Пораньше рванула в столовку за едой для больной студентки. Поварихи налили в банки какого-то супа, и я понеслась в общагу. Но моя подопечная совсем раскапризничалась: ни за что не буду есть эту бурду, еще хуже станет, это же отрава какая-то. Не долго думая, я переставила банки в свою сумку и рванула на автобусную остановку. Уже тогда решила, что отвезу-ка я этот "аппетитный" супчик на первую станцию Большого Фонтана в ветеринарную лабораторию, я туда часто приносила из маминой мясоконтрольной свинину или говядину на проверку. Танюшка, лаборантка, очень внимательная и услужливая девушка, никогда не капризничала, если нужно, оставалась и после рабочего дня, только вздыхала: ладно, давай, что с тобой делать, не травить же людей.
Вот и сейчас я подумала: пусть на анализ возьмут это произведение кулинарного искусства, пробу сделают. Только бы успеть до закрытия. Мой видок потряс Танечку. Я всё ей подробно доложила, как у нас крутят желудки, вызывая рвоту а у некоторых ребят еще и температура поднялась. Договорились, как будет готово, Татьяна сообщит результат моей маме.
Как обрадовалась бабушка! Всё с меня сняла и сразу вываривать, потом вывесила мои вещи сушиться на балконе. А я полезла в ванную и уж наплескалась от души. Только вышла, звонок в дверь, пришла Лилька Гуревич. Я, лёжа на Алкиной тахте, расписывала ей все прелести колхозной студенческой жизни. Как мы ходим ночами на баштан и тырим арбузы, и виноградникам от нас достается. Какие у нас в группе замечательные пацаны, нет, это не одесские мальчишки – всезнайки и циники. Простые деревенские пареньки. Точно, Лилька, такие, как у Харитонова Иван Бровкин. С такими ребятами меня никогда ещё не сталкивала жизнь. Перед ними не надо играть комедии, что-то из себя воображать.
Не знаю, каким чувством, шестым или двадцатым, но я почувствовала, что они смущаются меня, хотя по возрасту я как минимум года на три младше, а то и вовсе теряются, особенно самый старший из них, Афанасий. Вот уж имя поимел, хоть стой хоть падай. Ему все в рифму: Афанасий восемь на семь, а он стесняется ответить. Лилька внимательно слушала. И вдруг, не пойму с какого бодуна, я предложила ей поехать со мной в этот учхоз на один день. Познает счастье колхозной жизни, а вечером посадим в автобус и отправим назад.
Только одна подруга отчалила (пошла советоваться с мамой), как заявилась другая, Рогачка. Бабка, открывая ей дверь, подивилась:
– Вы что, её по запаху вычисляете?
Галка, скорчив рожицу, пальчиком указала на балкон:
– Так вы сами же, Пелагея Борисовна, весь Олькин гардероб вывесили. Привет славным советским колхозникам, труженикам полей! – радостно воскликнула Рогачка, будто с трибуны на демонстрации. – Фу, подруга, что-то говнецом попахивает или конским навозом. Вы что, в конюшне ночуете?
– Да ладно, все выветрилось. А ты права: у нас не общага, а свинарник вонючий. Галка, у тебя сигареты с собой, выйдем на балкон, покурим.
Мы присели на приступок, и две тоненькие струйки дыма потянулись вверх к небесам. Голова закружилась, давно не затягивалась, отвыкла. Рогачка приболтала съездить в центр, немного прошвырнуться. Как ни возражала бабка, даже прикрикнула на меня, что редко с ней случается, мы уже через час прогуливались по Приморскому бульвару.
Как хорошо! Никаких забот, никаких хлопот. Я в лицах рассказываю о своих учхозовских приключениях. Здороваемся со знакомыми ребятами, то с одними посидели, то с другими. Насмеялись, накурились, даже немного выпили, самого легкого коктейля. Галка тянет еще на Греческую площадь, а сил никаких нет. Все, завтра буду дрыхнуть целый день. Так оно, возможно, и было бы, но я сболтнула, да еще в красках, что творится в этом учхозе, чем нас кормят. Мама моя пришла в ужас и наказала, как проснусь, сразу телемпаться к ней на Новый рынок, где уже стояли заготовленные с рассвета сумочки. Как только я с ними вернулась домой, бабка тут же взяла меня в оборот в полном смысле этого слова, она заставила крутить мясо через мясорубку и отбивать битки. "Сейчас нажарю котлет, с собой все возьмешь, на неделю хватит, потом, может, еще вырвешься", – объявила она мне, взбивая и колдуя над фаршем.
Лилькина мама разрешила ей на денек смотаться со мной в колхоз. Мы уехали первым рейсом. Овидиопольское шоссе было еще пустым, и водитель отводил душу, играя со скоростью. На первом сиденье маячила знакомая головка нашей преподавательницы, видимо, тоже на воскресенье смылась из колхоза. Утро было замечательным. Легкий ветерок задувал в верхнюю приоткрытую форточку, лаская лицо. Лилька отчего-то перевозбудилась, стала заикаться, порой не могла даже говорить. У неё это бывало, когда нервничала. Но на подъезде к учхозу успокоилась. Битком набитые сумки мы еле дотащили от остановки.
