Перефразируя текст из книги "Физики шутят" про университет в Милане, советские инженеры сочинили сообразный их собственной действительности документ:
"Население СССР – 270000000
В том числе:
Старше 65 лет – 54000000
Моложе 18 лет – 71000000
Неработающие женщины – 86000000
Остается для трудовой деятельности – 59000000
Студенты университетов – 1275000
Служащие различных учреждений – 27830000
Безработные, деятели политических партий и профсоюзов – 9380000
Военные – 4850000
Остается для трудовой деятельности – 15665000
Больные, сумасшедшие, бродяги, продавцы телевизоров, завсегдатаи ипподромов и казино – 7965000
Неграмотные, артисты, судьи и т. д. – 6820000
Отшельники, философы, фаталисты, жулики и т. д. – 650000
Остается для трудовой деятельности – 230000
Министры, депутаты, партработники, заключенные – 229998
Остаются для трудовой деятельности – 2
Кто эти двое? Я и ВЫ. Пусть эта трагическая действительность послужит для нас сигналом тревоги, вызовом нашему мужеству, источником новой энергии. Мы должны работать с максимальным напряжением сил, особенно ВЫ, потому что Я устал, выполняя свой долг перед страной в одиночку".
Занимаемся разработками перспективных промышленных сетей, которые должны стать основой будущих производственных систем. Советская империя борется, чтобы не отстать, чтобы двигаться вперед. Живем иллюзиями. Еще нам всем кажется: что-то можно сделать. Получается неважно. Нет современной микроэлектроники. Быстро растет отставание компьютерной техники. Нарастает ощущение растерянности. Но по инерции все еще пытаемся не останавливаться, пытаемся выйти из тупика. Доводилось встречаться с руководством Академии. До 86-го ее возглавлял физик, трижды Герой Соцтруда Анатолий Александров. Хотел посоветоваться с нами, молодыми учеными, по закупкам компьютеров. Начал так: "Вы, наверное, будете меня ругать, но я заказал компьютеры…" И дальше – каких и сколько. Мы будем его ругать… Фантастический человек. Беседовал с нами на равных. Чем крупнее масштаб личности человека, тем он проще и доступнее. Так же спокойно и доброжелательно держался с нами и любимец Академии, вице-президент Евгений Павлович Велихов. Запомнилось его высказывание: "…а подводный "город Солнца" мы обязательно построим. Ресурсы нефти и газа арктического шельфа – основа топливно-энергетического комплекса России в XXI веке. И добывать эти ресурсы придется под вечными арктическими льдами. Это будут волшебные города на дне океана, где люди будут работать и жить в условиях цивилизации следующего столетия". Тогда не сложилось. Может быть, мы вернемся к этим идеям?
Штиль или затишье перед бурей? В обществе нарастало ощущение грядущих изменений. Первые перемены были странными и никого не вдохновляли. Новый генсек Горбачев начал с антиалкогольной кампании. "В шесть утра поёт петух, в восемь – Пугачёва. Магазин закрыт до двух, ключ – у Горбачёва". ""На недельку, до второго", закопаем Горбачёва. Откопаем Брежнева – будем пить по-прежнему". На экран пустили "безалкогольный" боевик "Лимонадный Джо". Лигачёв: "Винотеку уничтожить, а "Массандру" закрыть!". Уничтожены уникальные коллекционные сорта винограда. Например, сорт "эким-кара", компонент знаменитого вина "Чёрный доктор". В магазины выброшено огромное количество подпольного алкоголя. На это уходил весь сахар. С прилавков исчез сахар. Сахар стали продавать по карточкам. Водку тем более.
Другие меры административного характера – ускорение развития народного хозяйства, "борьба с нетрудовыми доходами", введение госприёмки, демонстрация борьбы с коррупцией.
В экономике узаконивается частное предпринимательство в форме кооперативов, совместных и малых предприятий. Часть населения (в основном молодежь и интеллигенция) охвачена эйфорией от долгожданных перемен и невиданной по советским меркам свободы. Деньги в огромной стране валялись под ногами. Появились очень богатые люди. Артем Тарасов – первый легальный миллионер. Руководители страны, партийные бонзы метались. Может, слишком отпустили? Предпринимались контрмеры, вводились ограничения рыночной экономики и демократии. Ничего не помогало, все расползалось. Исчезали продукты из магазинов. Инфляция. Карточки на многие виды продовольствия. Гиперинфляция. Полное вымывание некоторых видов товара. Рост внешнего долга. Проблемы со всем – вещи, продукты. Нас выручают папины льготы участника гражданской войны.
