СОЛНЕЧНАЯ СТОРОНА УЛИЦЫ
повесть
Я знал только трех людей, которые на вопрос "как дела?" всегда поднимали большой палец. Первым был столяр дядя Матвей. Его мастерская находилась в подвале нашего дома; к ней вела скрипучая деревянная лестница со стертыми ступенями; из подвала пахло столярным клеем и свежей стружкой. В мастерской было небольшое продолговатое окно, но, каким-то загадочным образом, даже в пасмурные дни в ней было светло, а уж в солнечные - ее просто затопляли ослепительные волны, и, казалось, в них плавали верстак, рубанок, деревянный молоток и спирали стружек, и сам дядя Матвей - он работал и улыбался тайным мыслям.
Дядю Матвея называли Мастером, и этим высоким званием его наградили не случайно - он реставрировал, "оживлял" старинную мебель с инкрустациями и резьбой, и вкладывал в работу недюжинную любовь к дереву. Глядя, как он подбирает, прилаживает друг к другу куски "благородной" древесины, как зашкуривает их, покрывает лаком, полирует, я сильно завидовал ему и мечтал стать таким же мастером краснодеревщиком, когда вырасту.
Вторым был матрос на Соловецких островах. Он сказал мне как-то:
- Быть счастливым просто - не надо желать, чего нельзя получить.
Я-то знал - с этим никогда не соглашусь и усмехался: - Попробуй не желать! Но матрос был по-своему счастлив; он побывал во многих странах, вечно находился в пути, но не хотел менять свои скитания на городскую жизнь в "коробке".
Третьим был мой отец.
1.
Я любил катить железное колесо каталкой или идти вдоль забора и палкой трещать по рейкам. Любил грызть сосульки, играть в ножички и кричать в пустой бочке. Любил стручки гороха, семечки от тыквы и, когда жарко, любил залезать в ручей - становилось прохладно и спокойно. Любил полевую сумку, потому что в ней много отделений, любил подставить ладонь под струю воды из колонки и брызгать. Любил свистеть, засунув в рот пальцы и любил мандарины - они пахли Новым годом (их продавали только перед зимним праздником).
Еще я любил вертеть на полу раскрытый зонт, как юлу, любил гудеть в водосточную трубу и смотреть, как пыхтит каток, разглаживая асфальт. Любил пыльные чердаки с косыми лучами солнца и любил слушать шум дождя по крыше - казалось, там расплясались какие-то беспечные танцоры.
Еще любил стрелять косточками от вишни и палкой с пластилином доставать монеты из фонтана. И любил подавать инструмент дяде Матвею, когда он работал. И любил всех дворовых собак… И, конечно, любил свою мать… Но особенно любил отца - горячо, безудержно.
Отец постоянно ездил в командировки - то на один завод, то на другой; все время мы с матерью его провожали и встречали. Зато, когда он бывал дома, наступал праздник. Я просыпался от смеха в комнатах, отец шагал взад-вперед, что-то рассказывал матери, смеялся и пел… Он всегда был в приподнятом настроении. Наверное, иногда ему становилось плоховато и наверняка он иногда грустил, но этого никто не видел. Поэтому все считали отца счастливцем. И он так считал тоже.
- Я, в самом деле, счастливый, - говорил мне. - Не потому, что во всем везет. Нет! Просто я знаю, чего хочу, и люблю свою работу, и у меня есть надежные, преданные друзья, и есть мама, и ты…
Меня-то отец любил больше всех, я знаю точно. Даже "любил" - не то слово. Отец просто не мог жить без меня, а я без него - и подавно.
Когда отец возвращался из командировки, мы с ним не расставались ни на минуту: играли в чехарду, строили в ручье запруду и пускали бумажные корабли; или гоняли в футбол или запускали змея и посылали к нему "письма". Или усаживались на диван, отец обнимал меня и рассказывал захватывающие истории. Он знал их огромное множество, ведь столько ездил по разным местам!
Все свое детство я ждал отца. И всю свою юность. С отцом было легко, интересно и весело; он сразу ставил все на свои места и заражал меня оптимизмом. И сразу неудач становилось меньше, а те, которые и были, казались мелкими, чепухой.
Я и теперь жду отца, хотя его уже давно нет.
2.
Мы жили в коммуналке - занимали тесную комнату, заставленную расшатанной мебелью.
- Господи, когда у нас будет просторная комната, хорошая мебель? - вздыхала мать.
- Будет! - отзывался отец, поправляя очки. - Когда я заработаю много денег. А вообще, деньги - это необходимость, далеко не главная в жизни. Нельзя же, к примеру, купить молодость, любовь, дружбу! - как бы закрывая тему нашего неблагополучия, отец обводил комнату рукой. - И потом, у нас и сейчас неплохо. Полно света. А свет - главное в комнате. У нас свет мягкий, спокойный, он способствует творчеству, - отец подмигивал мне, давая понять, что мы-то с ним живем высшими понятиями, а не какими-то там мелочными заботами.
