Галка перевернулась на живот, раскинула руки, будто крылья: слушаю.
– Нет, не буду, ерунда какая-то.
В свете солнечного дня
Вся сияя и блестя, дева юная пред кэпом проплыла.
Ах, девчонка высока, и красива, и стройна,
Не заметила седого моряка.
– Теперь, Олька, я, – воскликнула Галка. – Запоминай.
Возвращался капитан, как влюблённый мальчуган,
К своим брошенным в кусты бычкам.
Но хвостатые коты съели все его бычки,
И остался он голодным, капитан.
– Ничего себе – голодным, весь холодильник забит, – среагировала я на Галкин экспромт. Мы еще долго дурачились, но стишки всё никак не получались, примитивные какие-то, наконец нам надоело, и мы завыли песенку про японку:
Так наливай, чайханщик, чай покрепче.
Много роз цветет в твоём саду.
За себя сегодня я отвечу,
За любовь ответить не смогу…
Мне всегда доставляло удовольствие, просмотрев очередной фильм, наиграть по памяти мелодию из него и горланить, правильно-неправильно – значения не имело. Вот и сегодня, вернувшись домой с пляжа, начала мурлыкать песенку про капитана, пытаясь втиснуть в нее наши с Галкой корявые строчки. Бабка, хорошо знавшая все настоящие слова, заругалась: что за хохма, зачем такую песню портишь, дед ведь как ее любил. А мне было смешно и радостно. Как всё-таки приятно, когда в двадцать лет кого-то покоряешь наповал. Как он на меня смотрел! Какие у него глаза! Как у того кота, который сожрал его бычки, хорошо еще, что кошки пиво не пьют. Рассказать бабке, похвастаться? Нет, не буду, воздержусь, с моими предками шутки плохи, не поймут, еще скандал закатят.
В общем, через несколько дней забылся и моряк, и его добыча. Я вечером выфрантилась и поплентухалась к подружке – пора в таком прикиде в центре себя выгулять, мы же собирались тогда с Галкой на Приморский бульвар, да капитан перебил. Мне ничего пока не надо, кроме как наряды показать. А почему только наряды? А я сама? Вот какая я! Смотрите, любуйтесь, завидуйте!
Да, это я! Мне двадцать лет! Я не хожу по этой грешной земле, я летаю над ней. И первые жертвы моей неотразимости уже есть. Хочется покорять, нравиться всем. Пусть видят, как я хороша! Какая классная у меня фигура! Смотри, как вон тот парень пристально за мной наблюдает, весь изворачивается, чтобы лучше разглядеть. Явно хочет подрулить. Пусть только попробует, так и получит от ворот поворот.
Галки дома не оказалось, умотала без меня. Куда бы это, утаивает от меня, подружка называется! Осталась я с большим носом, как говорит моя бабка. Идти к Лильке Гуревич или Фатиме, потом с ними куда-нибудь переться что-то нет желания, будут нагружать меня своими проблемами. Приморский подождет, посижу в своем дворе, покурю с мальчишками, в пинг-понг поиграю.
И надо же. Едва так про себя решила, а навстречу, чуть ли не нос к носу, капитан плывёт, никак не перебежать на другую сторону улицы. Он от радости в ладоши захлопал.
– Здравствуйте, милое создание. Такой девушке, как ты, ходить без конвоя опасно, хороший рулевой нужен.
– Это неизвестно ещё кому грозит опасность, – моментально парировала я.
Он как рассмеётся:
– Молодец, внучка капитана! Далеко плывёшь? Домой? А может, куда-нибудь сходим?
– Я со взрослыми дядями не гуляю, рановато ещё.
– Оглянуться не успеешь – поздно будет. Это только кажется, что молодость долгая. Я себя только в качестве охраны предлагаю.
Что это я кипячусь? Уже ведь совсем не маленькая. Мне всё равно делать нечего. Лето летит, после экзаменов две недели промелькнули как один день, а так толком никуда еще не выбралась. Про себя решила: не шастать же с ним по Дерибасовской, ещё Леня, мамин брат, или еще кто-нибудь узреет. Может, в парк Шевченко двинуть. Там всегда что-то интересное происходит.
Но капитан предложил послушать у него дома музыку Наивный в свои дремучие годы, за кого он меня принимает?
– Спасибо, мне музыка в музыкальной школе на доела. Я сама концерт могу исполнить по заявкам телезрителей.
Он смеялся, смеялась и я. Стало так весело. Мы оба понимали, что просто играем в какую-то загадочную игру, и внутри у меня проснулось соперничество: кто кого переиграет.
– Тогда вместе поужинаем. Какой предпочитаешь ресторан?
– Мы девушки скромные, неиспорченные, по ресторанам не шляемся, в основном по кустам, – от своей неудачной хохмы я смутилась, а капитан, наоборот, оживился. А он симпатичный, когда улыбается, даже молодеет.
– Что ж, придётся и мне молодость вспомнить. По кустам так по кустам".
– Извините, Всеволод Иванович, я неудачно пошутила.
– А я нет. Не могу припомнить, когда последний раз вот так просто гулял по улице, да ещё с такой коварной собеседницей.
