Пальто перешили из бабушкиного, правда, совершенно, нового, но от моды чересчур далекого. Значит, Вовке, сыну дипломата, просто стыдно быть с ней рядом. До нее дошло, наконец. Все объяснимо. При чем тут любовь? Откуда эта чепуха? Родители ее слишком плохо одевают, а бабушка вообще считает разговоры о нарядах глупостью и пошлостью. Ну да, отсутствием духовного развития.
Маня попыталась оттолкнуть обиду и сосредоточиться на идейной стороне вопроса.
- Другой? - повторила она. - Идеалы со временем меняются… Ты можешь позвонить мне когда угодно. Хоть через десять лет.
Он не позвонил никогда. При чем тут любовь?
Но случилось совсем неожиданное. Весной, в день ее рождения, пришел незнакомый мальчик с розами.
- Там, на углу, такой высокий блондин с длинными волосами. Он меня попросил передать и дал адрес, - объяснил мальчик.
Это был Саша.
А через полтора месяца, после Пасхи, он неожиданно позвонил.
- Знаешь, поехал на крестный ход в Сергиев Посад, - сказал он, не здороваясь. - Народу собралось - уйма. Ну, ясно… В давке мне сломали руку… Не суть. Теперь хожу в гипсе…
И повесил трубку.
Понимаешь ли, знаешь ли, помнишь ли…
После заключительного разговора с Вовкой Маша потрясла родителей и бабушку резким и категорическим заявлением о своем желании пойти работать. Потому что ей нужны деньги, свои "бабки" на тряпки - она слишком плохо одета и не желает больше ходить в обносках. А родители одевать ее не собираются. Они все время оправдываются тем, что на Машу с ее ненормальным ростом довольно трудно достать готовые вещи, а шить в ателье - им не по карману.
С Инной Иванной случилась истерика.
- Мне только этого не хватало! Это просто ужас! Ты с ума сошла! - закричала она.
- Чтобы с него сойти, его неплохо сначала заиметь, - буркнул отец.
Бабушка надолго насупилась и надулась. Отец внимательно осмотрел трех своих женщин и беззаботно махнул рукой.
- Инна, не пыхти! Ты у нас вечно начальник паники. Ну и пусть она идет работать и учится на вечернем! Что здесь такого? Все равно из нее толка не будет! Пирог без начинки. Буквы от слова не отличает.
И устроил дочку в редакцию крупной газеты.
Папа, почему ты меня так не любишь?!.
Замкнутая, настороженная, неестественно напряженная, Маня явилась на работу. Накануне звонила Элечка, долго разговаривала с подругой и учила, как себя вести.
Добрый эльфик уже второй год трудился маникюршей и учился в заочном Педагогическом, поскольку мать-одиночка, работавшая уборщицей, содержать взрослую дочку не могла.
- Улыбайся, не высказывай своего мнения и старайся ни с кем не ссориться, - поучала Эля. - Так лучше всего. Твое место за шкафом! Сделай вид, что ты всех любишь и всех уважаешь. Не дует - и ладно!
Маша последовала Элечкиному совету. Гнала информашки, вечерами ходила на лекции, в конфликты не вступала. Безразлично посматривала по сторонам карими, тоскливыми, жалкими глазами. Ждала любви и участия. Об этом Элечка ничего не говорила.
Единственный Машкин ухажер в редакции, фельетонист Бройберг, быстро отвалился от нее, встретив абсолютно искреннее нежелание и неумение трепаться, флиртовать, кокетничать и прочее-прочее… Она больше всего на свете боялась разговоров, которые в редакции велись запросто, направо и налево. Болтовня о том о сем. Напоминало своеобразное перебрасывание мячиком. Два раза не поймала - выбываешь из игры.
Маша краснела, бледнела, напряженно теребила пальцы, никаких мячиков не ловила, да и поймать была не в состоянии.
- Красиво звучишь! - заметил ей в первый же день ее появления в редакции Леня Бройберг и с удовольствием, словно испытывая на вкус каждую букву, произнес: - Мария Яблонская!
Маша по обыкновению смутилась и ничего не ответила.
Вокруг нее клубилась какая-то неведомая ей, наверное, интересная, но в то же самое время не подпускающая к себе и даже отталкивающая жизнь. Шел постоянный обмен взглядами, прикосновениями, намеками… И поцелуями в коридорах. Велись довольно откровенные разговоры о любовниках, встречах, изменах. Вступить в эту жизнь можно было только на ее основах и правилах. Как в чужой монастырь. Но новые правила совсем не нравились Мане своей удивительной легкостью и доступностью. Хотя это не мешало ей тосковать от собственного неизменного одиночества и постоянно обижаться на коллег, никак не принимающих ее в свою компанию. Ей одновременно и очень хотелось туда попасть, и было неприятно и страшно стремиться в неизвестное общество. Она снова боялась, боялась людей, их насмешек, возможных обид… Стыдилась себя, своих неловкости, глупости, неумения двигаться, говорить, улыбаться…
- Ты очень обидчивая девочка, - часто, еще совсем недавно, повторял Вовка.
