* * *
Анелия, моя Анелия!
Можно я иногда буду называть тебя Алюля! Алю-лия! Мне нравится это звучание! А-лю-лия!
Ты просила написать о Черновцах. Этот город все называют "Маленький Париж". Я не был в Париже. Но если Париж похож на Черновцы, то это действительно красивый, прелестный город. Он очень специфичен, своеобразен. Сказать, что он похож на прибалтийские города – города католиков, и да, и нет. Ничего не сказать. Что он похож на другие города Украины – православные города – и да, и нет! Есть в нем турецко-мусульманский отпечаток. Его надо обязательно увидеть. Он как ты, Алюля, если увидишь, то обязательно полюбишь. Улицы здесь из черного лощеного камня. Дома разные, с богатыми фасадами, крыши черепичные, но не слишком острые, как в Прибалтике. Здесь чувствуется наслоение культурных, религиозных, архитектурных традиций различных народов, завоевателей, побывавших здесь, на земле по-своему обетованной.
Были здесь и австрийцы, и венгры, и румыны, и турки, и немцы, и русские.
Красив город во все времена суток. Ночью и под утро – это сказочный город, он как игрушечный. Город из моих детских снов и грез. Дома строили как будто для сказочных сюжетов. Везде уют, порядок, ухоженность.
Очень важное дополнение, он расположен на холмистой местности. Здесь непривычные для равнинного степного жителя крутые спуски и подъемы дорог, тротуаров. Каменные пешеходные мостики, мосты. Здесь и православные церкви, и католические, и мусульманские, и море других мелких религиозных конфессий.
Алюля, люблю я только тебя, но справедливости ради скажу, что девушки здесь твоих кровей. Твои сестры очень привлекательны, красивы, стройны, высоки. Видимо, сказался богатый генетический фонд. В своем большинстве это кареглазые, смуглолицые хохлушки. Светлых волос почти нет. Пишу тебе как внимательный посторонний наблюдатель, а не как герой – любовник, или участник любовных утех этой реальной действительно красивой жизни в Черновцах.
Вокруг города – красивейшие леса, озера, хвоя, зайцы, лисы, живность, грибы. И, что удивительно, совершенно нет комаров.
Конечно, лучше приедешь ко мне и увидишь сама красоту этих сказочных мест. Люблю тебя, Анелия, моя Алюля!
Анелия, помнишь Есенина: "Шаганэ, ты моя Шаганэ!"
Я продолжу по иному:
Алюля, ты моя Алюля!
Мне бы петь при луне, при тебе.
Чтоб душа не скучала твоя,
И была вся сияньем полна,
Алюля, ты моя Алюля!
Потому, что ты с севера что ли,
Где нет лета и вечно зима!
Где нет света, одна лишь пурга.
Алюля, ты моя Алюля!
Потому видно с юга и я,
Где земля вся травой зелена,
Где нет осени, вечно весна,
Алюля, ты моя Алюля!
Анелия, я скучаю по тебе. Написал для забавы!
Усмиряю свои чувства на листе бумаге. В разлуке любовь крепчает, набирает выдержку, как игривое вино. Не зря вино считается любовным напитком. И то, и другое бьет в голову, пьянит, будоражит.
Из письма Алдана к Анелии.
* * *
Здравствуй, Алдан!
Ну, зачем ты уехал так далеко. Это нечестно. Я не могу без тебя, я скучаю. Не то слово. Я люблю тебя. Ты мой! Никому тебя не отдам!
Сижу на лекции. Время не идет, потому что тебя нет рядом. Вспоминаю, как мы ходили в зоопарк и в цирк – так было здорово! А помнишь, кролика в клетке с удавом! Этого кролика давным-давно съел этот ужасный удав! Сижу и вспоминаю…. А в цирке, помнишь клоунов, я вообще-то не люблю клоунов, а тогда смешно было! Ну, вот вспоминаю свое беззаботное прошлое.
Сижу на семинаре по Новейшей истории. Преподаватель, нет чтобы зачет провести, ведет до конца занятие. "Кто хочет зачет сдать, пусть останется после третьей пары". А у нас еще комсомольское собрание. А я еще есть хочу!!!
А знаешь, что сказал Антуан де Сент-Экзюпери про любовь: "Любить – не значит смотреть в глаза друг другу, а значит, смотреть в одном направлении". Вот я и смотрю постоянно в твоем направлении в сторону Украины. Глаз то я твоих не вижу. Я скучаю по тебе. Я люблю тебя. Приезжай, как только получится. Я думаю, и ты смотришь в моем направлении. Твоя, только твоя Анелия.
* * *
Слесарные мастерские. Перерыв на перекур.
Алдан присел на скамейку. Сзади со спины на слесарном столе, чуть повыше него расселись "Штырь", "Рябой", Ванек и Кузьмич. Выждав момент, когда мастерскую покинул надзиратель, Ванек закинул за шиворот робы Алдана бумажный сверток. Алдан привстал, развернулся. Вытряхнул из-под робы бумажный сверток. Сидящая четверка залилась хохотом.
Алдан не сразу понял подвоха. Сверток упал на землю и раскрылся. Всем предстала следующая картина – в бумаге оказались человеческие испражнения.
