* * *
Алдан нарушил сложившуюся тюремную жизнь и быт. Не все были рады новым переменам, не все были к ним готовы.
Тюремный авторитет по кличке "Рябой" собрал совет из уголовных авторитетов зоны: "Седого", "Штыря", Кузьмича.
– Что думаете, братья, о новом постояльце? – осторожно начал тему "Рябой". Был он небольшого роста, крепко сложенный. В области шеи и рук были видны пятна от ожога, от чего и привязалась за ним в уголовной среде кличка "Рябой".
Все молчали. Первым тишину нарушил авторитет по кличке "Седой". Его возраст перевалил за шестьдесят. Седая голова. Лицо было перепахано глубокими морщинами. Этот человек больше половины сознательной жизни провел в колониях и лагерях.
– Смотрю я на него, наблюдаю. Человек вроде неплохой. Видно, что много повидал на веку своем то. Единственное, что смущает в нем – шибко образованный он, шибко грамотный интеллигент. Как-то не приходилось мне с таким якшаться.
– А ты что думаешь, "Штырь"? – обратился "Рябой" к "Штырю", сдерживая злость и раздражение в голосе, не думал он, что "Седой" возьмет сторону нового постояльца.
– Что, что! Проверить надобно, вдруг гнидой окажется. Не пройдет проверку, тогда и опустим, не просто опустим, опустим на парашу. Будет мне на сон грядущий сказки тарабанить.
– Правильно "Штырь" говорит, проверить надобно. А если окажется не петухом, то посмотрим, – он посмотрел в лицо "Седого". – Жизнь-то у нас здесь, ох, какая длинная. Спешить-то некуда. Вот мы, значит, затем, это значит, посмотрим. – Высказал свое мнение Кузьмич. Был Кузьма выходцем из крестьян, прост в общении, уважал "Рябого", но и "Седого" обидеть не хотел. Высказался нейтрально.
– Хорошо, братья, – подвел итог "Рябой". – Проверка, так проверка. Кто сказал "проверка" – "Штырь". Ты этим, "Штырь", завтра и займись.
– Да, "Штырь", – подметил Кузьмич, – ты мастер на разного рода проделки, – завтра и проверь-ка этого интеллигентика. – Академичка.
– Заметано! – коротко процедил "Штырь". – Как решили, так и будет. Ваши слова для меня закон. Будет сделано.
– Смотри, не перегни палку, понял? – предупредил его "Седой".
– Не перегну, не перегну. А перегну, так поломаю. Я думаю, "Седой", ты переживешь такую потерю. – "Штырь" ехидно улыбнулся.
– Много базаришь, "Штырь", как знать. Смотри, сам не надломись, – отрезал его "Седой". …
На другой день вечером "Штырь" дает распоряжение своей "шестерке" Сидору:
– Как все лягут спать, встанешь и разбудишь новичка, понял?
– Ну, да, понял, – сказал Сидор, – а дальше то что?
– Дальше, скажешь, чтоб лез спать на твое козлиное место, на второй этаж. Понял? Скажешь, что на первой полке тебе, петуху, спать хочется.
– А если он не полезет на мое место?
– Если не полезет, то плюнешь ему в рожу, понял? Затем врежешь. Затем мы тебя поддержим. Главное, мы должны его опустить перед всей честной братвой.
– Понял, Штырь, все усек.
– Не дурак, хоть и кукарекаешь. В общем, козлить будем. А затем и петушить, я так думаю. Да, козлить будем. Через тебя козла и начнем его козлить.
– Неплохой козел из него получится.
На этом и порешили.
* * *
В камере дали отбой, все разлеглись по "нарам". В камере было душно, никто не засыпал.
– Брат мой, Алдан, расскажи что-нибудь, развей тоску, – попросил его сосед по нарам. Звали его Аваз, был он азербайджанцем по происхождению, но бродягой по душе.
– Аваз, – тихо начал Алдан, – любишь ли ты мечтать?
– Мечтать? – переспросил Аваз, – как-то не думал об этом.
– А о чем ты тогда больше всего думаешь?
Все в камере слушали разговор этих двух. Заключенные заметили, что постылые, нудные дни стали куда-то исчезать с приходом этого человека. Время проходило не так постыло и нудно. Нового постояльца не только интересно было слушать, он был внимательным, душевным собеседником. Вот и сейчас он завел разговор с Авазом – молчуном. Вот так дела!
– О чем думаю? – Пауза, затем Аваз продолжил, – думаю о том, как я попался на последней краже, зачем вернулся обратно. Зачем снова замахнулся на сторожа. Ведь лежал, не шевелился. Не замахнись второй раз, не проломил бы череп. А так убил его. Теперь убийца я, – с тревогой в голосе рассуждал Аваз. – Убил человека. Вот так просто взял и убил. Веришь, Алдан, не хотел я его убивать. Вот и думаю об этом постоянно, мой брат. Вот о чем думаю. Дети у сторожа сиротами остались, сын и дочка. Об этом я на суде узнал. Мать умерла за год до этого. О каких мечтах здесь можно говорить? О каких, не знаю даже…
Алдан не перебивал его, он почувствовал – этому человеку необходимо высказаться, выговориться, может и покаяться.
