Ночное небо уже совершенно потемнело. Маленькая и прозрачная, словно слеза, луна сиротливо отсвечивала среди крупных, хищных звезд. Немногочисленные пассажиры, сошедшие вместе со мной с электрички, неслышно, словно ежи, расползлись в ночь и исчезли за заборами. Городок и дачные поселки погрузились в синеватый августовский туман. Лишь кое-где светились окошки. Я едва волочила ноги. Живот скрутило так, как будто разом воспалились все мои застарелые кисты, швы и спайки. Про боль в виске я уж и не говорю… Вдруг наискосок за глухими лотками рыночной площади, стал выкручиваться знакомый переулок. Фонарные столбы разгибались, словно кто-то принялся считать на пальцах. Я увидела разбитые тротуары, мостовую, а также опутанную листвой старую чугунную ограду. Мне сразу припомнились слова рыжей бабы-лотошницы: "Если невтерпеж, приходите попозже…" В глубине переулка ярко и пестро вспыхнула вывеску заведения "ВСЕ СВОИ". Не раздумывая ни мгновенья, я бросилась туда.
У входа в заведение было припарковано десятка полтора автомобилей, в том числе весьма шикарных иномарок. Дверь в ресторанчик широко распахнута, но, пролетев по инерции до порога, я испуганно остановилась. Из забитого народом зальчика гремела музыка. Особенно меня впечатлило, что швейцар, который днем был одет в выцветшую и довольно поношенную униформу, теперь наряжен в костюм с серебряными галунами и аксельбантами, похожий на маршальский мундир. Чуть приподняв фуражку и улыбнувшись так, словно мы были знакомы сто лет, он галантно молвил:
- Прошу вас, дама, здесь все свои…
- Благодарю вас, - запыхавшись, пробормотала я и, втянув голову в плечи, робко шагнула внутрь.
Публика подобралась самая разношерстная. Стриженные под полубокс молодые бандиты, одетые, словно олимпийская сборная, в спортивные костюмы и кроссовки, их расфуфыренные подруги, совсем девчонки, юноши в дорогих и изящных легких костюмах и туфлях, по виду мелкие менеджеры, кавказцы в кожаных пиджаках при золотых цепях, респектабельного вида седовласые пожилые дядки. Затесалось даже несколько явных дачников - загорелые, в шортах и футболках. Но больше всего, как мне показалось, было дачниц постбальзаковского возраста, вроде меня. Словом, яблоку негде упасть. В первый момент у меня даже возникло чувство, что тут какое-то недоразумение, что я пробралась сюда "без билета", и меня сейчас за шкирку выбросят на улицу. Однако никто не обратил на меня никакого внимания. Я стала протискиваться между столиками к бару, где, впрочем, тоже не было ни одного свободного места, - я решила глотнуть минералки, прежде чем продолжить свой скорбный маршрут к конечному пункту назначения - оврагам за мусорной свалкой. Тут мой взгляд упал на красивого молодого человека в серых джинсах, желто-красной английской тенниске и мягких замшевых мокасинах, который сидел нога на ногу в углу за столиком у стены. Белокурый, необычайно аккуратно подстриженный, и с крохотной булавкой в левой мочке уха. Он открыто и весело смотрел мне прямо в глаза. Вдруг он привстал и, приглашая, приветливо помахал рукой. Я увидела, что рядом с ним есть свободный стул.
- Можно я присяду? - прошептала я одним губами.
- Сделайте одолжение, - усмехнулся он, но, присмотревшись ко мне повнимательнее, сочувственно покачал белокурой головой и предупредительно придвинул мне стул со словами: - Как это вас сюда занесло?
- Да, - раздавлено кивнула я, зачем-то взглянув на свои наручные часики, - вообще-то мне уже положено быть совсем в другом месте…
Он чуть прищурился, в его голубых глазах мелькнуло понимание и озабоченность. Но уже через секунду он снова весело улыбнулся и негромким бархатистым голосом, от которого на меня так славно веяло безмятежностью молодости, произнес:
- О, женщины, забегут на огонек, хотя знают, что должны спешить в другое место!
- Честно говоря, я предпочла бы там вообще не оказываться…
- Ну так, в чем же дело, оставайтесь здесь! Только сначала отправляйтесь в дамскую комнату, почистите перышки, припудрите носик. - Он протянул руку и поправил на моем лбу прядку волос. - А я пока закажу вам что-нибудь выпить. Как насчет шампанского?
- Лучше просто белого сухого, - смущенно пробормотала я и, поспешно порывшись в сумочке, положила на стол деньги.
Чуть приподняв бровь, он продолжал рассматривать меня - не то покровительственно, не насмешливо. Мои босоножки успели запылиться, а блузка и юбка и подавно превратились в тряпки.
- Ну и видок! Непохоже, что вы собирались в ресторан…
Покраснев до ушей, я развернулась и пулей вылетела в туалет. Поплакала, умылась, покурила, подкрасилась. Кажется, пробыла там целую вечность. Наверное, он давно уже исчез. И это, наверное, было бы к лучшему. Судя по своему отражению в зеркале, ничем особенно эстетичным мне нечем было порадовать публику. Однако, выйдя в зал, я жадно бросилась искать его взглядом. Слава Богу, он был на месте. Я села, и он посмотрел на меня так, словно вот-вот погладит по головке. Отпив из протянутого бокала вина со льдом, я закусила какой-то ароматной штучкой на шпажке.