– Наверное, до моего дня рождения. Он остановился:
– А ведь ты, Оленька, недалека от истины, может, даже и раньше. Я ведь войну прошёл, с четырнадцати лет на флоте. А после войны плавал, учился. Особенно ухаживать за девушками не было возможности. Так всё пролетело, всё думал, успею…
– Так вы, выходит, настоящий морской волк?
– Не знаю, как насчет волка, но море – вся моя жизнь, я другой не знаю.
– И мой дедушка тоже, – я глубоко вздохнула, веселость мигом улетучилась. – Он ничего в жизни кроме воды и шторма за бортом не видел. Через три войны прошёл, и все на море. Тонул, горел, чудом спасся. Оно его вторая родина.
Незаметно мы добрались до Аркадии. Разговор то клеился, и тогда оба живо включались в него, находя общие темы, чаще всего связанные с морем, Одессой, либо умолкали, думая каждый о своем. Я все пыталась разгадать тайну жизни Всеволода Ивановича – пока что он не очень приоткрывал ее, так, общими штрихами. Ну и я не буду распространяться.
– Не знаю, как ты, Оля, а я очень жрать хочу, – как-то по-простому совсем неинтеллигентно выразился капитан. – Целый день учился, повышал квалификацию, перекусить некогда было. Пошли в ресторан. Боишься, нас увидят, что-то нехорошее подумают? Я соображу что сказать: вот собираюсь на тебе жениться. Не возражаешь?
Он озорно посмотрел на меня, и взгляд был такой теплый, теплый. Этот совсем чужой и взрослый мужчина так умел расположить к себе, что мне вдруг почудилось, что я знаю его тысячу лет. Мы поднялись на освещенную балюстраду и вошли в зал. Он был полностью заполнен, я немного стушевалась и машинально сделала шаг назад, наступив своему кавалеру на ногу. Всеволод Иванович по-хозяйски огляделся вокруг и, подхватив меня под руку уверенно подвёл к дальнему, у окна, столику за которым сидели какие-то мужчины.
– Пришвартоваться к вам можно? Я не один, с дамой сердца, – и для убедительности, что ли, поцеловал в щечку. От внезапности у меня мурашки по телу побежали. Мужчины уставились на меня, как будто никогда в жизни женщин не видели.
– Что за разговор, Всеволод Иванович, конечно, проходите, – они засуетились, повскакивали со своих мест, где-то раздобыли два стула и усадили нас. Я оказалась у самого окна, оно было приоткрыто, задувал приятный ветерок, не так душно. Да и как с капитанского мостика хорошо все наблюдалось.
– Всеволод Иванович, вы давно в Одессе?
– Два месяца уже. Если бы не эта красавица (он показал на меня пальцем), давно бы в рейс ушёл. А так, она меня не пускает Говорит, люблю, жить без тебя не могу. Ах, да, познакомьтесь: это моя Оленька.
Я занервничала, мы так не договаривались, подумала даже: может, встать и уйти сразу, но вместо этого выпалила:
– Не верьте, Всеволод Иванович друг моего дедушки покойного.
– А мы и не верим, – дядьки сидели, как пришибленные, и только переводили взгляды то на меня, то на капитана. – Вы, девушка, на него не обижайтесь, он шутить любит. Но не со всеми. Он знаете, какой строгий! Давайте выпьем. Всеволод Иванович, что Оленьке налить?
– Ситро. Шампанское может пузырями из носика выскочить, да ей шампанское ещё рано, если только ближе к вечеру…
Я успокоилась, почувствовала, что напрасно волновалась, мне ничего не угрожало в этой мужской компании. Я только молила бога, чтобы никто из знакомых меня не запеленговал. Сидела и наблюдала, как они все стараются ему угодить, даже понравиться. А капитан, разговаривая с ними, не переводил с меня своего взгляда, впивался в меня излучающими ласку глазами. Где-то мелькнула мысль: неспроста все это, но зачем ему студентка, когда столько вокруг свободных и ухоженных женщин? Пофорсить, вспомнить молодость? Они всё говорили о каких-то рейсах, штрафах, других неприятностях, у какого-то судна сильным штормом перебило мачту. Я пропускала всё мимо ушей. Один, который сидел напротив, строил мне пьяные глазки. На салфетке что-то написал и незаметно положил под руку. Не разворачивая, я скомкала бумажку и бросила в тарелку. Мой ухажер дождался, пока доела мороженое, и громко произнёс:
– Все, мужики, спасибо, что приютили. Нам пора баиньки, в теплую постельку.
Вот сволочь, коварный гад, как он меня уел. Я тебе покажу, где раки зимуют, теплую постельку. Правильно бабка причитает, не верь мужчинам, обманщики все. Пофорсил перед этими водоплавающими, что такую девчонку подцепил. Мол, смотрите, каков я. Вот никуда не пойду, возьму и приглашу танцевать этого молодого, что напротив, кто он там – вроде моторист задрипанный. Но капитан уже расцеловался со своей старой командой и крепко ухватил меня под ручку: "Пойдём, дорогая". Я чуть не взвыла от злости. Как мне хотелось в ту минуту развернуться и врезать ему свободной левой, но он ловко перехватил её.
– Вы что, – взвизгнула я, – мне больно! Синяки будут, что за шутки идиотские? В каком свете вы меня выставили? Что они подумают обо мне?
– А что они могут подумать? Нравишься мне ты, я им честно сказал об этом.