– Зато я знаю, что он из себя представляет. Два сапога – пара. Я тебе чай сейчас согрею. А вещички давай сюда, выварю. Хрен она что докажет. У меня ты, если что, ночевал. А если будет выступать ещё, то скажу, что она сама тебе прохода не даёт. Я много чего о ней и о нём знаю. Пускай только попробуют. Ленку нашу по полной поимели, теперь за тебя взялись. Не выйдет у них ничего. Ты полежи и успокойся. Я сейчас быстро.
Влад никак не мог прийти в себя, всё высматривал в окно, не едет ли кто за ним. Но двор жил своей обычной жизнью. Попив чай, он немножко успокоился, порывшись в карманах, не обнаружил отцовского ножичка.
– Ты что ищешь?
Ниночка занесла в комнату таз с его вещами: здесь развешу а то ещё кто увидит. Она уселась рядом с ним на диван. Сначала гладила, потом мелкими нежными поцелуями покрыла всё его лицо, шепча: я люблю тебя, я так люблю тебя. Что хочешь со мной делай. Живи со своей женой, а я всё равно буду тебя любить. И ждать Вовчика своего единственного.
Влад молча принимал ласки любящей его девушки. Отстранить её не хватало духу. От такого искреннего участия и нежной любви он позабыл обо всем, сгрёб в охапку плачущую Ниночку, и страсть пронеслась ураганом по телам молодых людей.
Когда Влад уснул после наслажденья, Ниночка сбегала навестить Дорку заодно и посмотреть, что там и как. В коридоре было темно, из-под двери соседей пробивалась полоска света, на полную мощность был включен телевизор. Ниночка открыла Доркину дверь и прошмыгнула в комнату. Никто её не заметил. Ночнику кровати Дорки только освещал её лицо. Она спала, её профиль чётко отражался на стене, грудь спокойно то поднималась, то опускалась. Девушка наклонилась над спящей Доркой: мамочка, я так люблю его, выздоравливай! Дорка открыла глаза: кто здесь?
– Это я, Нина.
– Ниночка, а что сейчас – утро или вечер?
– Тётя Дора, почти ночь.
– Ниночка, эта сволочь последняя приходила, потом её муженёк, всё моего Вовчика спрашивали. А я уснула и не знаю, когда он ушёл. Что им от него надо? Телефон меня доконает. Я Вовчика всё прошу с ними поговорить. Что за люди, неужели так тяжело отключить, когда уходят.
Ниночка, поправила постель, потом тихонько прошептала на ухо:
– Тётя Дора, не просите, не унижайтесь. И Вовчика к ним не посылайте. Они же всё назло вам делают Негодяи они. А Вовчик к себе домой давно поехал.
– Как домой? Здесь его дом. Рядом со мной, с нами. Разве такой судьбы я хотела для единственного сына? Скажи, а? Ниночка, а у тебя парень есть? Пора ведь.
– Есть, тётя Дора.
– Хороший?
Ниночка помолчала и еле выговорила:
– Тётя Дора, самый хороший, я его очень люблю.
– Вот и хорошо, слава богу. Я за тебя очень рада. Жаль, что мой Вовчик такой дурак. Такую, как ты, потерял.
– Тётя Дора, мы, к сожалению, только верные друзья. Девушка наклонилась над Доркой, поцеловала её в щёку: я завтра забегу.
Влад несколько раз менял свой путь к дому. В тот раз сошел с трамвая на предпоследней остановке и через пустырь, где теперь громадную стройку развернули, через сараи быстро заскочил в парадную. Тихонько открыл дверь и здесь же услышал плач Надежды Ивановны.
– Вовчик, ты? Наконец-то. У нас такое несчастье. Где тебя носит? Наденьку нашу "скорая" забрала. Пришла вся чёрная, сразу легла, сказала, голова у неё сильно болит. А сама всё за живот держится. И стонет, стонет. Я и так к ней, и так. Смотрю, её уже всю знобит. Попросила девчонок сбегать к телефону-автомату на остановку "скорую" вызвать. Так она ещё стала со мной ругаться. А я же вижу, ей совсем плохо. И это ещё не все. Не знаю, как тебе сказать. Ты ж уже взрослый мужчина, у неё кровотечение. Как могла, замыла, но ты обязательно ещё раз все протри, в холодной воде простынки замочи, я потом выварю. Вот напасть. Завтра с утра прямо в больницу езжай. Её в Еврейскую отвезли, где Дорка лежала, в гинекологию.
Влад всё вымыл, поменял постель, так до утра и не ложился. Всё курил в форточку и всматривался в темноту ночи. Пока он там с Нинкой кувыркался, его жена чуть богу душу не отдала. Что с ней случилось? Хоть сейчас беги, но никто же не пустит Скорее бы утро. Мать права, когда повторяет: пришла беда, открывай ворота. Только какая сейчас пришла беда?
С первым трамваем он уехал в центр города. В приёмном покое дежурная, узнав, что он муж, ехидно процедила: на что только не идут бабы, чтобы мужиков удержать. В наше время делать подпольный аборт… Была бы девчонкой неразумной, а то тетке под полтинник. Совсем показилися.
