Дети, которые вырастали здесь в тишине северных лет, как птенцы полярных гусей в тундровых болотцах, так же как гуси, когда приходило время, устремлялись по воздуху в глубь материка, унося в своих сердцах сладкие названия детства: "ягода-зассыха", "ягода - медвежий глаз", "гуськин лук", "медовые цветы", "синяя малина". И каждое новое поколение детей давало свои имена безымянной северной природе, узнавая черные бусинки сладкой зассыхи, от которой синел рот и хотелось в кусты, и с кровяными прожилками медвежьи глаза в красных кожистых веках-листочках, и синюю малину, по вкусу не похожую ни на что вообще, и сахарный дикий шиповник, и разные цветы, одинаково пахнущие медом.
Индейцы ели гуськин лук. Он, как и ягода-зассыха, был съедобен все лето. Это была низенькая болотная травка - белесовато-зеленый стебелек с пучком прямых листьев. Он не пах луком или чесноком, у него не было луковицы. А чтобы съесть его рыхлую, чуть сладковатую сердцевину, нужно было выдернуть стебель из болота и очистить от слоев полупрозрачной растительной пленки. Взрослые содрогались от ужаса, глядя, как дети, ползая коленками по желто-зеленым кочкам, едят болотную траву. Поэтому гуськин лук всегда елся вдали от взрослых. И мало кто из родителей мог похвастаться тем, что видел, как его едят.
Алешка и Пашка нашли маленькую полянку гуськина лука совсем рядом с поселком и обрабатывали ее с двух сторон, постепенно сближаясь.
- Смотри, у меня какой! - время от времени говорил один из них, показывая особенно толстый и сочный стебель.
- У меня только что еще больше был, - отзывался другой пасущийся индеец, жуя мягкую болотную растительность.
В нескольких шагах от поедаемой полянки сидел на сыроватой кочке мальчик Дуди и пялил на старших радостные глаза. Старшие не предлагали ему есть гуськин лук, боялись, как бы их опять не обвинили в издевательствах над малолетними. Поэтому Сулейман Дудиев, в мокрых на попе штанишках, сидел голодный на сырой кочке и охранял индейское оружие - два ивовых лука с нейлоновыми тетивами и набор стрел из тонких прямоугольных реек.
Индейцы так ничего толком и не поняли про этого мальчика, но обижать его, судя по всему, не стоило, а сам он был добрый и послушный, - и его приняли в племя.
- Все-таки я считаю, что ему не нужен лук, - говорил Пашка, жуя траву. - Мы свои луки сделали сами. А раз он не может сделать сам - то, значит, ему и не положено.
Алешка был не согласен и возражал. У Алешки имелось обостренное чувство справедливости:
- У всех индейцев есть луки. Мы, конечно, сделали их сами. А стрелы нам делает Спиря. И если Спиря делает стрелы для нас, а мы не умеем, то почему Дуди должен ходить без лука? Ты сам подумай - нам же будет стыдно, что у нас в племени безоружный индеец.
- Тогда почему сразу лук? - Пашка пересаживался на еще не объеденную кочку. - Пусть ходит с копьем или томагавком.
- А он может сделать копье или томагавк? - спрашивал Алешка.
- Томагавк - вряд ли, - рассуждал Пашка. - А копье делать легко, копье - это острая палка.
- Дуди, ты согласен ходить с копьем? - спросил Алешка.
- Дуди! - ответил Дуди и покосился голодными глазами на гуськин лук в Алешкиных руках.
Алешка проследил его взгляд.
- Хочешь лук? - двусмысленно спросил Алешка.
- Дуди! - ответил Дуди.
- Вот дурак, - сказал Пашка. - Иди найди прямую длинную палку.
Дуди встал, аккуратно сложил луки со стрелами на сырую кочку и пошел в сторону поселка.
- Зачем мы взяли этого дурака в племя? - спросил Пашка неприязненно. - Разве ты видел где-нибудь индейцев-дураков?
- Знаешь, - сказал Алешка, глядя вслед прыгающей по кочкам фигурке в нечистой курточке, все еще чувствуя вину и запах белой краски, - если индеец сходит с ума, он ведь не перестает быть индейцем. Бывают сумасшедшие индейцы. Сумасшедший - это и есть дурак. У индейцев сумасшедшие даже бывают шаманами и разговаривают с индейским богом Маниту.
Пашка не интересовался богословскими вопросами, но для вежливости решил поддержать беседу. Потому что есть гуськин лук вместе и молча было бы просто нахальством по отношению друг к другу. Так поступают только животные. Хотя он, конечно, не знал, едят ли какие-нибудь животные гуськин лук.
- И как они говорят с индейским богом, эти дураки-шаманы?
Алешка не знал ничего про индейского бога, кроме имени, вычитанного у Фенимора Купера. Он в задумчивости выбрал кочку посуше, сел на нее и огляделся. Пустынная травянистая местность не давала подсказок. Под ногами шевелился от ветра гуськин лук - длинными узкими листьями.
- У индейцев есть место, которое их дом, - начал Алешка неуверенно, припоминая болгарские и советские вестерны. - Это такое место, где стоят вигвамы, хотя бы один вигвам, и столб, на котором вырезан бог.
Пашка глянул на Алешку подозрительно:
- Ты что, наелся уже? Можно я твою половину съем? - он кивнул на другую сторону полянки.