Аваз закончил, воцарилась тишина. Каждый в камере думал о своем, о прошлом.
Тишину прервал Алдан:
– Дочь и сын, говоришь, остались. А ты узнал, что с ними?
– Ты, что, брат, как так, – я же убийца их отца. Не простят они мне этого никогда!
– Может, и не простят, но ты, если хочешь грех смыть, инкогнито им помогай.
– Как это инкогнито? – недоуменно произнес Аваз.
– Инкогнито – это значит, что им будет поступать помощь от неизвестного человека. Имей в виду, ты, может, вину и не искупишь перед богом и перед ними, но хотя бы хоть как-то облегчишь им существование. Сделай этот шаг, Аваз. И увидишь, у тебя появится мечта – зарабатывать деньги, пусть и небольшие – и помогать сиротам. Ведь по твоей вине они оказались сиротами. Верю я тебе, не хотел ты убивать отца их и кормильца. Но это случилось и ты маешься. Начнешь помогать, хоть как-то облегчишь себе душу.
Никто в камере не нарушил тишины. Все в душе были согласны с мнением и советом Алдана.
– А ведь ты прав, Академик, – благодарно произнес Аваз, – и как это я раньше не думал. Спасибо. Спасибо, брат. Дай, обниму тебя.
Аваз и Алдан встали с кроватей, Аваз крепко обнял Алдана.
– Вот тебе моя братская рука, – Аваз сильно пожал руку Алдана, – считай меня с этого момента твоим братом. Имей в виду, Аваз – мужик, цену дружбе знает.
Оба вернулись в кровати. Аваз ерзал в своей кровати, в его сердце проснулась искорка надежды на покаяние. Он ушел в свои мечты.
Каждый в этой большой барачной камере переоценивал свои поступки и хотел найти свою мечту, свое покаяние.
Со второй полки спрыгнул Сидор и направился к Алдану. Все в камере обратили на это внимание, привстали, недоумевая, что это Сидору не спится. Сидор, заметив, как все отреагировали на его продвижение по камере, занервничал. Подойдя к Алдану, он остановился как вкопанный. И только "Рябой" со "Штырем" знали, что сейчас должно произойти.
Алдан спокойным голосом сказал Сидору:
– Ты что хочешь спросить, Сидор?
Сидор до того переволновался, что не мог заставить себя действовать. Все планы улетучились, он не мог вспомнить, зачем пришел к Алдану.
– Так, что случилось, Сидор Петрович? Вы не больны? Может, Вам помочь? Вам, кажется, плохо? – с тревогой в голосе заговорил Алдан. Он привстал с кровати и посадил рядом Сидора. – Садитесь, садитесь, вы видимо, слушая нас с Авазом, разволновались.
Сидор махал головой в знак согласия с Алданом.
– Так что же случилось? Говорите, Сидор Петрович, – дружелюбно сказал Алдан.
– Я боюсь высоты, я боюсь спать на второй полке. Но никто меня здесь не понимает. Я думаю, ты поймешь меня, – выдавил из себя дрожащим голосом "шестерка" Сидор.
– Конечно же, конечно, я с большим удовольствием залезу на второй ярус, – ответил ему Алдан.
– Нет, мой брат, – вдруг вмешался в разговор Аваз, ты оставайся здесь, не годится моему брату на втором этаже париться. А если Сидору действительно страшно, – Аваз хотел было пинком или оплеухой отправить Сидора на место, но не решился, уважение к Алдану не давало поступить так, по – тюремному просто, – эй, молодой, как тебя – Ванек, уступи место Сидору.
– А почему я этому козлу должен уступать. Козлу и козлиное место на втором ярусе, – воспротивился было Ванек.
– Тебе что Аваз сказал, быстро прыгай наверх, – вдруг в разговор вмешался "Седой". Слова "Седого" были законом.
Все было исполнено. Сидор занял место Ваньки. Он так и не смог выполнить указания "Рябого" и "Штыря". Да, достанется завтра ему от них.
"Да, уж лучше от них, чем я оскорблю этого новичка. Ведь он единственный за все это время по-человечески обошелся со мной. Да, еще и по батюшке назвал. Путевый оказался человек. Легко с ним. Буду держаться возле него, чего бы мне это ни стоило", – решил Сидор Петрович.
"Рябой" был взбешен, но понимал, что против большинства не попрешь. Интрига не удалась. "Рябой" со "Штырем" затаили злобу. Их не устраивало все. И то, что от них с каждым днем уходит авторитет, как снежный ком весной, тая на глазах. И то, что Академик не любит интриг. Они понимали, что необходимо что-то предпринять. Но что и когда?…