8
Печатник не схалтурил; альбомы получились классные.
Первый: золотой обрез, темно-красный сафьян; на обложке надпись в рукописном стиле: "Версия Намбер Ван".
Второй окантован по краям модным никелем и стилизован под папку к докладу; тиснение темным серебром по фольге из белого золота: "Версия Намбер Ту".
На третьем, домашнем, тряпитчитом, просто значится – "Семейный альбом". Без версий.
Это была его идея, целиком и полностью; Петр Петрович тут ни при чем. Тому бы развести противоречия, четко прочертить канву. А нужно думать шире и объемней. И, пардон за это слово, человечней. Жанна, конечно, встряхнулась. Впала в какое-то радостно-раздраженное забытье. Период полураспада закончился, личность восстановлена во внутренних правах. Но в русских сказках, любимых с детства, разрубленного героя надо сбрызнуть сначала мертвой, а потом все-таки живой водой. Версия один – разрубает. Версия два – склеивает. Семейный альбом – как живая вода.
Степан Абгарович раскрыл обе "Версии", разложил на журнальном столе. По четыре фото на странице. Под каждой фотографией дата. Даты чаще всего одинаковые, картинки – разные.
Слева: 16 января. Он и Жанна за столом на ее уютной кухне; улыбаются; довольны жизнью и друг другом; смотрят, не мигая, в камеру, ждут, когда сработает самовзвод, запечатлит их семейный праздник.
Справа: 16 января. Он с Дашей в машине, по пути на Дмитров; союз голубиных сердец.
Слева: 14 февраля, Нижний. Он с Дашей в полуобнимку.
Справа: 16-е февраля. Жанна в ресторане с Иваном.
Справа – биеннале. Слева – Анька. Спасибо, что согласилась. И по новой. Слева, справа. Справа, слева. Жизнь, разошедшаяся по двум руслам, и какое настоящее – не разберешь.
Теперь "Семейный альбом". Жанна его уже проглядела; не помнит, бедняжка, что имеется списочек недавно открытых файлов; думает, что утаила свой компьютерный визит. Тем не менее получит его в отпечатанном виде:, лично, можно сказать, интимно. А публике – и тут еще одна придумка – он предъявит цифровую рамку, в которую закачаны домашние картинки; когда все соберутся, сбросят маски и возвеселятся, он повесит экран на стену, ткнет пимпочку, зажжется тихий свет, и, медленно сменяя друг друга, на экране проявятся образы их общей жизни. Точнее, сначала – двух отдельных жизней, а потом одной на двоих.
Вот бедная его мамочка, несправедливая судьба; бедствовала, бедствовала, бедствовала, только в последние годы вздохнула свободно, когда любимый Степа начал зарабатывать. Правда, не менее любимый Федя начал тут же деньги из нее тянуть; морочил голову бредовыми идеями: давай накопим двадцать тысяч, припрячем их на черный день, мало ли что. Мало ли, братец, мало ли.
Мама погасла.
Теща и тесть; нормальный был мужик, цельный, хотя и скотинистый.
И тесть растаял, чтобы на экране появился двухэтажный деревянный Томск; резные наличники; дома узкие и высокие, время вычернило их, просмолило до негритянского состояния; много ли от этого осталось, или братва уже пожгла, расчищая место под застройку? Надо бы слетать, подышать запоздалым морозом, легкие прочистить.
Тёма в разных видах.
Жанна.
Он сам.
И снова Жанна.
Мелочи, детали, простое вещество обыденности. Скучное, но прочное. Какие-то события налетают извне, радуют, пугают, раздражают участников действа, производят вброс адреналина, но ничего по сути не меняют, неподвижный каркас остается.
Семейный альбом досмотрен. На последней странице – оставлено место. Для завтрашней фотографии, роскошной, торжествующей. Прекрасный эпилог романа с хэппи-эндом. Ульянин фотограф Серега должен сговориться с ателье, сгонять и отпечатать карточку, пока они сидят и выпивают; перед тем как разойтись, все распишутся на обороте, и фото будет вставлено в прорезь.
