* * *
– Господи, что у тебя с головой? – испуганно спросила Лиля.
– Да так… ничего.
– Тебя что, ранили? – осторожно осведомилась женщина, и Игорь заметил, что глаза у нее стали просто огромными.
– Да нет… что ты! – поспешил успокоить ее майор, тронутый таким проявлением чувств к своей персоне. – Просто… ушибся немного. Поцарапался, и все. Ну… меня в санчасти и перевязали. На всякий случай.
Перевязала его Машка Камышева – не совсем умело, но бинта она не пожалела. Намотала марли на его злосчастную голову будь здоров, с километр. Бровей, во всяком случае, совсем не было видно.
– Болит? – Лиля участливо протянула руку.
Он инстинктивно отпрянул – под повязкой до сих пор огнем жгло от многочисленных Машкиных экспериментов со всякой химией. После того как с русой краской получилось еще хуже, чем с коричневой, – брови вообще пошли какими-то цветами побежалости, эксперт Камышева перепробовала на нем, как на подопытном кролике, все – и кислоту, и щелочь, и даже пемзой терла. Кое-где даже дыры образовались… а вот с бровями справиться так и не удалось.
– Бедный мой…
В коридор пулей вылетела Кирюха:
– Папа пришел! Ой, а что это? Тебе больно? Я подую!
– Ну, подуй…
– Ты с дерева упал? Или с лестницы? – деловито осведомилась его любимая малявка, старательно дуя куда-то в область носа.
От этого врачевания у нее самой смешно развевались тонкие белые волосики надо лбом, а Игорю было ужасно щекотно. И приятно. И как будто действительно становилось легче.
– Вроде того, как с дерева… – подтвердил он, целуя ее куда придется. – Скорее всего, с дуба. Точно, это был дуб! И чего я на него полез?
– Пятерчатки дать тебе? Хорошо боль снимает. Кирка, отстань от него! Не вертись под ногами! Ужинать будешь?
– Ужинать буду. Есть хочу, как собака.
Он действительно был голоден – весь день просидел в проклятой подсобке, а потом огородами пробирался к себе в кабинет, боясь попасться кому-то на глаза. Однако в коридорах Управления, несмотря на вечернее время, шаталась чертова прорва народу. И каждый считал своим долгом спросить, что у него с головой!
Лиля сидела, подперев кулачком щеку, и с жалостью наблюдала, как он уписывает подогретые макароны по-флотски, прихлебывает чай, откусывает огромные куски то от огурца, то от помидора.
– Ты мне книжку на ночь почитаешь? – Кирка, которую мать уже несколько раз изгоняла из кухни, снова явилась – с любимыми сказками под мышкой и недовольно-ревнивым взглядом исподлобья.
– Конечно, почитаю. Вот, сейчас доем…
– Кирюха, иди спать наконец! У него голова болит!
– Да ничего у меня не болит…
– Ну, меня-то можешь не обманывать.
– Никого я не обманываю… а это что?
– Пирожки.
– Есть можно?
– Ну, я же для тебя их купила!
– Я тоже хочу! – дитя, отыскав повод, тут же забралось к нему на колени. – Дай мне откусить!
– Ну давай… кусай… вот, смотри, тут кусай, где начинки больше. Какие пирожки классные, правда, Кирюх? С яблоками…
– Умгу… Еще укушу!
– Кирка, ну когда же ты наконец угомонишься?
– Завтра в садик не идти!
– Игорь, а ты утром на работу?
– Ну… думаю, что нет. Во-первых, суббота. А во-вторых – раненый я или нет? Больничный возьму. Как вам такая перспектива, девчонки? Неделю тут с вами буду! Чего мы сделать собирались? Окна заклеить, чтоб не дуло? Значит, буду заклеивать!
– И я в садик целую неделю не буду ходить! – сделала вывод хитрая малышка. – И мы с тобой в зоопарк пойдем, и на каруселях кататься, и мороженое купим… а еще ты меня обещал на лошадке покатать!
– Будешь! – Лиля терпеть не могла, когда дочь становилась бессовестной вымогательницей. – Обязательно будешь в садик ходить! Игорю плохо. У него голова болит – видишь, какая рана? Я ему даже окна заклеивать не разрешу! У него может головокружение случиться. Вдруг выпадет твой… самый большой друг?
Лиля избегала называть Игоря "папой", как это делала ее дочь. Несмотря на то, что он сделал ей предложение. И они даже собирались на днях сходить и подать заявление. Однако она не то чтобы боялась спугнуть то хорошее, что происходило в ее жизни, но… словом, она и сама не смогла бы однозначно определить, чего опасалась. Наверное, она вела себя так потому, что была чрезвычайно выдержанным человеком, избегающим скоропалительных решений и неправильных выводов…
– Так что, его теперь в больницу заберут? Как бабушку?
– Кирка, ну что ты такое говоришь…
– Нет уж! Кирюш, не переживай, я им не дамся! Никаких больниц! Меня и так сегодня уже… лечили-лечили! Лиль, не подкладывай мне больше этих пирогов… я и так уже щеки отъел на твоих харчах… их уже даже сзади видно!
