- А может, он, этот твой Генри Миллер то есть, немножко пережал? Ради красного словца не пожалел родного отца? Впрочем, о том, что в датском королевстве с евреями не всё в порядке, следует не только из Генри Миллера. Кстати, мой разочаровавшийся профессор, о котором я тебе рассказывал, тоже где-то еврей. Глядя на него и его проблемы, понимаешь, что наука отнюдь не лишена национальности. Другое дело, что у нас сейчас всей науке одинаково хреново. Когда вокруг свирепствует чума, о насморке как-то забываешь. То есть я хочу сказать, что антисемитизм может себе позволить только в целом очень сытое, цивилизованное, высокоорганизованное общество… Впрочем, в национальном вопросе, как и в поэзии, я тоже не очень-то разбираюсь…
- Нет, ты отлично во всем разбираешься. Как метко ты заметил про чуму!.. Однако, если у человека заложен нос или разболелся зуб, ему, может быть, даже и не до чумы!
- Что же из этого следует? - поинтересовался Стива. - Ты можешь отменить евреев? Кто-нибудь может? Твой Генри Миллер может? Кажется, много кто пытался их отменить. Да они, если бы и сами захотели, - и то не смогли бы себя отменить!
- Значит, по-твоему, - резко воскликнула я, - если вокруг чума, сидеть сложа руки - даже не высморкаться?
- Я же сказал, что в национальном вопросе, как и в поэзии, я не бум-бум, - миролюбиво напомнил Стива. - Но, как говорится, не буди лихо, пока оно тихо… Кстати, - как бы между прочим осведомился он, - может быть, ты своего мужа тоже как-нибудь неосторожно задела Генри Миллером, - оскорбила его мужское, творческое самолюбие?
- Что ты! Муж в свое время был националистом почище меня с Генри Миллером вместе взятых. Так и гвоздил нетопырей цитатами: то из Святого Писания, то из Шафаревича. Такие дела. Не он первый, не он последний. Теперь она его, бывшего антисемита, водит, как дрессированного, а может быть, и обрезанного медведя, по своим тусовкам, заставляет плясать на потеху почтенной публике, все ужасно смеются. Он, я уверена, это отлично понимает, да что теперь поделаешь: пляши, а то еще, глядишь, и оскопят… В общем, я живу, как в гетто. Только это совсем другое гетто. А печататься могу лишь в двух-трех газетках.
- Ну, напечатайся в этих… Ты как малое дитё, Александра. Слушай, давай сегодня больше вообще не будем вспоминать ни об обрезанных медведях, ни о еврейках-поэтессах!
Разве я возражала? С превеликой радостью.
- И о поэзии тоже, - отважно прибавила я.
Потом мы оказались на Тверской, гуляли под руку, рассматривали шикарные витрины. Стиву как малого ребенка радовала каждая безделица. Спросить себя "зачем я ему?" - даже в голову не приходило. Зачем мужчине женщина? Зачем человеку человек? Комплексы, элементарную застенчивость, как рукой сняло. Удивительное дело: я смеялась нормальным, здоровым, счастливым смехом! Сто долларов - в конце концов, смешные деньги, а тут как раз на распродаже попался ремень с умопомрачительной пряжкой (которая необычайно понравилась Стиве), и я упросила Стиву принять ремень в подарок на память. Он тут же надел его.
- Собственно, не вижу ничего зазорного в том, чтобы за меня платили женщины, - усмехнулся он. - И не думаю от тебя этого скрывать. Тебе, конечно, известно, что студенты, аспиранты, вообще молодые люди, никогда не гнушались добывать подобным образом средства на учебу и начало карьеры. А уж в наше время и подавно… Однако наш случай особенный. Сразу хочу оговориться: ты не из числа тех, у кого я беру деньги. Как только я тебя увидел, подумал: на ней я бы ни за что не хотел наживаться, принимать подарки. Сегодня ты меня пригласила - потом я приглашу тебя… - И, видя, что я огорчилась, добавил: - Впрочем, этот подарок я с удовольствием приму, Александра, хотя он и довольно дорогой…
Я с наслаждением рассматривала его в огромном зеркале. Себя я вообще не замечала, словно была человеком-невидимкой. На Стиве были дорогие черные туфли, идеальные брюки, свежайшая сорочка с короткими рукавами. Он был похож скорее на молодого президента крупной компании, чем на молодого ученого. Не говоря уж о заурядном альфонсе. Хотя мне всё это было абсолютно безразлично. Вернее, казалось мне одинаково прелестным, возбуждающим, романтичным.
- Мне тоже хочется подарить тебе что-нибудь на память… - задумчиво сказал Стива. Когда мы вышли из магазина, он задержался у какого-то киоска с сувенирами и мягкими игрушками. - Ага! Вот, то, что нужно! - И протянул мне пушистую игрушку - милого серого волчонка.
Я поцеловала зверька, прижала к груди и расхохоталась, как дурочка.
- Он похож на тебя! - воскликнула я. - Это ты!
- Нет, - серьезно возразил он, - это ты… Кстати, ты сегодня выглядишь куда лучше, чем в прошлый раз, когда казалось тебя уже впору в гроб класть. Такая ты была холодная, безжизненная. А сейчас ты - мягкая, пушистая…
"Он же еще ничего не знает о Степной Волчице!" - спохватилась про себя я.