У девчонок боли в желудке так и не прошли, еще и один мальчик из другой группы мучился животом, вообще практически бредил. Вот дураки, что же не вызвали "скорую", с этим шутить нельзя. Я напоила их всех бабкиным отваром, у бабки был свой рецепт на этот случай, настой каких-то трав, специально покупала их на рынке и держала отдельно от других лекарств.
Ребят уже не было, наверное, в столовой. Но и там их не оказалось. Мы с Лилькой, не спеша, потопали следом. Я как бывалая рассказывала подруге, что к чему. Когда идёшь вместе со всеми, как-то не замечаешь расстояния, да и головой не крутишь по сторонам, всегда найдется человек, который знает дорогу. А сейчас у первой же развилки я не могла вспомнить, куда нужно повернуть. Озирались по сторонам и не заметили, как прямо на нас выскочил парень на лошади. Как мы заорали! Лилька даже перестала заикаться. Он промчался вперёд, но потом развернулся и медленно к нам приблизился. Я узнала его. Это был аспирант с винодельческого факультета, он уже угощал меня виноградом, название этого сорта – "дамский пальчик" полностью соответствовало вкусу плода.
– Девчонки, есть деловое предложение, работа не пыльная, срезать с одного куста все гроздья винограда, описывать их, взвешивать и проверять на сахаристость. А самое главное просчитывать количество виноградинок на каждой веточке: сколько полностью созревших, сколько недоразвитых, сколько засохших и поражённых какими-то личинками. Нужны две помощницы. Пойдете?
Он еще долго что-то объяснял, цепко впившись в нас глазами, уговаривал, работа очень увлекательная, исследовательская, но мы отказались: вот заплутали в этих кукурузных дебрях, а нас давно ждут, ищут уже, наверное. Мне было интересно быть со всеми, хотелось поближе познакомиться с ребятами из нашей группы, вполне современными девушками и парнями, которые знают много такого, чего мне, горожанке, совершенно не известно. Они знают жизнь, особенно кто прошел уже армию. Я поняла, они нарочно старались при поступлении в институт корчить из себя простачков, впервые увидевших трамвай.
Всадник спешился, привязал лошадь к дереву: давайте за мной, а то совсем заблудитесь. Мы с Лилькой заиграли накрашенными под Шехерезаду глазками и двинули следом за аспирантом-азербайджанцем, который повел нас к нашему полю напрямик, вечером приглашая на шашлык. Хорошо, а не потащить ли к нему на его виноградник всю нашу группу? Подлянка, конечно. Но нас ждали приключения покруче.
Афанасия, нашего самого взрослого парня, члена партии, избрали нашим старостой, по всей вероятности, ещё до поступления в институт. В деканате, очевидно, так решили. Нам же только оставалось дружно первого сентября за него проголосовать. Надо мной, похоже, он лично взял шефство, показывал, как ломать початки правильно, сам их ломал и сам относил. Пока я выкорчую один, у него уже их полмешка. Как здесь не спеть:
А я сыджу в кукурудзи, а я всэ сыджу,
Бурлыть шось у пузи, а я всэ сыджу.
А мы действительно сидели в той кукурузе, уже не стесняясь. Не до стеснений, если прихватывало. Бедные наши животики…
Какие все-таки мы были еще дети, вчерашние школьницы. Бесились, прыгая между рядами, приставив самые здоровенные початки к тому месту, что пониже пупка. Что было в этом смешного по большому счёту? Но вид ярко-жёлтого налитого кукурузного початка со свисающими нитями курчавых шёлковых вьющихся волокон заставлял хохотать буквально до упаду. Особенно всем девчонкам доставляло удовольствие идти строем за Афанасием с незабвенным атрибутом впереди. А может, сегодня у всех было особенно приподнятое настроение, поскольку я объявила о лакомствах, которые ждут нас вечером в общаге? Дорожку, где добыть хорошее вино, а также самогон недорого, наши мальчики уже протоптали.
Мою Лильку приняли очень хорошо, сошлась с коллективом, уговаривали остаться, это необъятное поле наконец кончилось, его обчистили до основания, уже даже комбайн наступал на пятки, перемалывая высохшие трёхметровые стебли на силос, но еще полно других полей, неубранных. Да и что в городе сейчас делать, жарковато и пыльно, купаться, конечно, еще можно, но вода все-таки не такая, как в июле или августе, а здесь воздух, природа.
Уставшие, мокрые от пота, подтрунивая друг над другом, с шутками-прибаутками мы плелись назад. Трудовой энтузиазм нагнал хороший аппетит. Но столовая была закрыта. Издали увидели тучу студентов, толпящихся у дверей. Меня как током пронзило. Наверняка дело моих рук, а может, и нет. В толпе пошли разговоры, кто-то сильно потравился, даже на "скорой" увезли, вот и прибыла срочно комиссия. И начальства разного столько понаехало. Берут пробы, шум, гам, крики, магазинчик тоже прикрыли, и в общежитии шмон. Грязнуль поварих повезут на медицинское обследование, вон их всех собрали около уазика, допрыгались наши кормилицы.
Я только увидела, как лицо нашего Афанасия покрылось пятнами, и он перемигнулся со своими товарищами по комнате Веселовским и Яковенко.