– Ты же целый день голодный бегал, наверное… – Она легко провела пальцами по его лицу, чуть задержавшись на губах, и Кирюха также не осталась в стороне – с визгом бросилась ему на шею, так что он покачнулся и, охнув, едва не свалился с табурета.
– Да что ж это такое! Быстро марш спать! – рассердилась Лиля.
– Мне еще сказку обещали читать… – насупилась дочь. Слезы были редким явлением в этом семействе, но гримасничать Кирюха умела и любила.
– Так, давай будем слушать маму… пошли вместе, я тебя уложу и почитаю…
Непочтительная девчонка обернулась и показала матери язык, за что немедленно получила шлепок пониже спины. Не больный, но вполне воспитательный.
– …ты сам уже спишь…
Игоря тихонько потрясли за плечо, и он тут же вскинулся: оказывается, та, кого он даже мысленно называет своей родной дочерью, уже давно посапывает в своей кроватке, а он, уронив книжку, прикорнул в кресле рядом.
– Черт его знает, кто эти сказки пишет… Кот-баюн, наверное… засыпаешь просто на раз! "Волшебные сказки" – это неправильно. Нужно было написать "Снотворные", – прокомментировал он, поднимая с полу оброненную книжечку. – Ну, я быстренько в душ…
– Давай. А я пока постелю.
В ванной он снял повязку, принял душ, а потом так долго прилаживал бинт на место, что Лиля забеспокоилась.
– Игорь, с тобой все в порядке? – громким шепотом осведомилась она через дверь.
– Все… черт, не могу завязать! Ничего не вижу сзади! Хоть опять разматывай!
– Открой, я тебе помогу.
Не задумываясь о последствиях, он щелкнул замком, и любимая женщина тут же оценила его перевязку:
– Господи, чего ты себе намотал! Просто чалма какая-то… Дай сюда… я тебя перевяжу как надо. Когда я еще работала журналистом и ездила по всяким горячим точкам, мы проходили курсы первой помощи. Сейчас проверим, кто из нас лучший доктор Айболит… Ты рану не намочил? Может, перекисью надо обработать?
– Лиль, ничего не надо… и перематывать тоже… ты концы просто завяжи, и все.
– Да оно сползет тут же! Вот, смотри! – Она слегка дернула за повязку, и та действительно слетела, повергнув добровольную сестру милосердия в шок. – Игорь… что это?! Тебе что, брови зеленкой заливали? Почему они такого цвета?!
Машкин русый, смешавшись с ядовито-оранжевым, дал неописуемый сине-зеленый, местами отливавший в фиолетовый и в малахит. Ничего не оставалось, как открыть любимой горькую правду:
– Это Камышева… короче, сам виноват, – тут же выгородил он давнишнюю подругу. – Они там всем отделом брови красили, а меня просто как черт принес… не вовремя. Ну, она и говорит: вид у тебя неприличный… давай и твои подкрасим чуток.
– Так это чем они тебя? – изумилась Лиля. – Что это за краска такая?!
– Сначала в коричневый… кошмар просто, что получилось… Генсек Брежнев в лучшие годы, помесь с бенгальским тигром, и все! Я чуть не рухнул, когда увидел! Потом травили гадостью какой-то вонючей… "Блондоран", что ли… чуть не слезло вообще все вместе с мордой! Ты их еще не видела, когда они оранжевые были! – заявил Лысенко. – Зеленые – и то лучше!
Лиля хрюкнула, потом захохотала и, цепляясь за стенку в пароксизме смеха, буквально сползла на пол.
– Они еще и оранжевые были… оранжевые! Господи! Ора-а-анжевые!!! Ой, я просто умру сейчас… А зеленые теперь почему?!
– Ну… Машка их потом, после оранжевого, в русый красила… смешалось так, говорит…
– Русы-ы-ый… ой… я не могу больше… ру-у-усый… как у русалки… хвост… точно!! Ой, не смотри на меня… я сейчас помру просто… ой, отвернись!.. бандитская пуля… повязка… Как ты теперь вообще на работу ходить будешь? – отсмеявшись, спросила она.
– Сбрею их к чертовой матери! И буду ходить перевязанный, пока новые не отрастут.
– Бедный мой… ну, ты сбривать погоди, может, придумаем чего… А почему ж эта твоя Машка сказала, что у тебя вид неприличный?
– Говорит, выгорел, брови как седые…
– Ой… не могу… опять накатило… Отвернись… у меня уже живот болит и слезы льются… Как она тебя отделала! Я ей это еще припомню… И красное какое все вокруг… – Лиля внезапно успокоилась и достала с полки какую-то банку. – Иди, садись на кухне, я тебя хотя бы заживляющим бальзамом помажу.
– А хуже не будет? – подозрительно осведомился он.
– Хуже уже точно не будет… действительно, что теперь с этим делать? – Она осторожно, нежными пальцами накладывала мазь на воспаленную кожу. – Тут нужен какой-то хороший специалист по макияжу, наверное…