– Вы что-то перепутали, моя жена, Надежда…
Он не успел договорить, дежурная обрезала его на полуслове.
– Ничего не перепутала, вашу жену всю ночь откачивали, дуру старую. Пишите записку, ей передам, вас к ней всё равно не пустят, – она вырвала лист из тетрадки и предложила карандаш.
У Влада дрожали руки, в голову ничего не лезло. Он быстро начеркал: "Дорогая, скорее выздоравливай, люблю, целую, твой муж Влад". Дежурная, закатив глазки, покачивающейся походкой двинулась к лестнице, обернулась, спросила, будет ли он ждать ответа.
Время тянулось бесконечно долго. Только сейчас Влад почувствовал, как он устал. Столько сразу свалилось на его голову. Болезнь матери, эта сволочная На талья с мужем с изощрёнными подлостями. Ещё и Ниночка со своими страданиями и влажными от слёз влюблёнными глазами. Да и Надя, его любимая Наденька, как она могла так поступить. Ничего ему не сказала. Даже не посоветовалась, как будто бы он для неё никто. А он ведь отец ребёнка. Почему она это сделала? Кто дал ей право за него решать. Господи, всё ей прощу, только бы выжила, только бы всё обошлось. Бог с ним, с этим ребёнком, будут еще. И всё-таки, почему она с ним не поделилась. Может, и приняли бы такое решение, но вместе. Он, получается, для неё никто, ноль без палочки. В кармане Влад по привычке стал нащупывать отцовский ножичек, но его в карманах не оказалось. Я ж костюм новый надел, наверное, в старых джинсах остался. Хотя и в джинсах его не было. Неужели выронил в комнате "коммунистического субботника" или в ванной, когда застирывал джинсы. Неужели потерял?
– Молодой человек, вам послание, – отвлекла Влада девушка в белом халате, наверное, медсестра. Он взял в руки всё тот же листок, с обратной стороны которого было написано одно слово: прости.
Он вышел из больницы в тумане, не заметил, как доплёлся до работы. Заглянул в Надеждин отдел, сказал, что она заболела и просила его поехать на объект. А сам помчался к Дорке, в голове стучало только одно: ножичек, ножичек! В комнате застал мать, стоящую у окна. Она, опираясь на стул и палку, улыбаясь, при виде сына выпрямилась.
– Видишь, я уже шкандыбаю потихонечку.
– Мама, ты ножичек не видела? Не попадался тебе?
– Та какой тебе ножичек? Не видишь, я уже хожу, порадовался бы за мать.
– Вижу, мама, вижу, ты ножичек отцовский не брала?
Не глядя на Дорку, Влад выбежал в коридор, всё обшарил на кухне, в ванной и туалете. Ножичек как сквозь землю провалился. Последняя надежда, что, может быть, по дороге к Нинке обронил или у неё оставил… Как неудобно всё вышло с Нинкой. Как он мог опять поддаться её ласкам. Подлец он, любит другую, а переспал со всегда готовой на это Нинкой. Что всем этим бабам от него нужно? Только одно – и этой Нинке, и "коммунистическому субботнику", да и его Надьке тоже.
Эх, Надя, что же ты наделала? На работе ни с кем не считается, ну это ладно, там она хоть начальник. Но, выходит, в их личной жизни он для неё никто, а столько лет прожили, уже давно мог стать отцом. Он тоже хорош, ничего не замечал, все был занят болезнью матери. А вдруг Надя пыталась с ним поговорить? Что-то не похоже. Влад так заскрипел зубами и застонал, что Дорка не выдержала:
– Что ты здесь всё ищешь, ты у своей "учёной" спроси, она у тебя всё знает.
Влад не выдержал, вспылил:
– Ты, ты одна во всём виновата, всё время в жизнь мою лезешь. Как ты к моей жене относишься? Отвратительно.
Дорка, обеими руками ухватившись за стул, с запотевшими от напряжения очками, ничего не видя перед собой, заорала:
– Какая она тебе жена? Кто сказал, что она тебе жена? – Дорка залилась в причитаниях: – Нашла молодого пацана и пристроилась. Кому она до тебя нужна была? Старуха, почти моя сверстница, ни стыда, ни совести, мальчишку в кровать затащила. Всю жизнь тебе поломала. Давно уже бы женился, если бы не эта бтядь старая. Умную чересчур из себя корежит. Попомни мои слова: использует тебя, пока ты молодой, в силе, а потом выплюнет и другого дурака найдёт Такие "ученые" жёнами не бывают. Ты лакей для нее, для обеих лакей, прислуживаешь им, рад стараться. Обо мне совсем забыл.
– Мама! Прекрати, мне и так тошно, – взмолился Влад.
– О, опять трезвонит! Слышишь? Разрывается.
– Мама! Это они сами к себе звонят.
– Зачем? Там же никого нет, – завопила Дорка, двигая перед собой стул.
– Чтобы мучить тебя, изводить. Ублюдки они, а не люди. – Влад подошёл к окну и тихо произнёс – Национализм непобедим.
Дорка не расслышала, переспросила:
– Что ты сказал?
– Мама! Они ненавидят нас потому, что мы евреи. Это тебе понятно?
– Так какой же ты еврей? Витенька же русский был, из дворян.