Наш дом был старый, с облупившейся штукатуркой и поломанными дверьми. Ничего примечательного в доме не было, за исключением черного хода и пожарной лестницы, с которой открывался вполне примечательный вид на Москва-реку. Зато у нас был колоритный двор: выбитый "пятак" - площадка футболистов, стол - для любителей сразиться в шахматы и домино, и в тени, под деревьями, где всегда пузырилось выстиранное свежепахнущее белье прачки тети Зины, - скамья, на которой обсуждались дворовые, городские и всемирные новости. Плюс ко всему, двор украшали цветы в горшках и эмалированные ведра; цветы выносили под летнее солнце, в ведра женщины собирали дождевую воду, чтобы лучше промывать волосы.
В каждом дворе мальчишки имеют прозвища; в нашем они были и у взрослых. Так столяра дядю Матвея звали Мастером, тетю Зину, которая носила бело-розовую кофту - Пирожным. Моего отца нарекли Астрономом (некоторые, малосведующие, называли Звездочетом, и отцу не раз приходилось объяснять разницу между первым и вторым).
На чердаке нашего дома отец соорудил что-то вроде телескопа - картонную трубу с линзами от очков; труба слабо, но все-таки увеличивала ночные светила. С наступлением темноты отец часто наблюдал за звездами, при этом, что-то записывал в тетрадь. Как-то сказал мне:
- Сегодня увидим редкое явление! Комету!
За ужином он был необычно взволнован, то и дело снимал и протирал очки.
- Комета - это тебе не фунт изюма съесть! - подмигивал мне. - Это не каждому удается увидеть. Можно прожить целую жизнь, но так и не увидеть ни одной кометы.
Когда стемнело, мы забрались на чердак; отец долго наводил трубу на небо и бормотал:
- Созвездие Весов, Рака, Лебедя…
Наконец воскликнул:
- Вот она, смотри!
Я приник к трубе - все черным черно.
- Ничего не вижу, - говорю.
- Как не видишь? - нахмурился отец и посмотрел сам. - Эх ты. А это что?! - он подтолкнул меня к телескопу.
На этот раз я разглядел маленькую светящуюся точку.
- Вижу! Комета!
- То-то и оно. Совершенно очевидно - комета! Красивое событие!
В другой раз, заметив, что я слоняюсь по лестничной клетке без дела, отец сказал:
- Неужели тебе нечем заняться? Знаешь, что самое страшное в человеке? Лень!.. Перебори себя, отбрось хандру, заставь себя трудиться, вот это будет победа! Самая почетная победа - над самим собой… Полезли-ка на чердак, что-то покажу - закачаешься!
- Что? - еле выдохнул я.
- Сейчас увидишь, - отец загадочно улыбнулся.
На чердаке, среди всякого хлама, он кивнул на бочку.
- Угадай, что это?
- Бочка.
- Хм! Ничего ты не понимаешь! Ну, какая же это бочка. Это для всех бочка. А для нас? Для нас это…
- Стол! - быстро подсказал я.
- Не-ет! - поморщился отец и повысил голос: - Корабль! Самый лучший в мире корабль! Необычной конфигурации. Давай, залезай, поплывем в разные страны.
Залезли мы в бочку, отец замахал руками.
- Отдать концы! Полный вперед!
Но вдруг взглянул на меня с укоризной:
- Как ты стоишь? Ну кто так нелепо стоит?! Подует ветер, и в итоге свалишься, как статуэточка, - он засмеялся. - Стрелять умеешь?
- Стрелять?
- Из лука? У тебя, вроде, есть лук?
Я кивнул.
- Тащи! Чего же медлишь? В путешествии голова должна варить как надо.
Принес я лук со стрелами. Снова залез в бочку.
- Приближаются пираты! Стреляй! - скомандовал отец и показал на белье, которое мать развесила для просушки (хорошо, что не тетя Зина!).
Я пустил стрелу - на белоснежном белье появилась вмятина.
- Дай-ка я тоже попробую, - отец выхватил у меня лук. - Пострелял, дай другим пострелять. И подвинься - ты заслонил мне весь вид, даже море не видно, не то что пиратов.
Он стал целиться и все поучает меня:
- Важно, как ты держишь лук. Крайне важно. Такая тонкость. По тому, как человек держит лук, можно сказать, какой он стрелок.
Отец спустил тетиву и промазал. А я прицелился и снова попал.
- Плохо, - сказал отец. - Очень плохо. Так не стреляют. Стрелять надо на большом расстоянии. И стрелы у тебя плохие. Они должны быть с оперением.
- Смотри! - перебил я отца. - Точки на белье! Теперь нам влетит от мамы.
- Думаешь? Но точки-то микроскопические. Хотя, пожалуй, и правда влетит. Нескладный поступок с нашей стороны, но как выйти из этого положения?
- Полезли на крышу. Мы потерпели кораблекрушение и попали на необитаемый остров.
- Здорово придумал! - отец хлопнул меня по плечу. - Давай, фантазируй еще, развивай воображение! Все существа на земле через игру познают мир.
Вскарабкались мы на конек крыши.
- Теперь подавай сигналы бедствия, - отдуваясь проговорил отец.
- Я не умею.
- Как не умеешь? Совсем не умеешь? Но надо подавать. Хоть тресни, а надо. Иначе мы умрем с голоду.