* * *
Водка с корнем. Ананас.
Ветер. Время где-то между
псом и волком. А на нас
никакой почти одежды,лишь внакидочку пиджак.
И за пазухою, будто
два огромные грейпфрута,
груди спелые лежат.
* * *
Голову чуть пониже,
чуть безмятежней взгляд!.. -
двое в зеркальной нише
сами в себя глядят.Может быть, дело драмой
кончится, может, - нет.
Красного шпона рамой
выкадрирован портрет.Замерли без движенья.
Точно в книгу судьбы,
смотрятся в отраженье,
и в напряженье - лбы.На друга друг похожи,
взглядом ведут они
по волосам, по коже,
словно считают дни,время, что им осталось.
И проступают вдруг
беззащитность, усталость,
перед судьбой испуг.Рама слегка побита,
лак облетел с углов:
ломаная орбита
встретившихся миров.Гаснут миры. Огни же
долго еще летят.
Двое в зеркальной нише
сами в себя глядят.
* * *
Я не то что бы забыл -
никогда я и не ведал:
нет ни в Библии, ни в Ведах
слова странного: Амыл.
За окошком свет зачах,
обрываются обои,
навзничь мы лежим с тобою,
только что не при свечах.
Город медленно затих,
время - жирным шелкопрядом.
Мы лежим с тобою рядом,
и подушка на двоих.
Привкус будущей судьбы,
запах розового мыла -
от гостиницы "Амыла"
две минуточки ходьбы.
СОНЕТ
Мы так любили, что куда там сутрам,
любили, как распахивали новь.
На два часа мы забывались утром
и пили сок - и снова за любовь.Но седина коснется перламутром
твоих волос, и загустеет кровь.
Я стану тучным и комично мудрым.
Мы будем есть по вечерам морковь -протертую, конечно: вряд ли нам
простой продукт придется по зубам,
вот разве что - хорошие протезы.Что заплутал, я чувствую и сам,
но не найду пути из антитезы
к синтезы гармоничным берегам.
* * *
Я позабыл тебя напрочь, мой ласковый друг:
как бы ни тщился, мне даже лица не припомнить,
а в пустоте переполненных мебелью комнат
зеркало в зеркале: мячик пространства упруг.Времени бита нацелена точно: она
не промахнется, удар будет верным и сильным.
В комнатах эховых, затканных сумраком синим,
мячик взорвется. Но дело мое - сторона.Дело мое - сторона, и уж, как ни суди, -
я не причастен к такому нелепому миру.
Мне уже тошно глядеть на пустую квартиру
и безразлично, что будет со мной впереди.Времени бита нацелена - это пускай;
мячик пространства взорвется - и это не важно.
Я позабыл тебя, вот что, любимая, страшно.
Я же просил, я молил тебя: не отпускай!
* * *
Оркестр играет вальс. Унылую аллею
листва покрыла сплошь в предчувствии зимы.
я больше ни о чем уже не пожалею,Когда бы и зачем ни повстречались мы.
оркестр играет вальс. Тарелки, словно блюдца,
названивают в такт. А в воздухе густом,
едва продравшись сквозь, густые звуки льются,
вливаются в меня… Но это все потом.
а будет ли потом? А длится ли сегодня?Мне времени темна невнятная игра.
и нет опорных вех, небес и преисподней,
но только: час назад, вчера, позавчера.
уходит бытие сквозь сжатые ладони,
снижая высоту поставленных задач,
и нету двух людей на свете, посторонней
нас, милая, с тобой. И тут уж плачь - не плачь.
ссыпается листва. Оркестр играет. Тени
каких-то двух людей упали на колени.
128. СТИХИ К ЮЛИИ
* * *
О льняное полотно
стерты локти и коленки,
и уже с тобой по стенке
ходим мы давным-давно,как старуха и старик,
чтоб не дай Бог - не свалиться.
Ну а лица, наши лица -
все написано на них!Эти черные круги
под счастливыми глазами…
Вы не пробовали сами?
Вот же, право, дураки!
ЗАВТРАК В РЕСТОРАНЕ
Под огромными лопастями
вентиляторов, мнущих дым,
полупрошеными гостями
в ресторане вдвоем сидим.Потолок оснащен винтами
и поэтому верит, псих,
что расплющит стены, достанет
до людей и раздавит их.Он в безумье своем неистов,
собираясь работать по
утонченной схеме убийства,
сочиненной Эдгаром По.
