал в суд на Хустито, Алькальда, за то, что тот во время сева не закрыл наглухо голубятню. Правду сказать, не проходило года, чтобы дон Антеро, Богач, не устроил в деревне двух-трех склок, причем, как говорил сеньор Росалино, не от злости, а потому, что зима в городе длинная, нудная, и надо же хозяину чем-то развлечься. Во всяком случае, на Пресвятую Деву Виноградников, храмовый праздник, дон Антеро оплачивал негодную корову, чтобы парни за ней побегали и поколотили ее всласть, - так разряжались злоба и обиды, накопившиеся в сердцах за двенадцать минувших месяцев.
Три года назад Нини едва не испортил эту забаву. Да, влетело бы ему, не вмешайся сам дон Антеро, Богач, который надеялся вырастить из мальчика образцового работника. Дело было так. Нини стало жаль корову, которая до поздней ночи надрывно мычала, и он, пробравшись на зады двора дона Антеро, Богача, ее выпустил. Подвиг его, в общем-то, мало принес пользы - когда корову привели обратно, после того, как хорошенько погонялись за ней по полям, один рог у нее был обломан, холка окровавлена, и бока ну просто сплошь исполосованы. Могло дойти до еще большего скандала, потому что Матиас Селемин, Браконьер, коварно подсказал: "Это дело рук бездельника Нини". Хорошо, что дон Антеро уже слышал о способностях мальчика и его чудесном даре; вот он и спросил у сеньора Росалино, Уполномоченного: "Это не тот Нини, сын Крысолова, что в землянке живет? Мальчик, который все знает и все умеет?" "Тот самый, хозяин", - отвечал сеньор Росалино. "Так не трогай его, пусть порезвится, а когда стукнет ему четырнадцать, возьмешь его в дом".