Гражданская оборона… Объявили, что в больнице взрывное устройство, - проверяли готовность. Все вполне всерьез. Потом главврач позвонил, когда уж всех людей на ноги подняли, и тревогу отменил. Больные-то спали - подняли на ноги всех, кто оказался в эту ночь на дежурстве. Безразличие к людям полное, почти издевательство… А случилось что настоящее, припомнят эту тревогу боевую - и наплюют на всякие там взрывы. Все хохочут, издеваются над тупостью своего же государства… Оно, государство, повелело в больнице создать пункт гражданской обороны. И вот там, где раньше была в приемном комната отдыха, сделали образцовый ремонт - и поставили шкафы железные с противогазами. Вечно у нас как гражданская оборона - так почему-то противогазы… Тупые резиновые намордники, которые ни от чего не спасут. Ну разве что сдохнешь в них мучительней.
Любое разрушение чего-то с целью ремонта в больнице превращается в праздник. Все сбегаются, вплоть до врачей - и смотрят, что можно для дачи унести или что в хозяйстве еще могло бы пригодиться. Все разное, всего много, - и все бесплатно. И как будто муравейник вдруг какой-то приходит в движение - но люди тащат общее, а муравьи почему-то наоборот: собирают в кучу.
Врач, которая в приемном, дежурный терапевт, положила в нашу больницу сына: у него язва. Ну и обеспокоилась вопросом смертности, полезла в книги по "учету умерших", обнаружив, что смертность в больнице: на четыреста поступивших двести умерших. Еще выяснила, что у нас ежемесячно умирают из общей массы двадцать молодых, до тридцати лет. Ощущение жутковатое: как будто больница план какой-то ежемесячно выполняет. Сколько же я видел здесь смертей… Видели ли вы, как умирают люди? В больнице это видишь, как будто оказался на войне, только она другая, безмолвная. Сражаются, кто мужественно, кто без всякой надежды - и все равно все когда-то обречены погибнуть.
Больница все же как тюрьма.
У каждого свой приговор.
Тюремщик - болезнь.
Умирать в больнице - это и воспринимается как наказание.
Высшая мера - смерть.
А за что?
Кто-то косточкой подавился - твой сосед по палате. А у тебя гниет легкое, ты медленно умираешь под присмотром врачей.
Девушка умерла, больная СПИДом. Поступала в терапию, но, что она инфицированная, выяснилось как-то вдруг - и по приемному пополз слух… СПИД, СПИД… Все слышали - а никто не видел. Молодого охранника наши девки, медсестры, упросили разрешить на нее в морге посмотреть. Дурак, устроил экскурсию. Развязал пакет - а в нем крови почему-то полно, и она выплеснулась наружу… Визг, крики. Но испугались, что инфицированная, а не самого вида крови. Девки побежали отмываться с мылом в душевую: так страшно. Парень струсил, морг закрыл - а потом пообещал бутылку водки Найденову, если уберется. Но больше ничего не сказал. Володя обрадовался, все там убрал. И не понимал, почему от него все шарахались - а спас только он.
Лифтер - маленький, с дымкой младенческих волосков на огромной, лобастой ленинской голове, со сморщенным сморчком личиком, точно объелся кислого. Чуть завидит меня, бросается навстречу, именно как будто встречать, радуется как ребенок, приветствует, что-то лопочет. Я даже не знаю, как его зовут, ни разу с ним не заговорил, так что и от радости его делается неловко. Кажется, обознался, - или просто идиот. Отчего он так мне радуется, не могу понять. Может, так и останется это для меня тайной. Я много раз заставал, как он, укрывшись в лифте, хлебал супчик, и как он выпрашивал супчик, стоя с пустой тускло блестящей миской у поварской, дожидаясь, что его подзовут… Еще он заглядывает в комнату отдыха и просит извинительно с порога кипяточку - у нас всегда греются на плите чайники. Так что кипятку хоть упейся, и ему всегда разрешают. Я всегда разрешаю, и все, кто хозяйничают в комнате отдыха, всегда разрешают. Может, он потому так и бросается ко мне, что помнит, как я разрешаю наливать ему кипятку, а если помнит, то и поспешает отметиться, обрадоваться при виде меня, потому что я для него один из начальников Чайника, из которого ему хочется порой кипятка, как ребенку хочется карамельку, и он, ребенок, всегда будет радоваться беспомощно тому и заглядывать в глаза, кто его этой карамелькой хоть однажды одарил - обрадовал.
Поварихи в больнице - царицы. Баба Валя и баба Люба. Царствуют. Отличить их почти невозможно. Вот вылезли на солнышко, сидели на камешке, грея синюшные ноженьки да болтая о чем-то своем, о бабьем, но нещадно матерясь в каждом слове… Жаловались друг дружке: "Ноги ватные, бля, сил ни х… нету".
Санитарки в приемном все выкрасились в какой-то гремучий рыжий цвет и похожими стали, как сестры. Оказалось, приобрели у лифтерши "хну домашнего изготовления". Продает всем желающим бабам за сущие копейки. Но поразил меня средневековый ее рецепт: капля йода в настой из луковой шелухи, а настаивается на "яичном кипятке", то есть на воде, в которой варились яйца.