Бройберг постоянно норовил цапнуть Машу за руку или плечо и чмокнуть в щеку. Он был всегда веселый, общительный, полненький человечек, похожий на Карлсона, немного криво улыбающийся. Его знали все и всюду.
- Я ведь жучок! - с искренней гордостью говорил о себе Бройберг. - Ох, какой я жучок!
И удовлетворенно смеялся.
Иногда Маня ловила себя на нехорошем и неприличном желании ткнуть пальцем в круглый Ленин животик, точно прямо в пупок, и засмеяться. Откуда у нее такие разнузданные мысли?..
Когда-то Саша спросил Маню:
- А ты знаешь, почему выбрала журналистику? Мышонок, тебе разве нравится продаваться? И всю жизнь плясать под чужую дудку? Желание похвальное! Да и наглости нужно иметь приличный запас, чтобы спокойно лезть к людям в душу. Понимаешь, да? У тебя столько нет. Ну, ясно…
И посмотрел чересчур внимательным, выразительным, каким-то презрительно-надменным взором.
Знаешь ли, понимаешь ли, помнишь ли…
Маня растерялась. Она никогда не задумывалась о сути своей профессии, которую выбрала достаточно случайно и произвольно, под влиянием родителей, совершенно необдуманно и легкомысленно. Теперь ей приходилось день за днем постигать смысл сказанного тогда Сашей.
Однажды она попыталась поделиться своими сомнениями с отцом: разве Саша во всем прав? Что он говорил о продаже? И почему она обязательно должна быть наглой? В общем, у нее есть две работы - писать и не писать.
- Да-а, журналистка из тебя липовая, - задумчиво протянул отец. - Вся в мать. Пирог без начинки… Ладно, не шурши без толку, Марья, думать - не твоя задача. Учись выводить по буковкам "Мама мыла раму".
И равнодушно, отстраненно махнул рукой.
Папа, почему ты меня так не любишь?!.
5
В те дни Маша сочинила свое последнее стихотворение. Конечно, о Вовке и, кажется, чуть ли не единственное из всех получилось неплохо. Во всяком случае, прозвучало довольно искренним ему оправданием.
Промокшим вечером когда-то
Махнул отчаянно рукой…
Так до угла, до автомата,
По лужам топать далеко…День подождал, и два, наверно.
Но эти разные дела…
Сказал: "Я завтра… Слишком скверно…
И в будке вечно нет стекла…"Но завтра было то же снова,
И ты совсем не виноват,
Что я ругаю невиновный,
Облезший, старый автомат.По тротуарам все быстрее
Долбит, как клювом дятел, дождь…
Ты, может, просто двух копеек
В карманах долго не найдешь.Дождь все смелее и смелее,
Немеет мокрая рука…
И все несчастных двух копеек
В карманах не найти никак…
После этих строчек за поэзию Маша больше не бралась. Только как читатель. И строчила одни информашки.
Каждый материал приходилось согласовывать и визировать: без этого ни-ни! Новые времена еще не наступили, хотя до них оставалось немного. Нужно было прославлять, славить и славословить, писать о хорошем, закрывая глаза на отсутствие товаров и продуктов. И вообще хороших людей значительно больше… Требовалось захлебываться от патриотизма и от восторга перед героизмом трудовых будней. Ну, и многое такое другое и разное… Побольше восклицаний. Поярче определения. И море пафоса.
Эту нехитрую науку Маня усвоила без особого труда и внутреннего напряжения. Влезла по локти. Вот только радости никакой при этом не испытала. И вечерами по-прежнему стремилась на свой диван к Библии. Редакция с ее однообразием и убогостью попросту стала угнетать Маню.
"Широко распахнет двери новая школа…"
"Всегда гостеприимно и приветливо встречают каждого покупателя молодые продавщицы-комсомолки…"
"Одним из первых выполнил план полугодия коллектив завода…"
- Это интересно? - спрашивала себя с пристрастием Маша. - Это нужно? На днях видела в троллейбусе - читают… И мне тоже когда-то очень нравилось. А теперь противно… Язык у нас жуткий, фразы заштампованы, репортажи ляпаем, как блины печем. Однояйцевые близнецы-братья… Одинаковые, все на усредненный манер, серые очерки и поток безликих информаций. "Одним из лучших на стройке называют бригадира…", "Новые магазины, ясли, детсады скоро вступят в строй в микрорайоне…", "Московские метростроевцы готовятся сдать новую линию…" Но мое место за шкафом!
Один лишь добрый эльфик преданно, искренне уверял, что все Машкины заметушки - супер-пупер. Она, Элечка, читала вслух вместе с коллегами и клиентами парикмахерской, и там все от Маниного творчества в полном восторге. Маша никакого ликования по этому поводу не испытывала, хотя слушать подругу было приятно, даже учитывая уровень парикмахерской. А что там, не люди? Да и клиенты бывают самые разные. Не тупее паровоза, как говорит Элечка. А уж она вообще всегда настоящая умница…
Хотя в последнее время Машу все чаще и чаще стали коробить высказывания и замечания доброго эльфика.