– Кто это сделал? – спросил Алдан.
Те в ответ загоготали еще сильнее. Это был вызов, открытый циничный вызов. Алдан это понял. Не раз и не два в жизни ему приходилось отстаивать свою честь и достоинство.
Зеки, находившиеся в мастерской, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. Что же произойдет? Как себя поведет новичок? Всем было интересно. По тюремным законам, во время вызова, каждый обязан сам отстаивать свою честь. Не отстоишь – пиши, пропало!
– Я в последний раз спрашиваю, кто это сделал?
В ответ послышалось еще более сильное "лошадиное ржание" четверки. Ближе всех к Алдану оказался "Штырь". Алдан ухватил рукой штанину "Штыря" и с силой приподнял его ногу к верху. Тот опрокинулся через себя и упал на пол. Оставшаяся тройка прекратила ржание. Теперь это был вызов со стороны Алдана. В полете "Штырь" ударился затылком о стол. Такого оборота никто не ожидал.
"Штырь" вскочил на ноги и завопил:
– Убью, убью, сука, – бросился на Алдана.
Алдан увернулся от двух его ударов. Мощные удары "Штыря" только сотрясли воздух. Затем Алдан нанес пару ударов по корпусу здоровяка. Перебил ему дыхание.
– Ух, – выдохнул "Штырь" и машинально прикрыл живот руками. Ему не хватало воздуха. Алдан нанес свой коронный удар – правый в челюсть. "Штырь" рухнул на пол.
Тройку охватило оцепенение и замешательство. Такой короткой и эффектной драки еще никто из них не наблюдал. Они хотели зрелища – они получили его!
– Кто из вас имеет против меня еще что-либо? – жестко произнес Алдан, – давайте разберемся раз и навсегда, здесь и сейчас.
В ответ тишина.
– Ты, "Рябой", ничего не хочешь мне сказать? Сейчас, при всех! – Алдан пронзительно посмотрел на "Рябого".
"Рябой" не выдержал прямого взгляда Алдана. На лице не было испуга, однако он выдавил из себя доброжелательную улыбку и произнес в ответ:
– Брат, прости меня, если сможешь, я был действительно не прав! – Такого поведения, а тем более словесного извинения никто не слышал из уст "Рябого".
– Что я могу сказать, братан? Что? Если по справедливости, то и я не прав. – Сказал Кузьмич. – Я должен был остановить братву от этого беспредельного поступка, остановить. Прости меня, если сможешь. Бес попутал.
Алдан посмотрел на Ванька.
– Браток, это я подкинул тебе "парашу". Не хотел, так вышло.
Он подошел к Алдану, встал напротив:
– Если держишь зло, ударь.
– Да, нет, – расслабил голос Алдан, – не держу зла. Прощаю вас. С кем не бывает? Я это говорю от чистого сердца. Мне противно кого-либо унижать. Но знайте, не люблю, когда меня унижают или кого-то при мне.
– Академик прав, – поддержал "Седой" Алдана.
– Да, да, верно говорит! – послышались одобрительные возгласы со всех сторон.
– Одним миром живем, братва, давайте и дальше всё миром и путем решать, – подвел итог "Седой".
* * *
"Здравствуй, Анелия, Анелечка!
А-лю-ля! Моя прелестница!
Пишу тебе ночью, днем бывает некогда! Получил твое письмо на десяти страницах. И как будто бы поговорил с тобой. Спасибо за стих. Спасибо за письмо – забавно, задорно, весело, чуть – чуть грустно. Я представил, как тебе одиноко в больших аудиториях, где нет меня.
Не грусти, прошу, не надо,
Не хворай, не угасай.
Знай, любовь – лишь сердцу рана,
Всякий раз не зазывай.
Сейчас в Черновцах 3 часа 47 минут. А у вас сейчас утро, 6 часов 47 минут. И ты, по всей видимости, еще в общежитии, но скоро выйдешь и пойдешь на остановку. На улице тебя встретит утренняя алма-атинская горная прохлада. Будешь трястись в автобусе № 10 или № 16. И совсем не подозревать о том, что я, где-то на западе страны сижу и пишу тебе письмо. Вчера днем мне вспомнилась ты, и та телефонная будка, на переговорном пункте. Да, та самая – наша с тобой будка. Вот только номера ее не помню, то ли 13, то ли 15. Как было все прекрасно, таинственно, загадочно.
Да, да, да, – ты для меня была загадкой. Если честно, ты до сих пор остаешься для меня загадкой.
Анелия, какие только мысли не приходят ночью. Так, что, читая мое послание, делай скидку на то, что пишу я его ночью.
Анелия, ты очень прекрасно изъясняешься в письмах. В них ты вся! В каждой букве, в каждом слове я чувствую тебя, твои чувства – "чуйства"!!!
В последнем письме ты сравниваешь нашу переписку с перепиской лейтенанта Шмидта. Кстати, я был в музее Шмидта, вот только не помню, он то ли в Очакове, то ли в Херсоне. Правда, я еще тогда не подозревал, что я его будущий прототип, а то бы более внимательно прислушивался к гиду-экскурсоводу.