- Нельзя, - сказал Алешка. - Я сейчас доем. Дай подумать… Так вот, там столб стоит, в этом месте, у их дома. И шаманы говорят с этим столбом, и бог слышит.
- Во-первых, - сказал Пашка голосом объедающегося человека, - кто тебе сделает такой столб? Во-вторых, где наш вигвам? В-третьих, а если не шаман будет говорить со столбом, бог его услышит?
- Нет, если не шаман, то не услышит, - помотал головой Алешка.
- Получается, что великий Маниту слышит только дураков?
- Почему дураков? - поморщился Алешка.
- Ты только что говорил, что шаманы - сумасшедшие. Они ведь и правда во всех фильмах скачут как дураки и больше ничего не делают. И по-твоему выходит, что вот таких дураков только и слышит бог, потому что они разговаривают со столбом?
Алешка зажмурился. Получалось действительно непонятно.
- Знаешь, что я думаю, - сказал Пашка, не переставая жевать. - Я читал в книжке, что все эти шаманы были действительно дураки и только обманывали людей. Своих же, индейцев, обманывали. Ты хоть раз видел в кино, чтобы они говорили со столбом, а им бог что-нибудь отвечал? Польза от этих разговоров со столбом была хоть какая-нибудь?
- Нет, вообще никто не отвечал, - Алешка чувствовал, что запутался. - Вообще-то они еще и злые все, эти шаманы. Дураки и злые… Тогда как же индейцы разговаривают с великим духом Маниту?
- Вариантов два, - рассуждал Пашка. Он съел уже много гуськина лука, забрался на чужую половинку полянки и ощущал в себе силы дойти до ее края. - С ним вообще никто не разговаривает. Или разговаривать с ним может каждый. Но если с ним не разговаривает никто, то он, получается, и не нужен. Зачем нужен бог, с которым не поговорить? А индейцы про него постоянно вспоминают, ни к селу ни к городу. Значит, они все с ним могут говорить.
- Фигня какая! - возмутился Алешка еретическим мыслям соплеменника. - А чего же они тогда шаманам верят? Если каждый говорит с богом, то зачем тогда эти столбы и шаманы, которые скачут?
- А-а-а! - вдохновенно поднял палец вверх Пашка, некоторое время прожевывал траву, а потом сказал: - Говорить с богом можно не везде! Есть специальные места, которые ближе к богу и откуда он услышит, - например, на самой высокой горе. Вон высокая гора - сколько раз ты на нее забирался?
Алешка посмотрел на силуэт далекой и высокой сопки, одним боком нависавшей над долиной.
- Ни разу… Высоко же…
- А ты знаешь кого-нибудь, кто там был? - Пашка продолжал указывать пальцем на вершину горы.
- Нет, - сказал Алешка, начиная смутно прозревать. - И не слышал даже…
- Вот, - сказал Пашка, опуская взгляд на полянку гуськина лука. - И у индейцев так же. Говорить с богом могут все, а не говорит никто, потому что надо на гору лезть.
- А если залезть, - Алешка смотрел на туманную верхушку сопки, расширив черные глаза. - Если залезть, то что будет?
Пашка помолчал, думая о том, поесть ли еще или оставить хоть немного брату по оружию. Потом принял решение и сказал:
- У тебя должен быть вопрос к богу. Глупо лезть на такую гору, если на твой вопрос могут ответить внизу. Ты залезешь, бог посмотрит на тебя - какие у тебя вопросы?
- А если нет вопросов? - быстро спросил Алешка, не отводя взгляда от вершины.
- Тогда ты, наверное, не вернешься с горы. Это же такая глупость - беспокоить бога, если у тебя нет вопросов. Лучше уж быть дурачком-шаманом. Или лучше вообще не вернуться.
- А что там, на горе? - спросил Алешка.
Пашка посмотрел вдаль…
- Я ведь там тоже не был… - сказал он. - Пусть Дуди будет шаманом. Они вообще без оружия ходят.
- Да, - тихо согласился Алешка. - Пусть… Ты это все сейчас придумал?
- Это элементарно, - сказал Пашка. - Дедуктивным методом узнал. Мы с братом Шерлока Холмса уже второй месяц читаем. Я съел весь гуськин лук.
Дуди вернулся не один. Он шел по тундровым лужам веселой, подпрыгивающей походкой, а рядом с ним шагали каменнолицый бледный Спиря, смуглый пухлощекий толстячок и дылда-третьеклассник.
- Эй, давайте их тоже в индейцы примем! - закричал издалека Спиря.
Пашка и Алешка подняли луки со стрелами и молча смотрели на незваных гостей. Те подошли, встали чуть в сторонке, почтительно разглядывая индейское оружие. Дуди нагнулся к Алешкиным ногам и молча положил на траву дощечку от деревянного ящика. Индейцы в недоумении уставились на него. Пашка догадался первым:
- А… Он палку для копья принес! Дуди, это плохая палка, и вообще, мы решили, что ты будешь шаман.
- Дуди! - радостно сказал шаман.
- Пацаны, это Дима и Коля, они тоже хотят быть индейцами, - представил Спиря незнакомцев, тщательно выговаривая русские слова. - А это Алеша и Паша, они придумали быть индейцами. А это… это шаман, я не знаю, как его зовут.