* * *
Прошел год. Аваз одним из последних покидал слесарные мастерские. Вот уже, как девять месяцев, по совету "Академика" он инкогнито высылал деньги сиротам. И действительно, в его жизни появилось облегчение, у него была цель – улучшить жизнь детям погибшего сторожа. "Не хотел я смерти этому бедолаге, так вышло. Грех на мне, страшный грех. Смыть я его не смогу, однако хоть как-то облегчу жизнь его деткам". – Эти мысли не покидали грешную голову Аваза. Вот и сейчас он задержался в слесарных мастерских, так как заканчивал изготовление детских сувениров. Маленькой девочке он изготовил деревянную, красивую, музыкальную шкатулку, внутри которой сидела кукла, на внутренней стороне крышки было вмонтировано маленькое зеркальце. Мальчонке он изготовил шахматную доску с вырезанными из красного дерева фигурами.
Аваз оказался невольным свидетелем диалога "Рябого" со "Штырем". Аваза они не приметили, были за деревянной перегородкой.
– Нашел подходящий кабель? – проскулил "Рябой".
– Да, нашел, – прошипел сквозь зубы "Штырь".
– Смотри, ошибаться больше нельзя.
– Понял, "Рябой", понял. Мне этот "Академик" вот где сидит, – "Штырь" провел рукой у горла. – В гробу я его видел, в белых тапочках.
"Штырь" с "Рябым" вошли в слесарные мастерские, Аваз пригнулся, спрятался за слесарным станком.
"Штырь" на электрощите отключил общий рубильник, подошел к слесарному станку, за которым работал Алдан….
Через некоторое время все было готово, оба удалились. Аваз вылез из убежища, осмотрел слесарный станок, мотая головой, произнес: "У-у, черти! Жбанные. Бляхи недобитые! Это напряжение и слона убьет!".
Расчет был прост: утром Алдан должен был взяться рукой за металлическую рукоять слесарного станка, и тысячу вольт должны были сделать свое роковое дело.
Утро другого дня.
Алдан подошел к станку, взялся за металлическую рукоять, начал работу.
Аваз наблюдал за недоуменными физиономиями сговорившихся.
"Рябой" зло взглянул на "Штыря".
– Что происходит, твою мать?
"Штырь" пожал плечами.
– Разберись, во время перекура понял?
– Сам разберись "Рябой", нечистая сила! А, что еще может быть?
– Разберусь, разберусь, – прошептал "Рябой" – сам ты нечистая сила!
Во время перекура "Рябой" направился к слесарному станку Алдана. Взялся за рукоять, мощнейшие заряды электричества прошли через тело злоумышленника. "Рябой" пал замертво. Сбежался народ.
– Что это с "Рябым"? – прокричал Кузьмич.
– Амба! Нет "Рябого", – подвел Аваз.
– Как нет, этого не должно было бы быть, – простонал "Штырь".
– А с кем должно было бы быть "Штырь"? А? Что молчишь?
Язык проглотил! Или это должно было бы произойти с "Академиком"?
Зеки обнаружили потайной кабель.
– Все ясно, не рой чужому могилу, сам в нее попадешь, – заключил авторитет по кличке "Седой".
– А, как с тобой порешать, "Штырь"? – глядя на "Штыря", держа в руке "заточку", произнес Аваз. – Интрига не удалась, да?
– Не надо его трогать, пусть живет, – сказал Алдан.
– На этот раз, тебе повезло "Штырь". Что произойдет с "Академиком", буду считать, твоих рук дело – убью! Понял, морда беспредельная. – Жестко сказал Аваз.
– Аваз прав, кто тронет "Академика" не будет тому жизни! – подвел итог "Седой".
Сказитель "Книги судеб":
Это были самые тяжелые, тусклые дни в жизни Алдана. Но писать о них надо. Их было много, очень много, несчитанно много.
День своей обыденностью и нищетой походил на такой же, другой. Ночь на ночь. Скучное тоскливое однообразие, сменяло другое скучное тоскливое однообразие.
Много люда необразованного, озлобленного, страдально-мытарного, больного, неблагодарного повидал Алдан.
Много было и жлобных тупых завистников, просто отморозков. Опаснее, конечно, были они.
Без родины и флага, без принципов, просто шестерки и трусы, просто брехуны и предатели. Просто шизики и психопаты. Сколько интриг пережил Алдан. Свою философию и право на жизнь приходилось отстаивать кулаками. Каждый вновь прибывший авторитет видел в Алдане конкурента, пытался подчинить, поломать, покалечить, убить.
Алдан познал все "прелести" тюремной жизни.
Любой ночной шорох, хождение могли означать смертельную опасность, любая неосторожная нерасторопность – шило в бок.
Сложно было морально.
Алдан ждал спасительных добрых вестей. Он не мог до конца поверить, что жизни Анелии и Аиды трагически оборвались. Надежда и Вера на справедливый исход не покидала его. Эта Вера и Надежда придавала в моменты отчаяния силу. Возвращала его к жизни. Дарила свет душе и разум рассудку.