- Вот и умница, - улыбнулся мне собеседник. - Редко встретишь такую послушную женщину. Вы, наверное, вообще очень покладистая.
- Только на первый взгляд, - вздохнула я.
Не рассказывать же ему так сразу про мою Степную Волчицу.
- Так я и поверил! Вы, наверное, из тех женщин, которые надумывают себе Бог весть каких ужасов, а после сами не знают, как с этим жить. А на самом деле - мягкие, пушистые… - Он звякнул бокалом о мой бокал, а когда я выпила, протянул мне еще одну шпажку. - Нравится?
- Вкусно. Что это?
- Копченый гавайский таракан… - Я едва не поперхнулась. - Шучу, шучу, - улыбнулся он. - Копченый угорь с креветкой… А впрочем, разве вам не все равно, если уж вы решили наглотаться таблеток, чтобы заснуть и не проснуться?
Странно, когда он это сказал, я даже не вздрогнула. Ни напряжения, ни обиды. Только почувствовала себя нашкодившим ребенком, которого ждет наказание. Что же теперь - он меня отшлепает?
- Я и сама удивляюсь, - откровенно призналась я, начиная чувствовать легкое опьянение, - но не все равно.
- Значит, врут инженеры человеческих душ, как всегда, утверждая, что тем, кто идет на смерть, безразлична жизнь.
- По-моему, совсем наоборот. В такие моменты человек ненавидит жизнь и, в то же время, любит ее как никогда, но только она ему никак не безразлична.
- Совершенно с вами согласен. Жизнь, скорее, безразлична тому, кто привык к ней, как старым тапочкам, живет себе поживает, а на самом деле о ней, о жизни, давно позабыл, вообще ее не замечает. Это дело обычное, проще простого.
- Не скажите, - задумчиво возразила я. - Разве возможно - вообще не замечать жизнь? Особенно, когда она превратилась в сплошную боль.
Он недоуменно приподнял брови.
- Вам что, сейчас больно?
Я была готова горячо закивать, но, мысленно ощупав себя, вдруг обнаружила, что и в самом деле чувствую себя вполне сносно, Даже очень неплохо. От мигрени в виске не осталось и следа. Болезненные спазмы утихли. Более того, я чувствовала внизу живота приятное тепло.
Может быть, он какой-нибудь народный целитель или гипнотизер?
- Видите, стоило немного встрепенуться, припудрить носик, и жизнь снова покатилась по своим рельсам, словно и не было никаких проблем. Погодите, вот мы еще с вами пойдем и спляшем!
"Спляшем"? Меня покоробило. Не народный целитель и не гипнотизер, а самый настоящий извращенец или маньяк - вот он кто!
- Или, может быть, вы полагаете, - продолжал он, весело сощурившись на меня, - что все, кому придет в голову с вами потанцевать - либо извращенцы, либо маньяки?
- Знаете, - неожиданно для себя рассмеялась я, - даже если бы кому-нибудь просто пришла охота надо мной посмеяться, выставить на посмешище, заставив плясать, я бы, дура, конечно, ничего не заподозрила.
- Значит, потанцуем.
- Я не то имела в виду. При всем моем желании, я бы на это все равно ни за что не отважилась. То есть мысленно, в мечтах я много раз видела себя танцующей, и в свое время мне ужасно хотелось научиться классно танцевать - рок-н-рол, твист, шейк. Честно говоря, я вообще танцевала лишь пару раз в жизни. Один раз в пионерском лагере с подругой. А другой - с мужем на нашей свадьбе. Я ведь, понимаете ли, невероятно синий чулок.
- Ого! Тогда да. Тогда нужно начинать с медленных танцев. Не то, начав с быстрого, вы не сможете остановиться, пока не натанцуетесь до упаду. Для того чтобы танцевать - вообще ничего не требуется - кроме желания и воображения. А если быть точным, то и одного желания достаточно.
- Вот желания-то у меня как раз и нет, - солгала я, отводя глаза.
- Ай-яй-яй! - укоризненно покачал головой он. - Вы же всегда ненавидели вранье! - Ай-яй-яй! - довольно язвительно и неприязненно повторил он, кажется, начиная во мне разочаровываться.
Что ж, опять-таки, это и к лучшему: мне давно было пора в мои овраги.
- Вы что, зануда?.. Вас, наверное, и школе, - сказал он, - называли не иначе, как прокурором?
Мне снова сделалось не по себе, потому что в школе ко мне действительно приклеилась кличка "прокурор" - до того страстно я ненавидела неправду и разоблачала ложь. Да кто он такой?.. Я возмущенно подняла на него глаза, решив про себя, что выдержу любые насмешки, но с удивлением увидела, что меня встретил мягкий, кроткий, почти нежный взгляд его глаз - синих, как порох, который я однажды видела, когда отец разбирал пистолетные патроны, зачем-то вытрясал из них порох маленькими горками на лист бумаги, а затем снова собирал патроны. Ну да, некоторое время у отца было "личное оружие", которое он потом, конечно, сдал…