Перед самым домом Философ предлагает взять еще пивка. Я не против – нас ждут великие дела. В пакете гремят склянки с реактивами.
Дома первым делом выпиваем по пиву и принимаемся за работу. Заливаем сироп от кашля в большую пластиковую бутыль. Потом смешиваем с бензином "калоша" и щелочью для прочистки труб. Должен выпасть осадок в виде белых хлопьев. Кажется, это называется экстрактация. И так написано в рецепте Философа.
Получается какая-то бурая дурно пахнущая жидкость. Философ ее как следует взбалтывает. Ждем. Попутно выпиваем еще пива. Никакого эффекта. Приходится идти еще за пивом.
Возвращаемся домой. В бутылке без изменений. Мой скепсис растет. Но я заглушаю его пивом. Философу плевать: он до конца уверен в успехе своей затеи.
– Может, никаких хлопьев быть и не должно, – заявляет он. – Вполне возможно, что автор рецепта мог наблюдать данный эффект, будучи уже в состоянии наркотического опьянения.
– Может, оно и так, – отвечаю ему я, – но, пока мы ждем, что у нас будет куча порошка, я точно буду в состоянии опьянения алкогольного.
– Не ссы, – говорит Философ и принимается колдовать над бутылью. Я вяло наблюдаю.
Он добавляет туда еще соляной кислоты и принимается снова взбалтывать. От бутылки с кислотой идет легкий дымок. Я незамедлительно завинчиваю ее пробкой, так как Философ о ней однозначно уже позабыл.
Затем Философ выливает свою адскую смесь в пустую суповую тарелку и ставит ее на электроплитку, предварительно включив последнюю в электрическую сеть. Мы закуриваем. Философ явно возбужден. Пьем пиво и наблюдаем за процессами в тарелке.
Через некоторое время гремучая смесь начинает закипать и становится похожей на ядовитый бульон. Из тарелки идет странный запах.
– Что-то странное там происходит… – замечаю я.
– Да ладно, – отвечает Философ, – откуда ж нам знать, может, так и должно быть.
После этих слов он снимает тарелку с плитки и ставит ее на стол.
– Где там баяны у нас? – спрашивает он меня.
Я достаю из пакета и передаю ему двадцатикубовый шприц. Он выбирает им жидкость из тарелки и выливает ее в пустой пузырек из-под нафтизина – фурик. Следом засыпает кристаллы йода и красный фосфор. Закрывает крышкой, взбалтывает и ставит на пол. В фурике начинает происходить какая-то реакция, оттуда валит вонючий коричневый дым. Философ садится на пол и зачарованно смотрит на него. По рецепту теперь надо ждать полчаса.
Мы убиваем их, сидя на полу и попивая пиво. В фурике что-то клокочет и кипит. Дым застилает комнату и Философу приходится открыть дверь на балкон.
Ровно через полчаса реакция действительно заканчивается. В фурике оседает какая-то мутная жидкость. Философ выливает ее в пустую бутыль, разбавляет бензином, щелочью для прочистки труб и соляной кислотой. После этого все взбалтывает и ждет, когда жидкость разделится на фракции.
Через пару минут внизу остается темный осадок, а наверху оказывается прозрачная жидкость, Философ аккуратно переливает ее в пустую тарелку. Оставшееся несет выливать в унитаз.
В сортире он пропадает надолго. Вываливается оттуда, трясясь со смеху. Я недоуменно смотрю на него.
– Там… – начинает Философ, но снова заходится истерическим смехом. – Там… там… там унитаз дымится… ха-ха-ха…
Я отставляю пиво в сторону и иду посмотреть. Вскоре мы ржем уже вдвоем: из унитаза действительно валит густой белый дым.
– Во, бля, наверное, соседи пересрутся, – смеется Философ, – прикинь, садишься на горшок, а у тебя вдруг жопа начинает дымиться…
– Да уж, – вторю ему я, – перспектива забавная.
Высмеявшись вдоволь, мы возвращаемся на кухню. Философ берет тарелку с прозрачным раствором и ставит на плитку – выпаривать. Мы ждем, допивая пиво.
Минут через пятнадцать на дне тарелки остается лишь зеленоватый налет. Философ сконфуженно смотрит на него. Потом осторожно макает туда палец и водит им по деснам.
– Ну что? – спрашиваю его я.
– Да что-то на скорость не похоже…
Я тоже пробую эту гадость. Ерунда какая-то. Что угодно, но не скорость. Может, новый химический элемент для таблицы Менделеева.
– Да-а-а, – тяну я, – столько усилий, а эффекта – ноль.
– Ну, это как посмотреть, – тут же парирует Философ, – зато опыт какой… Эмпирика, одним словом.
Кажется, Философ может придумать оправдание всему. На то он и Философ.
– Говно твой рецепт, – говорю ему я.
– Во-первых, не мой, а наш, – отвечает он, – а, во-вторых, даже если и говно, то какое! Скоростное!
– Что делать-то будем? – спрашиваю его я.
– Да что делать? Горевать что ли? – Философ чешет затылок. – Сейчас все уберем – и за пивом… а то все кончилось, пока мы тут химичили.