Под стариков, которые встать не могут и ходят под себя, теперь подкладывают памперсы - детские, догадались. Санитарка рассуждала: "Вот как хорошо - и не злится на них никто, и ссутся под себя, как младенчики".
Привезли солдата: стройбатовец, вскрыл вены. Двое дружков его стояли, не понимали, зачем он это сделал, ему же полгода оставалось служить. Вроде бы командир не отпустил в увольнение - и он психанул. Смерти он не боится - тупые тусклые глаза.
Однорукая лифтерша носит кофточку поверх плеч, как платок, управляется одной рукой, а что однорукая она - никто и не замечает.
Уволили санитарку за пьянство. Плакала, но все равно была пьяной, даже в день увольнения. Ходила по отделению, пошатываясь, шажками, как ребенок, который только научился ходить.
Сантехник рассуждал: "Какое время - такие деньги… Что счас пятьдесят тысяч? Бутылка водки… А в советское время? Это кооператив, дача и машина… И еще на ящик водки осталось бы…"
Медсестра - зашла "подушиться духами" к подружке в другое отделение.
В регистратуре оформляют и спрашивают: "Дата рождения?" Старики вспомнить не могут или путаются, когда родились: это, оказывается, для них самый сложный вопрос.
Главврач ходил у клумбы и любовался своим твореньем: приказал цветочки посадить. Они зачахли да и нужны не были, это он из самодурства приказал - а взрослые мужики, дворники, его потешали, горбатились, ради этих ростков чахлых. Приказал - а теперь, стало быть, надзирает за исполнением приказа.
В раздевалке, как на купанье, - когда у медсестер пересменка и девки раздеваются-переодеваются друг у друга на глазах: доносится смех, сразу веселье.
Если что в больнице пропадает, то валят всё на больных. Пропала банка с сахаром у санитарки, даже швабра пропадет, так обязательно "больные спи…ли". Хотя больным тут ничего и не надо, у них все свое, да и не до этого, им скорей бы выписаться, выздороветь, на ноги встать.
Трагедия Андрея, нашего сантехника. Был нормальный парень и вдруг стал спиваться, в течение месяца не просыхает, по-черному пьет, притом сознательно, будто решил покончить с собой. Служил в морской пехоте, очень крепок и выдающейся силы человек. Доконали свои же… Когда не пил с ними в подвале, а штангой отдельно занимался (он в подвале штангу завел для себя), то говорили: что, дурак, штангой занимаешься, бездельничаешь? Когда выпивать стал, то есть сравнялся с ними в выпивке, то попрекать стали, что не работает, пьет. Андрею же работать так работать, пить так уж пить - он середины нутром не принимает, не может так, к примеру, выпивать, а делать вид, что работаешь, или возиться весь день с одним болтом, но делать вид, что работа тяжелейшая, что занят по горло. К тому же тут месяцами задерживают зарплату, и он возмущается начальством, а у начальства один ответ: за что вам платить в срок, пьете целыми днями, скажите спасибо, что не увольняют. Он писал заявку на увольнение, но когда до увольнения доходит, то тут на него все набрасываются и укорять начинают, что дело бросает, от тяжелого труда бежит. Он им нужен, потому что только ему под силу откручивать и закручивать в подвале какие-то пудовые краны, без которых никакой воды в здании не будет.
Идет баба из столовой домой, тащит в раздутых сумках ворованную жратву. Споткнулась уже на выходе об отодранный кусок линолеума, чуть не грохнулась лбом. Санитарочка, что присела на минутку дыханье от работы перевести, переглянулась со мной, кивает со смыслом на потолок и, довольная, приговаривает: "Е-еесть кто-то там! Кто-то там е-еесть!"
Мужчина пожилой пришел ложиться в больницу. Когда узнал, что ложиться надо в тот же день, то выяснилось, что у него на сегодня же направление к стоматологу на протезирование. Говорит: "Ой, что ж мне делать, это ж такое дело, буду потом без зубов ходить. Можно я сначала туда, а ложиться вечером приду?" Ему разрешили, а когда пришел вечером, докладывает о себе: "Здрасьте, ходил за зубами в стоматологию, а теперь вернулся, там очередь мою опять отодвинули".
Рассказывали историю из восьмидесятых годов, времен Московской Олимпиады. В больницу попал швед-спортсмен с аппендицитом. Тогда враз поменялся больничный рацион: кормить стали курочками, салатами из свежих овощей да фруктами, а главврач и еще кто-то, кого прикомандировали в больницу из "комитета", лично проверяли каждую готовку. Такая вот началась не то чтобы показуха, но прошла по больнице линия фронта идеологической борьбы. Когда шведа выписали, то рацион тут же поменялся на советский, а поскольку больные уж были как бы свидетелями "хорошего питания", то поступила установка: прием больных временно прекратить, а какие выздоравливают, тех без промедленья выписывать.