* * *
Минорное трезвучие
мажорного верней,
зачем себя я мучаю
так много-много дней,зачем томлюсь надеждою
на сбыточность чудес,
зачем болтаюсь между я
помойки и небес?Для голосоведения
мой голос слишком тощ.
Минует ночь и день, и я,
как тать, уйду во нощьи там, во мгле мучительной,
среди козлиных морд,
услышу заключительный,
прощальный септаккорд.И не хуя печалиться:
знать, где-то сам наврал,
коль жизнь не превращается
в торжественный хорал,коль так непросто дышится
и коль, наперекор
судьбе, никак не слышится
спасительный мажор.
129. СТИХИ К НОННЕ
* * *
Мне б хотелось, скажу я, такую вот точно жену.
Ты ответишь: да ну? дождалась! Ни фига - предложеньице!
Тут я передразню невозможное это да ну,
а потом улыбнусь и скажу: может, вправду поженимся?Почему бы и нет? Но ведь ты бесконечно горда,
ты стояла уже под венцом, да оттуда и бегала.
Выходить за меня, за почти каторжанина беглого, -
неужели же да? Ах, какая, мой друг, ерунда!Ну а ты? Что же ты? Тут и ты улыбнешься в ответ
и кивнешь головой, и улыбка покажется тройственной,
на часы поглядишь: ах, палатка же скоро закроется!
Одевайся! Беги! Мы останемся без сигарет.
* * *
Берегись, мол: женщину во мне
разбудил ты! - ты предупредила.
Если б знал ты, что это за сила,
ты бы осторожен был вдвойне!Берегись? Тревожно станет мне,
но с улыбкой я скажу, беречься?
ведь беречься - можно не обжечься,
а какой же толк тогда в огне?
* * *
В ночь карнавальных шествий,
масочных королев,
Ваше Несовершенство,
я понесу ваш шлейф.Сделаю вид, как будто
Вы недоступны мне,
робким и страстным буду
(на шутовской манер).А на рассвете липком
Вас, одуванчик мой,
сумрачный сифилитик
стащит к себе домой.
ПИКОВАЯ ДАМА
Ты госпожа зеленого стола.
Ты выстрелов не слушаешь за дверью.
Твой серый взгляд холоден, как скала,
и, как скала, всегда высокомерен.Но будет день! Удача неверна,
удаче не пристало гувернерство,
и незаметно от тебя она,
тебя не упреждая, увернется.Тогда-то ты (я этого дождусь!)
с отрепетированностью кульбита
уверенно произнесешь: мой туз.
И вдруг услышишь: ваша дама бита.
COMMEDIA DEL ARTE
В перегаре табачном и винном,
в узких джинсах с наклейкою "Lee"
обреченно сидит Коломбина
с негром глянцевым из Сомали.А в мансарде, за столиком низким,
обломав о бумагу перо,
пишет страстные, грустные письма
одуревший от горя Пьеро.Наверху одинока, беспола,
от московского неба пьяна,
в чуть измятом жабо ореола
забавляется зритель-луна.
* * *
Моей души бегонии и розы
дремучей ночью, словно дикий тать,
я поливаю медным купоросом,
чтобы не смели больше расцветать.Я буду жить, добрея и жирея,
не зная слез, не ведая тоски.
Душа - не место для оранжереи,
мне надоело холить лепестки.А вам не жаль? - ночной случайный зритель
бестактно спросит. Я отвечу так:
мне не понять, о чем вы говорите -
о купоросе или о цветах.
* * *
Я в краю метели и бурана,
там, где валят лес и роют торф.
На пластинке - Катули бурана,
гармоничный, страстный Карел Орфф.И хрупка окна поверхность, и млечна,
как устали стекла вьюгу держать!
Эта Лесбия! Зачем она вечна?!
И куда мне от нее убежать?А время катит тяжелей и заметней.
Я повторяю вслед за диском затертым:
Катулл измученный, оставь свои бредни:
ведь то, что сгинуло, пора считать мертвым.
130. СТИХИ К ИРИНЕ