- Отец веником вздул, - пробормотал Сашка. - А ты что там? На доски смотришь?
- Ага, - говорю. - Меня сюда отец поставил. На весь вечер.
Сашка только присвистнул:
- Мне лучше.
На следующий день к нам с Сашкой, как к отстающим, прикрепили Ленку Покровскую, отличницу. Сразу после уроков Ленка устроила нам дополнительные занятия.
- Сядьте за парту, и слушайте внимательно, - строго произнесла она - точь-в-точь как Ирина Николаевна. - Очень хорошо, что вы придумываете задачки. Но ваши задачки все глупые. Арифметика учит считать, а в ваших задачках нет счета. Вы думаете, они смешные, да? И нет вовсе. Они глупые, вот какие! И у них нет одного ответа. Каждый может ответить, как ему вздумается.
- Дурочка ты Ленка! Нет ответа! - поморщился Сашка. - В моей задачке каждому ясно, что лучше всего вывихнуть ногу. Сразу получишь самострел.
Ленка оторопело заморгала глазами, потом взглянула на меня.
- А ты, чем хотел бы заболеть в его задачке?
- Чтоб болел живот от огурцов. Пугач лучше самострела.
- Вот, - обрадовалась Ленка, и повернулась к Сашке. - Вот видишь, он выбрал бы пугач.
- Ты что, спятил? - накинулся Сашка на меня. - Самострел же лучше!
- Вот еще! - хмыкнул я. - Лежать неделю с больной ногой. Не-ет! Пугач лучше. Стрела улетит, и все. А пробок везде полно.
- Не спорьте, - улыбнулась Ленка. - Давайте лучше вместе придумаем задачку. Со счетом и с одним ответом.
- Про что? - оживился Сашка.
- Про что хотите.
- Может, про море? - ввернул я. - Про море лучше всего. Корабль тонет, и все спасаются.
- Точно, - кивнул Сашка. - Десять человек сели в лодку, а остальные взяли спасательные круги. Сколько спаслось, и сколько утонуло?
- Нет, нет, - Ленка замахала рукой. - Никто не утонул, все спаслись. Десять человек сели в одну лодку, десять в другую, а остальные взяли круги. Сколько было людей на пароходе, если кругов было…
- Семь! - подсказал я.
- Да, семь, - согласилась Ленка.
- Десять, десять, да еще семь, - Сашка закатил глаза к потолку и выдохнул: - Двадцать семь.
- Правильно! - возликовала Ленка. - Замечательная задачка.
- Завтра весь класс ахнет! - вскочил Сашка.
А я уже представил, как наши двойки сами собой исправляются на пятерки.
Бедный Тургенев!
Что мы с Сашкой не любили по-настоящему, так это диктанты. Особенно на предложения, где много запятых. Из-за этих проклятых запятых мы с Сашкой постоянно получали двойки. У меня запятых всегда штук пять не хватало, а у Сашки было слишком много, почти после каждого слова - просто целый полк жирных таких запятых. Однажды перед диктантом Сашка храбро объявил мне:
- Сегодня весь наш ряд получит пятерки.
Он подвел меня к первой парте, за которой сидела Ленка Покровская - отличница; от нее тянулась нитка по всему ряду парт.
- Понял? - загадочно усмехнулся мой друг.
- Что понял? - спросил я.
- Эх ты, голова! Ленка будет дергать за нитку, когда ставить запятую, понял?
- Здорово! - удивился я. - Сам придумал?
- А кто ж еще! - заважничал Сашка. - Я и не то могу.
И это было правдой - Сашка слыл первоклассным выдумщиком.
Прозвенел звонок, в класс вошла Ирина Николаевна и объявила:
- Сегодня пишем диктант. Отрывок из рассказа Тургенева "Воробей".
Урок начался. Ленка Покровская намотала нитку на палец левой руки, а правой приготовилась писать. Сашка тоже левой рукой взял нитку, а правой ручку. Ирина Николаевна начала диктовать.
Как Сашка и говорил, после слова, где надо ставить запятую, Ленка дернула за нитку. Сашка вывел крючок и дернул Кольке Зайцеву, который сидел за ним. Колька поставил запятую и дернул Гальке Котельниковой. Галька поставила знак препинания и подала сигнал дальше. Так они и писали диктант.
На другой день весь Сашкин ряд, кроме Ленки Покровской, получил двойки. Вот как ребята написали одно и то же предложение.
Ленка Покровская: "Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой".
Сашка: "Моя собака медленно приближалась к нему как, вдруг сорвавшись с, близкого дерева старый черногрудый, воробей камнем упал перед самой ее мордой".
Колька Зайцев: "Моя собака медленно приближалась к нему как вдруг сорвавшись с близкого, дерева старый черногрудый воробей камнем, упал перед самой, ее мордой".
Толька Жижин, который сидел на последней парте: "Моя собака медленно приближалась к нему как вдруг сорвавшись с близкого дерева старый черногрудый воробей камнем, упал перед, самой ее, мордой".
Бедный Тургенев! Что вы с ним сделали! - сказала Ирина Николаевна, зачитав вслух диктант Тольки.
Вопросы
Последнюю парту, на которой сидел Толька Жижин, одни называли "Камчаткой", другие - "ослиной". И не зря.