- Послушай, Стива! Не так давно со мной произошел один очень забавный случай, - взволнованно начала я. - Какая-то рыжая, кривоногая баба на станции сунула мне одну популярную брошюрку, написанную как будто специально для меня. Только не думай, что я что-то сочиняю. Самая что ни на есть мистическая история. В книжечке точь в точь описана я.
- Что за брошюрка? - поинтересовался он.
- Ты не поверишь. Она называется "Онтология Степной Волчицы".
- Чего в жизни не бывает, - рассеянно хмыкнул он. - Одним мистическим случаем больше, одним меньше… Стало быть, тебе понравилось, что в ней женщину сравнивают со Степной Волчицей?
- Это не сравнение. И в брошюрке описана не какая-нибудь абстрактная женщина. Эта женщина - я… По крайней мере, - запнулась я, - так мне в тот момент показалось…
Он задумчиво потер щеку (такой милый жест!) и искоса посмотрел на меня - как будто хотел удостовериться, чего во мне сейчас больше - волчьего или женского. Словно для него сейчас это было необычайно важно - понять, с кем он имеет дело.
Я протяжно вздохнула. Что происходит?! Разве мне самой не хотелось верить, что с некоторых пор волчица сломлена, загнана в непроходимо глухие подвалы души? Более того, может быть, ее вообще никогда не существовало!
- Учитывая достижения современной психологии, психоанализа, - спокойно заметил Стива, - историю о волчице можно понимать лишь в качестве поэтической метафоры.
- И я так думаю! - с облегчением подхватила я.
Мы немного помолчали.
- А все-таки, что бы ты сказал о теории, предполагающей, что в тебе живет дикий зверь, вообще инородная сущность? - спросила я.
- Честно говоря, мне и в голову не приходило ассоциировать себя с каким-нибудь животным или предметом. Другое дело, открывать в себе некие божественные черты. А еще лучше - признаки кибернетической матрицы. Это по крайней мере в духе современных технологий, а?
Я охотно подтвердила. Мне и самой "Степная Волчица" казалась не таким уж прогрессивным персонажем. Но еще меньше хотелось, чтобы он считал меня Старой Клюшкой или Синим Чулком. Пусть отныне все будет мажорным, жизнеутверждающим.
- Что ж, дай мне как-нибудь ее полистать - эту твою онтологию, - сказал Стива.
Потом мы были в кино, ели мороженое, катались на речном трамвайчике.
Когда солнце превратилось в багряное месиво и стало сползать за Москва-реку, я беспечно рассмеялась (но про себя, кажется, впервые за день с некоторым смущением).
- Всё - деньги тю-тю, - окровенено призналась я. - Кончились.
- Не грусти, на обратную дорогу у меня хватит, - успокоил Стива.
Чудеса продолжались. Как по мановению волшебной палочки мы перенеслись в наш тихий дачный городок и оказались перед заведением "ВСЕ СВОИ". Мое блаженное состояние еще не успело омрачиться неизбежной мыслью, что когда-нибудь нужно будет прощаться.
- У меня здесь имеется кое-какой кредит, - сказал мне Стива. - Зайдем?
Стоит ли говорит, как я обрадовалась его приглашению!
Мы вошли в заведение. Народу сегодня набилось еще больше, чем в прошлый раз, но и теперь, как ни удивительно, нас дожидалось то же уютное местечко - в дальнем углу. Снова Стива предложил сигаретку из серебряного портсигара. Принес по бокалу белого сливового вина со льдом. Как это мне напомнило мою давно пролетевшую студенческую молодость - эти сомнительные заведения, где подавали венгерский вермут!
- Иногда мне кажется, что ты действительно экстрасенс, Стива. Иначе как бы тебе удалось внушить, сделать так, чтобы я так легко угадала твое имя?
- Не буду отрицать, что кое-какие способности у меня в этом плане имеются, - согласился он. - Только в данном случае сработала, скорее, твоя собственная чувствительность. Потребовалось лишь вызвать из глубины души нечто наиболее ценное, родное; соединить это с некоторыми внешними черточками - с тем, что ты успела подсознательно отметить во мне. Для женщины это вполне естественно.
- Теперь мне кажется, ты болтаешь глупости, Стива! - кокетливо заметила я.
Впрочем, что еще было делать в этом очаровательном злачном месте, как не болтать глупости, не веселиться!
Мой удивительный знакомый осыпал меня градом насмешек, которые казались мне лучшими похвалами. Я краснела от смущения и от удовольствия. Он перебрал все мои недостатки и достоинства - в одежде, внешности, даже образе мыслей, - словно был моей ближайшей подругой или старшей сестрицей, бесцеремонно и язвительно. А ведь это, очевидно, было совсем не так! То есть, сидя с ним в нашем уголке бок о бок, я чувствовала такое сильное возбуждение, какое последние годы испытывала лишь в горячих снах, просыпаясь среди ночи, поджимая колени к животу, вздрагивая бедрами, ворочаясь с бока на бок и скуля, как одинокая течная волчица.