Специальный магазин для льготников. Здесь к празднику продаются заказы: икра, консервы, твердокопченая колбаса. Мебели в магазинах нет. Льготники могут купить мебель два раза в году в специальном мебельном магазине. Выбор – максимум два гарнитура. Да и то – не придешь просто купить. За несколько дней составляются списки, с вечера накануне дня продажи все приходят к магазину. Делают перекличку, дежурят всю ночь, зимой жгут костры для согрева. Потеряешь очередь – жди еще полгода. Я записываюсь, дежурю, покупаю по отцовской доверенности. Такие же проблемы у нас и с другими вещами. Спортивная куртка, велосипед. Так что и куртки, и велосипед покупаются как бы для папы. Папе – под девяносто, ему просто необходимы велосипед и спортивные куртки. Так же покупаем мы и наш первый автомобиль – "Жигули" 13-й модели.
Закончились десять лет моей лучшей, настоящей жизни. Когда, кроме неудобств советской империи, мы в полной мере использовали ее плюсы. Путешествовали за гроши. Тыкали пальцем в карту, садились на раздолбанный провинциальный автобус и ехали в какой-нибудь глухой поселок в горах Узбекистана, например. Приезжали, нас окружали красивые, загорелые, чумазые дети. "Откуда вы, откуда вы?" – кричали они и тянули к себе домой. Там нас встречали взрослые. Фотографировались с нами на память. Угощали чаем и сладостями. Полная свобода. Полная безопасность. Сейчас об этом можно только мечтать. Вспоминать и вздыхать. В конце восьмидесятых рухнула советская империя. Кончилась наша счастливая жизнь. На ученом совете мы сдавали нашу последнюю работу. Члены совета говорили, что институту нужны такие разработки. Что нет отечественных аналогов. Но и средств, необходимых для продолжения и внедрения подобных работ, уже не было. Через две недели наше направление закрыли, подразделение расформировали. Будем начинать новую жизнь. Вы да Я. В который раз?
Водопроводчик Паша
Ночью, когда самый поздний, самый неспокойный житель дома отдыха "Морской прибой" пробегает по освещенным морозным аллеям, движимый исключительно желанием поскорее добраться до своей теплой постели, смежив веки и уже перекинув на ту сторону сна оставшиеся позади переживания и радости, вот тогда-то осторожно выходят из своих неведомых убежищ настоящие хозяева этих холодных аллей и промерзших до костей деревьев. Иссиня-розовые. Их много, и движутся они в полной тишине. Берут озябшими руками огромные заснеженные гипсовые вазы, те мгновенно промерзают от их холодного прикосновения, становятся льдисто-прозрачными, и, разрезая ядовитую тишину, раздается первый хрустальный звон. Вазы вибрируют, волнами выбрасывают неземные звуки, и эти звуки быстро разлетаются по скользким, раскатанным аллеям. За первым ударом следует второй, потом холодный третий, и неторопливые звоны медленно достигают барабанных перепонок спящих, омертвело бесчувственных людей, возвещая о том, что Паша не уехал, он только временно исчез с горизонта, ушел в подполье и, тайно встретившись с друзьями, начинает очередную попойку.
Призыв джунглей
Стихи в прозе
Откуда этот голос? Что за страстный призыв джунглей?
Привычно властный, невыразимо тоскующий, подавляющий своей отчаянной безысходностью.
Я хочу быть негром с красивой каштановой кожей и безумно покатыми плечами. Как сверкают мои зубы, как легки мои сильные бедра! Без оглядки сливаюсь я в движении с лихорадочным плачем ритма, смотрите, как бурлит во мне жизнь!
Я – сама кровь, ртуть, горячая пульсирующая жила. Пусть текут по моим щекам слезы, слезы высохнут на углях моих щек. Пусть зябнет мое сердце, каштановый огонь моих плеч согреет его. Пусть кто-нибудь скажет, что я слаб и жалок, жалкий не может быть веселым…
Наденька
Грязно и заплевано. Молодой отец в традиционной позе гитариста, в глазах – слезы. Пьяные глаза направлены на двухлетнюю Наденьку. Наденька – на столе, неподалеку от отца. Толстощекая, бледная, грязно одетая.
По заказу дочери отец поет песни "Ах Надя, Наденька, мне за двугривенный в любую сторону твоей души" и о "голоде Ленингладе". Поет с надрывом, Наденька очень серьезно подпевает окончания строк. Дочь смотрит в глаза отца, внимательно слушает и, поймав знакомое слово взрослой песни, тотчас его повторяет. Сильно запаздывает и попадает своим тихим голоском в паузы, где не заглушается отцовским рокотом.
Она с пеленок слышит песни под гитару в семье и очень их любит. Родителям нравится, когда Наденька "подпевает" им – сосредоточенно и на одной ноте. Гостям тоже это нравится. Они не особенно орут и с умилением смотрят на папу с дочкой.