Это было довольно опасное зрелище, гири вполне могли упасть на головы мальчишек, которые сбежались на это представление не только с нашего двора, но и с соседнего. Но Стасик не давал гирям упасть, он вылавливал их из темноты и снова швырял в небо.
Я выбрал момент, когда гири были в руках у Стасика, подошел и сказал: "Брось. Убьешь ведь кого-нибудь". Но он расхохотался и свирепо посмотрел на меня из темноты. "Ну, что! - закричал он. - Кто говорил, что Стасика уже можно списывать? Рано, сволочи, рано!" - и попытался еще раз бросить гири, но я крепко схватил его за руки, почти повис на них. Он сказал удивленно: "Ты собираешься со мной драться? Хочешь, я разорву тебя на две половины?"
Он действительно мог бы разорвать меня, это не составило бы для него труда - мускулов и злобы в нем было достаточно. Он тяжело дышал, но даже в тяжести его дыхания было больше силы, чем усталости, - воздух из его раскрытого рта бил в мое лицо с такой упругой силой, что в нем совсем не чувствовался запах водки, он был как свежий природный ветер.
"Ты думаешь, почему я выпил? - спросил вдруг Стасик шепотом. - Я завязываю, понял? Больше пить не стану. С завтрашнего дня начинаю тренироваться, ты веришь мне?" "Нет, - ответил я. - Не верю. Сколько тебе можно верить? Ты каждый день завязываешь".
И пошел домой. "А ты поверь! - кричал мне вслед Стасик. - Поверь, а то убью!" Я оглянулся: он стоял огромный и белый в темноте, а в руках держал две черные гири. И в воздухе опять пахло водкой.
Я вошел в дом и позвонил Игреку. Он ответил сухо и официально: "Слушаю". "Я согласен", - сказал я. "Это ты, Савинов? - произнес Игрек уже другим голосом. - Ну что ж, выручил ты нас. Молодец".
Я не ответил, ждал, когда он положит трубку. "-Спасибо, - сказал Игрек, помолчав. - Ты делаешь доброе дело". Я снова стал ждать, чтоб он положил трубку. Он сказал: "Поверь, я хорошо понимаю,
чего тебе стоит такое решение. Я ценю это", - и трубку пришлось положить первому мне.
Было уже поздно. Папа еще не вернулся со спектакля, мама читала в гостиной, бабушка, была на кухне. Я пошел в ванную и проявил пленку с осенними фотоэтюдами.
Потом повесил ее в своей комнате и стал смотреть, как она сохнет. Это интересный процесс, я люблю за ним наблюдать. Сначала пленка висит мокрая, и с нее капает. Потом уже не капает, хотя она по-прежнему мокрая. Затем высыхают края, и пленка начинает изгибаться, коробиться, вид у нее со стороны отвратительный, кажется, что она безнадежно испорчена. Наконец она высыхает вся - висит гладкая, ровная и матово светится. На нее приятно смотреть.
Я долго рассматривал на свет свои осенние этюды - некоторые получились довольно удачными, - представлял, какими они будут на бумаге, прикидывал, как скадрировать каждый снимок, на каком номере бумаги их печатать и в каких проявителях лучше проявлять. Это были самые приятные минуты сегодняшнего довольно неприятного дня, и мне очень хотелось продлить их - запереться в ванной и печатать фотографии до утра. Но я знал, какой ужасный день ожидает меня завтра. Перед ним нужно было хорошо выспаться.
Накануне я купил книгу "Особенности светопередачи широкоугольных объективов" и немного почитал ее в постели, а потом быстро заснул, и мне приснился сон, будто я лежу совершенно голый на пляже и прячу под собой какой-то очень важный секретный предмет, а надо мной стоит мужчина и весело тараторит о разных пустяках, а я фальшиво хихикаю в ответ и ерзаю спиной от жуткого страха: вдруг он догадается, что я что-то прячу.
Я не люблю таких снов, в которых нет никаких событий, никакого действия, а одно только нервное напряжение, но этот сон длился очень долго, и я никак не мог его закончить. Потом наконец проснулся и подумал: а как я мог положить в годные конденсаторы бракованный?
Спросонья моя голова работала необыкновенно четко. Я вдруг понял, что вся затея Игрека рушится, и обрадовался. Ведь если я подсунул негодный конденсатор по рассеянности или по халатности - одним словом, нечаянно, то, значит, я сам не должен был этого заметить? Значит, я не должен знать о своей вине! А если знаю, то выходит, что я подсунул негодный конденсатор нарочно. Специально! Умышленно! Но ведь этого не может быть! Я же не вредитель, в это никто не поверит!
Значит, так: я проверил конденсатор, и у него емкость не соответствовала номинальной. И тем не менее я взял и положил его в коробку, где лежат годные конденсаторы. И не по рассеянности положил, раз помню, а сознательно, причем хорошо зная, что это не обыкновенная работа, а задание государственной важности…
Кто в это поверит?
Я вышел в прихожую и позвонил Игреку, не включая света, на ощупь набирая номер. Я не знал, который час, но чувствовал, что уже глубокая ночь.
Я думал, придется долго слушать гудки, пока Игрек проснется и подойдет к телефону.