Версии будут сдуты, как пыль. Он кое-чему научился у Котомцева: например, продумывать мизансцены.
Завтра Жанна вернется от Яны, что-то она к ней зачастила; они пройдут по Чистопрудному, никакого "жигуленка" не будет – "жигуленок" давно уже пропал, как только завершились постановочные съемки; Ульяна экономит, и она права: заказ практически исчерпан, что тратить деньги на лишний контроль.
Они чуть-чуть опоздают, остальные уже соберутся; Степан пропустит Жанну вперед, а сам как бы замешкается в раздевалке; она войдет в ресторанный зал, и обомлеет. "Ностальжи" на этот вечер выкуплен – специально для нее; в зале только семеро гостей, за единственным столиком, все в маскарадных масках, но, кажется, понятно, кто такие. Она, считай, уже в ступоре, а тут еще гаснет свет, по его самоличной команде в зал вплывает пылающий торт, в свечах искрится надпись "Первое апреля!", все смеются, шумят, электричество вспыхивает, маски сброшены, Котомцев, Забельский, Ухтомский, Даша, Ульяна и Анна: все главные участники житейского спектакля, без которых шутка бы не удалась. И еще – Седая, Яна: это чтобы Жанне было чуть уютней.
Жанна растерянно оглядывается, и тут он весело вручает ей первый альбом, и она разочарованно краснеет. Он отдает ей второй альбом, и до нее доходит, что к чему. А дома… дома приходит время для последнего, семейного альбома. И тут уж ей становится окончательно ясно, зачем он, негодяй такой, жестокий деспот и тиран, подлец, предатель, чурбан, все это затеял. Да лишь затем, чтобы она, померкшая, ставшая пресной, сревновала; сревновав, напряглась бы; напрягшись, рассердилась; рассердившись, втянулась в интригу; а втянувшись, ожила, помолодела, расцвела. Горько нам было, пускай станет сладко. Аплодисменты, занавес, цветы. А на утро… на утро припасен еще один сюрприз.
Он блестяще провел свою партию; завтра вечером – сеанс разоблачения, шампанское и первоапрельский торт. А сейчас пора в спортивный клуб, растягивать стареющие сухожилия, качать энергию, удерживать форму. Каждый сам решает, как ему проще дожить уходящую жизнь: в упругой моложавой оболочке, или в рыхлой, стареющей; долго-долго сопротивляясь давлению смерти или затевая с нею быструю игру в поддавки.
ЧАСТЬ 3
Глава девятая
1
Вот и все: подытожила Жанна.
Иван подтвердил: вот и все.
Каждый вложил в эти слова – свое. Она – веселый намек на будущее, он какое-то смутное беспокойство. Даже попытался поделиться: "Знаешь, я хочу сказать…", но передумал. Передумал и передумал. Его святое право. По любому детективный сюжет развязан, формальный контракт исчерпан, а что будет впереди – покажет жизнь, потому что жизнь мудрее. Остается возвратить хозяину техническое средство, ненавистный и прекрасный навигатор, от которого давно нет никакого толку. Но как же с этой штукой трудно расставаться!
– Ваня, подожди минутку. Посмотрю последний раз. Доиграю в сыщика: когда-то еще придется!
Экран налился привычным серо-синим светом. Проявилась цветная трасса, Подмосковье; шарик покатился колобком. Бог ты мой! да ведь они же рядом. Иван и Жанна за Николиной горой. А Мелькисаров в соседней Барвихе. Между ними километра полтора, не больше. Шарик закатился в калитку, как мячик в нарисованные ворота; поселок "Veteransky", дом 15. Жанна ахнула и впала в ярость, чуть не захлебнулась прошлым:
– Да я же знаю, где это! мерзавец, подлец и скотина.