Встретил Алдан на зоне и преданных друзей, живших правдиво, пусть и по воровским понятиям. Не все так плохо в наших тюрьмах.
Из писем Алдана
Здравствуй, Антон!
Получил твое письмо, большое спасибо! Кстати о письмах. Раньше скептически относился к ним, ты знаешь об этом. Но сейчас, когда все так произошло, это занятие приобрело совершенно другой смысл и понимание. Тоже самое, думаю, думаешь и ты. Я очень рад, что у тебя все ладится. Что ты жив и здоров. Рад за Тимоху, за его достижения в учебе и спорте. Пытайся не затрагивать в беседах тему обо мне, если он этого не хочет. Она будет травмировать его.
Да, Антон, вот так бывает! Вот так и раскидала нас жизнь. Разве знали мы тогда на флоте, что все так сложится. Что я буду вот так "служить" в Сибири. – Нет, не знали. В самом кошмарном сне не приснилось бы. Теперь я узнал, что такое друг, настоящий друг. И что такое рок. Говорят, лучше учиться на чужих ошибках, да не говорят о судьбе ничего! Желаю тебе, Антон, избежать такого, будь осторожен, пусть бережет тебя господь, бережет ангел-хранитель и судьба.
Я знаю тебя, знаю, что ты бываешь, доверчив, как ребенок, но и бываешь горяч. Но все же постарайся беречь себя. Теперь, когда я вспоминаю все, что было, кто помог мне в трудную минуту, кто действительно оказался другом на деле, а не на словах, мне хочется сказать спасибо именно тебе, Антон, за помощь и поддержку. И никому больше. Дружба познается в беде. Извини за сантименты, я знаю, что можно было и не писать слова благодарности. Но прости, они уже написаны. Спасибо тебе!
Я считал себя сильным. И считал, что рядом со мной много сильных друзей. Однако, остался ты один. И за это спасибо судьбе.
До встречи. Обнимаю. Твой Алдан.
Сказитель "Книги судеб"
Оазис. Залитый солнцем оазис. Сколько путников спасал он на своем пути от жажды, голодной смерти.
Отрар, Сайрам, Туркестан, Тараз, Сауран, Дженд, Суяб… – города, где когда-то бурно текла жизнь. Великий шелковый путь пролегал в этих местах, шел через эти города, соединял средневековый Запад со средневековым Востоком. Караван-сараи, муллы, паломники-мусульмане, одинокие путники, путешественники, беки, бии, ханы, эмиры с их многочисленными воинами и свитой – кого только не повидала эта земля, этот путь.
Жизнь, казалось, никогда не покинет эти величественные, известные на весь свет города. Но то, что не в состоянии разрушить время, способен разрушить сам человек. Кочевники, пришедшие с Востока, из Центральной Азии, стерли с лица земли цивилизации Сайрама, Отрара, Тараза, Саурана, Суяба и многих других городищ Южного Казахстана. Пришли в упадок культура, искусство, наука, были уничтожены многие ремесла, угнаны великие мастера, а вместе с ними исчезли и многие секреты их "волшебства". Жизнь, казалось, не вернется обратно. Но жизнь возрождалась вновь. На месте одних обескровленных оазисов, вырастали и цвели сады других.
Вода была здесь всем. Уходила, исчезала вода – уходило, исчезало все. Текла, струилась, журчала вода – и ничто не в состоянии было уничтожить жизнь… Многое, очень многое повидали эти места: и войны, и разрушения, и засуху, и голод, и нищету.
И по сей день здесь цветут сады и огороды. Урюк, персики, виноград, слива, алыча, яблоки, дыни, арбузы… всего не перечислишь. Поистине плодородна здесь почва, трудолюбив народ.
Аул. Название аулу дала речка, на которой стоит он.
Ак-су – Белая вода. Хрустальна, чиста вода этой речушки. В горах рождается она. Старожилы села рассказывают, что когда-то это была большая река. Весной, выходя из берегов, она заливала поля, луга, затапливала мосты и в самое знойное время никогда не убывала. Какой только рыбы не встречалось в ней. Водились даже сомы, размеры которых иногда достигали человеческого роста.
Много, что еще говорят и вспоминают старожилы. И не поверить сказанному нельзя, и поверить отказывается разум от увиденного. Не назовешь ее сейчас рекой, да и речушкой-то трудно назвать. Разве, что на карте она сохранилась. Сохранится, быть может, для наших потомков – не рано ли хороним, не рано ли причитаем. Хотелось бы верить – дай бог.
На южной окраине этого селения стоит дом. Хорошо ухоженный сад, огород, двор. Вдоль "живой" изгороди растут огромные тополя. Дом находится на возвышенности. С его высоты можно обозревать всю местность – колхозные луга, поля, реку-речку с ее многоголосицей русел, ответвлений, которые то сходятся, то вновь расходятся, образуя на своем пути водную паутину.