Но он снял трубку мгновенно. Как будто всю ночь держал руку над телефоном в ожидании моего звонка. "Это я, - сказал я. - Ничего у нас не выйдет. Ведь получится, что я нарочно…"
"Я собирался позвонить тебе утром, - перебил меня Игрек. - На заводе у нас вряд ли найдется время для отдельного разговора. Все очень просто. Слушай внимательно и запоминай. Помнишь, как было? Большой ящик и маленькая коробочка. В ящик вы бросали обычные конденсаторы, в коробочку складывали номинальные. Представь себе такой случай: ты нечаянно бросаешь номинальный конденсатор в ящик. И тут же спохватываешься - вынимаешь его из ящика и кладешь в коробочку. И проверяешь конденсаторы дальше. Так могло быть?"
"Вполне, - ответил я. - Обычных конденсаторов гораздо больше, так что привыкаешь бросать в ящик один за другим, все в ящик да в ящик. Даже рефлекс вырабатывается - в ящик, а не в коробочку".
"Вот именно, - сказал Игрек. - Может, у тебя так и было? Слишком хорошо ты объясняешь".
"Да, было, - ответил я. - Один раз. Но я же вынул из ящика и положил в коробочку. Вы что, снова меня подозреваете?"
"Мне уже нет смысла подозревать, - сказал Игрек. - Слушай внимательно дальше. Итак, ты проверяешь другие конденсаторы, но вдруг у тебя возникает сомнение: тот ли конденсатор ты вынул из ящика? Внешне ведь они одинаковы, и ты вполне мог бросить один, а вынуть другой. Могло так быть?"
"Нет, - сказал я. - Так не было. Я вынул тот же".
"Охотно тебе верю, - сказал Игрек. - Но быть так могло. И сомнение у тебя могло возникнуть. Не возникало?"
"Я сейчас повешу трубку, - ответил я. - Вы не смеете меня подозревать".
"Слушай внимательно, - продолжал Игрек. - Я тебя ни в чем не подозреваю. Я только создаю легенду… Итак, у тебя возникло сомнение, и ты решил перепроверить все конденсаторы в коробочке. Убедиться, номинальная ли у всех емкость, не попал ли туда негодный. Но тут зазвенел звонок на обеденный перерыв. Ты все равно хотел перепроверить - ведь это недолгая работа, в коробочке не больше десятка конденсаторов, но к тебе подошел Юра и потащил в столовую. Если не ошибаюсь, он всегда подходит к тебе в начале обеденного перерыва?"
"Да, - ответил я. - Только сегодня не подходил. Из-за подозрений уже".
"Так вот, - перебил Игрек, - к тебе подошел Юра, и ты подумал: ладно, проверю после обеда. А когда вернулся из столовой, коробочки уже не было, ее унесли. Тем более, что с обеда ты опоздал…"
"Как это опоздал!" - спросил я и вдруг увидел бабушку. Она незаметно вышла из своей комнаты и теперь стояла посреди коридора в белой ночной рубашке, похожая на привидение. "В такой поздний час! - воскликнула она трагическим шепотом. - Сережа! С кем ты разговариваешь?"
Я махнул рукой, чтоб она умолкла. "Как обычно, - говорил Игрек. - Остаток перерыва ты проводишь в коридоре, так? И играешь с Юрой в ноус. Правильно?"
"Да, - ответил я. - В ноус".
"Боже мой! - сказала бабушка. - Что такое вноус?"
"И иногда прихватываете лишних минут пять, - продолжал Игрек. - А то и десять".
"Нет, - возразил я. - Пять - это еще куда ни шло. Это максимум".
Бабушка стояла возле меня, качая головой и шумно вздыхая. Она мешала мне. Я хотел попросить ее уйти, но мог услышать Игрек.
"Допустим, - говорил он. - Допустим даже, что ты вообще не опоздал, это ничего не меняет. Мастер унес номинальные конденсаторы в сейф и запер их там. Он делал это всегда дважды - в обеденный перерыв и в конце рабочего дня. И когда ты пришел с обеда, коробочка была уже пуста Тогда ты решил перепроверить все конденсаторы из ящика: если среди них нет номинального, значит, все в порядке. Понятно?".
"Да", - ответил я. Игрек продолжал: "Но ты его нашел. Ты перепроверил всего пять или шесть конденсаторов и натолкнулся на него - с емкостью ровно в двести микрофарад… Ты хорошо запоминаешь?"
Настроение у меня испортилось. Я уже надеялся, что у нас с Игреком ничего не получится и мне не придется брать вину на себя, но теперь видел, что Игрек придумал все довольно ловко. Кроме того, у меня теперь не выходила из головы такая мысль: ведь у меня было несколько таких случаев, когда я бросал номинальный конденсатор в ящик, а потом вынимал и клал в коробочку. Но ни разу я не подумал, что мог перепутать. А ведь мог… "Ты меня слышишь?" - спросил Игрек. - "Да, да, - ответил я. - С емкостью ровно в двести микрофарад".
"Боже мой! - вдруг громко сказала бабушка. - Что такое двести микрофарад?"
Она произнесла это так громко, что ее голос донесся до Игрека. Он спросил: "Ты что, не один?" "Один", - ответил я, и бабушка снова охнула и повторила: "Один!".