Толька Жижин занимался борьбой и не упускал случая продемонстрировать "приемчики": то и дело нас валил, ломал, душил. Правда, и к себе был суров: постоянно поднимал тяжести, отжимался от пола, бил себя палкой, чтобы сделать тело "нечувствительным к боли". И все время старался подчеркнуть свои выгодные качества: подходил и протягивал руку с сжатым кулаком.
- Потрогай мышцы!
Мышцы у него действительно были, как поленья.
Одно время Толька корчил из себя всезнающего ученого. При встрече всем задавал сложные вопросы:
- Знаешь, почему одна лягушка ловит комаров, а другая сидит под лопухом и попусту тратит время?
Спросит, засунет руки в карманы и едко ухмыльнется - видали, мол, какой я умный, все знаю.
Как-то этот умник с неделю изводил нас с Сашкой вопросами. В первый день подошел, принял вызывающую позу и ухмыльнулся.
- Ну, почему светятся светляки, знаете?
- Почему? - спросили мы.
- Вот то-то и оно, почему? - Толька прищурился, щелкнул языком. - Я-то знаю. Это вы скажите, - и снова загадочно ухмыльнулся.
Мы с Сашкой стали мучительно думать, ломать голову.
- Эх вы! Ничего не знаете! - бросил Толька и ушел, размахивая руками.
Мы побежали в школьную библиотеку, перекопали кучу книг, узнали про светящиеся пигменты на брюшке светляка и на следующий день все выложили Тольке.
Он выслушал, кивнул.
- Правильно. Ну, хорошо. А куда они улетают на зиму?
Мы с Сашкой понурили головы, совсем ошарашенные. А Толька довольный ушел, размахивая руками и насвистывая.
Мы снова помчали в библиотеку. Снова сообщили Тольке все, что вычитали. А он выслушал и - бах! Еще отчебучил пару вопросиков.
Так продолжалось несколько дней. Мы с Сашкой уже стали думать: "Какой же умный Толька! Столько знает о животных!". А тут еще услышали - он задает вопросы не только нам, но и другим ребятам. В общем, мы зауважали Тольку, в наших глазах он уже выглядел ученым. И вдруг все раскрылось.
Толька при всех задал вопрос Ленке Покровской.
- Знаешь, почему гремучая змея называется гремучей?
- Знаю, - улыбнулась Ленка. - Потому, что у нее на хвосте растут кольца, которые гремят, как погремушки.
Толька раскрыл рот, чтобы задать еще один вопрос, но Ленка опередили его:
- А вот ты скажи. Кто может полгода не есть?
- Верблюд! - твердо заявил Толька.
- И нет! - Ленка тряхнула головой. - Паук!.. А кто видит, что впереди, сбоку, сверху, снизу и сзади?
- Сова!
- Нет. Стрекоза!.. Почитай книжки. Ты хитрый. Задаешь вопросы, чтобы тебе все узнавали. Чем заниматься своей дурацкой борьбой, лучше почитай книжки.
Толька покраснел и сразу из ученого превратился в круглого недоучку.
Дни на веревке
За окном была весна. По всему городу текли ослепительные ручьи, в оврагах бушевали водопады, и первые смельчаки гуляли без пальто. А мой друг Юрка лежал в больнице.
Уже запах талого снега сменился на запах сохнущей земли. Уже почки набухли и светились, как лампочки, уже от асфальта шел пар, и все тише бормотали задыхающиеся водопады, и облака становились высокими и неподвижными. А Юрка все лежал в больнице.
Уже солнце вовсю проказничало - раскидывало сверху стрелы; уже листвой покрылись метелки берез и в скворечнях галдели желторотые. А Юрка все лежал в больнице. Мой близкий друг Юрка лежал с тяжелой простудой. Он каждую весну простужался - такой был болезненный.
"Наверно, ему там скучно, - думал я. - Наверно, хочет со мной поболтать, сразиться в шашки… Но мне все некогда к нему зайти. Много дел; то одно, то другое".
Из нашего класса к Юрке ходила только Ольга Петрова, скучная, невзрачная тихоня; она вечно о чем-то грустила, вздыхала; если и заводила разговор - только о музыке и стихах - корчила из себя принцессу. Но я-то видел коварство этой тихони. Она прекрасно знала, что мы с Юркой неразлучные друзья, и навещала его мне назло. Я твердо знал, что нравлюсь ей и она завидует нашей с Юркой дружбе, ревнует к нему. Однажды сидим на уроке, а она пялит на меня глаза. Мне, конечно, приятно, но все же не очень. Что подумают ребята? Я дружу с девчонкой! Этого мне еще не хватало!.. Я смотрю на нее с усмешкой и отворачиваюсь. Вообще в тот день она была какая-то странная. На перемене подходит и тихо произносит:
- Мне надо тебе что-то сказать.
- Ну, говори! - Я засовываю руки в карманы, приготавливаюсь слушать.
- Не сейчас, - говорит. - После уроков.
До конца занятий у меня прекрасное настроение, даже напеваю тихонько. "Все, - думаю. - Не выдержала. Решила признаться, что от меня без ума".
Вышли мы с ней из школы, а она молчит. Прошли всю улицу - все молчит. Мне надоело ждать, и я спрашиваю:
- Ну, так что ты хотела сказать?