Мы убираем всю нашу лабораторию в пустой кофр от баяна (не путать с баяном-шприцом!) Баян – это отдельная история. Года пол назад Философу приспичило научиться на нем играть. Ну, он и купил на толкучке по дешевке. С месяц поиграл, а потом с бодуна на ту же толкучку и отнес. Деньги мы вместе пропивали.
Философ со своими взбалмошными идеями словно доказывает, что ничто на этом свете не вечно. А тем более, такое хрупкое и ненадежное образование как царство идей.
Минут через десять мы выходим в морозную ночь. В небе высыпали огромные яркие звезды. В глубине темного купола высветился причудливой иллюминацией млечный путь. Философ ловит мой взгляд, устремленный ввысь, и, словно читая мои мысли, произносит:
– Совсем как дороги… скорости…
– И не говори.
– Ладно, черт с ней со скоростью. Сейчас по пиву – и спать. А то я устал за сегодня.
– Не то слово.
И мы идем в направлении магазина, скрипя белым снегом. Белым, как… ну вы поняли – что.
***
Что может дать тебе эта реальность? Образование, хорошую работу, которую ты возненавидишь через полгода, дом, семью, в которой ты будешь чувствовать себя одиноким, что еще?
Все, что она может тебе дать, – так или иначе, предсказуемо. Возможно, поэтому мы и выбираем что-то иное, хаотичное и неуправляемое, ищем средства выхода за пределы реальности…
Нам нравится эта игра – потому что всегда интереснее то, чего не пробовал и не знаешь, нежели то, что прочувствовали на себе десятки поколений до тебя.
ТАК ЧТО РАССЛАБЬСЯ – ТАМ, ЗА ПРЕДЕЛАМИ ТВОЕГО ПРИВЫЧНОГО МИРКА, ГОРАЗДО ИНТЕРЕСНЕЙ.
ВОПРОС ЛИШЬ В ТОМ: А СМОЖЕШЬ ЛИ ТЫ ВСЕ ЭТО ПРОМЕНЯТЬ НА НЕИЗВЕСТНОСТЬ?
Долгий день, полный безумия, дождя и солнца
"Наша земля – это большая проселочная дорога, а мы, люди, – путники"
Генрих Гейне
Начало марта. Нечто, похожее на недоваренную пищу, – такое могут есть только самые неприхотливые гурманы. Вечная сырость и грязь. Небо, похожее на пристальный взгляд убийцы. Город словно насекомое в одной из переходных стадий развития, – весь в какой-то слизи, серый и сморщенный. Ненавижу это время.
Я медленно шел по проспекту, локтями расчищая себе путь. Всякое желание двигаться отсутствовало напрочь, но выбора или хотя бы его иллюзии у меня не было. Правильно заметили мудрые люди: дурная голова ногам покоя не дает.
Уже несколько месяцев я не работал. Средств к существованию не имел. Пища оказывалась в моем желудке с периодичностью, позволяющей разве что не помереть от голода. Ночевал обычно у друзей.
За последнее время я довольно-таки неплохо изучил теорию вероятности, каждый день вычисляя возможность того, что мне удастся сегодня найти себе пропитание и крышу над головой. Как правило, вероятность была низка, но, надо отдать должное небесам, все-таки имелась.
Каждый день я бродил по улицам, убивая время и борясь с голодом. Настоящий поэт должен быть голодным – вспоминалась не помню кем сказанная фраза. Голодным, блин… Временами в желудке урчало и ныло, а иногда он закатывал такие концерты, что все слова про голодных поэтов казались брехней сытых прозаиков.
Один мой приятель, Ефрейтор, как-то рассказывал мне, что однажды шел с девушкой по дороге в приблизительно похожем состоянии. То есть их было трое: он, девушка и их общий голод. И вот, значит, шли они, мечтали о супе из бараньих потрохов, запеченном в духовке поросенке или хотя бы о тарелке пельменей на двоих, как вдруг мой приятель увидел на обочине бутерброд (я давно заметил, что люди, подобные мне, то есть голодные и не имеющие ни копейки денег, ходят, как правило, опустив голову и шаря безумным взглядом по земле, многими это ошибочно понимается, как "повесить голову под грузом житейских проблем", однако на самом деле голова не повешена – она как раз находится в самом что ни на есть рабочем состоянии, то есть занята поиском средств к существованию). Бутерброд был абсолютно свежим и, как выразился мой приятель, "складывалось стойкое ощущение, что кто-то только что тут позавтракал и забыл один-единственный бутерброд, спешно собираясь и снимаясь с места трапезы". Кусок батона и колбасы – тогда о таком они могли только мечтать. Естественно, недолго думая, приятель и его девушка съели бутерброд, благодаря небо за столь щедрый дар. Свезло – так свезло.
К чему я все это? Так вот – у Берроуза в "Западных землях" упоминается Бог Последнего Шанса, помогающий обреченным, тем, кто сбился с пути в темноте и утратил всякую надежду выбраться из нее целым и невредимым. Бог того самого случайно найденного на обочине бутерброда. Мой бог. Именно к нему я и взывал в это мартовское утро.
А мимо шли люди. Серая бесформенная масса. Уж они-то, я был уверен, позавтракали. Хотя это и вряд ли пошло им на пользу – только апатия либо, наоборот, раздражение отпечатались на их лицах.